Михаил Зефиров - Цель – корабли. Противостояние Люфтваффе и советского Балтийского флота Страница 16

Стрельбу в Кронштадте заметили с южного берега Финского залива, где в районе форта «Красная Горка» находились позиции 309-го отдельного прожекторного батальона. Начальник его штаба доложил своему командиру, что Кронштадт, видимо, атаковали вражеские самолеты. Майор П. П. Ковкин воспринял это как сигнал о продолжении учений, в плане которых намечалось «воздушное нападение на ВМБ Кронштадт», которое должно было «отражаться» с проведением учебных стрельб.

Через некоторое время послышался звук моторов приближавшихся самолетов, и в небе появились два силуэта, летевших курсом с востока на запад. Перед КП размещалась 3-я батарея 11-го ОЗАД, но она не открывала огня из-за слишком малой высоты полета целей. Через две минуты прошли еще три самолета. Они летели над фарватером, и тут уж батарея произвела по ним залп. Только тогда до командира-прожекториста дошло, что это уже не учения, а настоящая война.

Разрывы снарядов в непосредственной близости от своих машин стали неожиданностью для экипажей Люфтваффе. Пилотам «Юн-керсов» пришлось срочно выполнять противозенитный маневр. Впрочем, ни один самолет не пострадал, хотя пэвэошники затем и утверждали, что сбили два и повредили еще один бомбардировщик.

Сбросив мины BM1000 в фарватеры на подходах к главной базе Балтийского флота, Ju-88A повернули обратно на северо-запад. При этом немецкие бортстрелки, видимо, в отместку за внезапный зенитный огонь обстреляли пароход «Луга», случайно оказавшийся на маршруте их полета. Поскольку запаса топлива, чтобы вернуться обратно в Восточную Пруссию уже не хватало, «Юнкерсы», как и было заранее спланировано, направились на финский аэродром Утти, расположенный в 10 км восточнее города Коувола.

Еще в начале мая 1941 г. три офицера из KGr.806 были командированы в Финляндию, чтобы определить, какие аэродромы в южной части страны могли бы при начале войны против Советского Союза послужить базой для 1-й эскадрильи. 18 июня финское правительство разрешило Люфтваффе использовать шесть аэродромов на своей территории: Хельсинки-Мальми, Утти, Луонетярви, находившийся северо-западнее города Тампере, а также Рованиеми, Кеми-ярви и Петсамо (ныне Печенга). И уже в тот же день в Луонетярви прибыли три Do-215 из 1-й эскадрильи АиШ^г. ОЬ. ёХ., а в Рованиеми перелетели три Do-17P из 3-й эскадрильи дальней разведки Aufkl.Gr.22. Затем в течение 20–21 июня на аэродром Утти были доставлены топливо, запасы бомб и донных мин и немецкий технический персонал, необходимые для дозаправки и перевооружения «Юнкерсов».

Интересно, что есть сведения о том, что во время первого налета на Кронштадт в ночь на 22 июня на борту ведущего Ju-88A из KG806 находился финский летчик – лейтенант Эрви (P. Ervi). Он был прикомандирован к штабу 1-го воздушного флота Люфтваффе в

качестве офицера связи. Эрви был летчиком-истребителем и хорошо знал подходы к аэродрому Утти, который долгие годы был главной базой финской истребительной авиации. Можно предположить, что его задачей было помочь немецким пилотам и штурманам найти незнакомый для них аэродром.

В тот же день – 22 июня – еще две группы. Ги-88А-1/А-5 общей численностью около 34 самолетов, пролетев через воздушное пространство Финляндии,[33] сбросили мины BM1000 на Морской канал, соединяющий Кронштадт и Ленинград, и на шлюзы на Бело-моро-Балтийском канале имени Сталина. Точных данных о том, каким именно авиагруппам принадлежали эти «Юнкерсы», нет. Но скорее всего они были из состава или KG1, или KG76, или KG77, входивших 1-й авиакорпус Люфтваффе под командованием генерала авиации Гельмута Фёрстера (Helmut Forster).

Тем временем события на командном пункте участка ПВО Кронштадтской военно-морской базы в Петергофе развивались своим чередом. От дежурного по штабу 2-го корпуса ПВО последовал запрос о причине пальбы над Кронштадтом. Командующий Северной зоной ПВО генерал-майор Крюков тоже потребовал «доложить воздушную обстановку над Кронштадтом». Тем временем на КП по тревоге прибывали офицеры. В эти минуты никому не хотелось верить, что пришла война, люди надеялись, что произошла какая-то ошибка, провокация и скоро все разъяснится. Вскоре явился и военный комиссар участка ПВО Л. Л. Маргулис. Этот не в меру ретивый политработник тут же «принял меры», а именно отстранил несчастного капитана Кушнерева от дежурства. Да еще и пригрозил: «Мы разберемся, что вы натворили и по каким самолетам открыли огонь». Но разбирательство продлилось недолго. В полдень как гром среди ясного неба по радио прозвучало сообщение наркома по иностранным делам СССР В. М. Молотова, разом разрешившее вопрос о правомерности действий зенитчиков.

На разборе состоявшихся стрельб со всеми командирами батарей и дивизионов командир 1-го ЗенАП майор Игнатовский наряду с положительными результатами отметил и ряд серьезных недостатков: неуверенные знания правил стрельбы по низколетящим самолетам, слабую слаженность в действиях расчетов орудий и приборов управления огнем, большую затрату времени на захват воздушных целей, не всегда правильное распределение целей между батареями и т. д. Примерно такая же картина была и в других частях противовоздушной обороны.

Сведения о количестве и типах увиденных в утренней мгле самолетов-призраков поступали самые противоречивые. Надо сказать, что в советской ПВО вопрос с опознаванием самолетов противника в начале войны стоял весьма остро. Если обнаружить цель ночью можно было по звуку моторов с расстояния 10–12 км, то опознать же было гораздо сложнее. В то время основным способом было сравнение с силуэтом, но их-то зенитчики знали слабо. При этом лучше других знали бомбардировщик «Дорнье-215», так как в 1940 г. две такие машины были проданы в Советский Союз, и их фотографии получили широкое распространение в частях ПВО. О более же современном Ju-88 было известно гораздо меньше.

Н. П. Мильченко, который в начале войны в звании лейтенанта командовал взводом в 169-м ЗенАП, вспоминал: «Кмоменту нападения Германии на нашу страну в полку, да и в корпусе, к сожалению, не имелось необходимого для этого материального обеспечения, не было и пособий по изучению немецких самолетов. А все потому, что в предвоенное время в централизованном порядке запрещалось выпускать литературу и пособия о вооруженных силах Германии. А на местах не все сумели развернуться. Когда началась война, разведчиков-наблюдателей мы стали учить кустарным способом, кто как умел. И конечно же, это дало о себе знать». Из-за ошибок в опознавании обстрел зенитчиками своих самолетов стал обыденным делом, равно как и пропуск немецких, принятых за свои.

Люфтваффе свою задачу на рассвете 22 июня в целом выполнили, однако часть мин была сброшена там, где корабли вообще не ходили. Видимо, пилоты имели не вполне точную информацию о глубинах и фарватерах вокруг Кронштадта. Да и вообще начало войны на море с постановки мин, то есть, по сути, с применения пассивного оружия, представляется ошибочным (подобную же операцию в это же самое время на Черном море проводила и II-я группа KG4 «Генерал Вефер»). Эффект внезапности лучше было бы использовать для массированного бомбового удара по крупным кораблям, стоявшим в базах.

Утром над Кронштадтом пролетел самолет-разведчик, опознанный постами ВНОС как финский. По нему вели огонь зенитные батареи, в том числе орудия стоявшего в гавани линкора «Марат».

Надо заметить, что в общем-то спутать самолеты финских ВВС и Люфтваффе было немудрено, поскольку и те и те имели один и тот же опознавательный знак – свастику, отличавшуюся лишь цветом: у финнов она была синяя, а у немцев – черная. Однако при этом финская свастика не имела ничего общего с нацистской символикой, что неоднократно подчеркивалось и продолжает подчеркиваться в Финляндии. Еще в начале марта 1918 г. шведский граф Эрик фон Розен (Erik von Rosen) подарил финнам самолет «Моран-Пара-соль», который имел на крыльях его личную эмблему – синюю свастику. Этот знак был известен с глубокой древности[34] и считался в христианстве выражением пожелания благополучия, счастья и удачи. В итоге синяя свастика, в знак признательности фон Розену, стала официальным опознавательным знаком финских ВВС и просуществовала в этом качестве с марта 1918 г. до апреля 1945 г.

В ночь на 23 июня Ju-88A из 1-й эскадрильи KGr.806 снова появились над Кронштадтом, причем на этот раз сирены воздушной тревоги впервые завыли и в соседнем Ленинграде. Самолеты шли двумя группами по семь – девять машин со стороны Карельского перешейка. Они опять летели на малой высоте, около 500 метров, что, как уже говорилось выше, диктовалось требованиями к высоте сброса мин BM1000.

Фактор внезапности, сработавший накануне, был уже утрачен, за что немецкие пилоты и поплатились. В районе Сестрорецка они попали под плотный огонь батарей 115-го и 194-го зенитных артполков. В результате был подбит и загорелся «Юнкерс» лейтенанта Ханса Тюрмаера (Hans Turmeyer). Согласно советским данным, отличились зенитчики батареи младшего лейтенанта А. Т. Пимчен-кова из 115-го ЗенАП.