Анатолий Казаков - Кровавое лето в Бендерах (записки походного атамана) Страница 16

Через открытые окна, проезжающего по Тирасполю автобуса, во всей красе был виден очень уютный, в неге лежащий под лучами южного солнца город, утопающий в зелени садов и скверов, благоухающий нежным ароматом ярко цветущих клумб и газонов. Райское, просто благодатное место. Но… Взгляд часто натыкался на идущих по улице людей, затянутых ремнями в «камуфляж» и «песчанку», на вооруженные патрули в черных беретах, на красно-зеленые флаги с черными лентами — в Приднестровье траур…

…Этого плотненького пожилого мужчину с открытым добрым лицом, но беспокойным взглядом, несколько суетливого, с потертой дорожной сумкой через плечо, Вадим заметил еще на вокзале в Одессе. Увидев кого-то из знакомых, он буквально бросился к сидевшей группе беженцев… Плакала, говорившая с ним, женщина. Беззвучно плакал и мужичок… Потом Вадим взглядом выхватил его же, стоящим в очереди у кассы автовокзала. Понаблюдал. Суровое лицо, потухший и какой-то отсутствующий взгляд — от былой живости не осталось и следа. Ехали с ним в одном автобусе…

— Извините, пожалуйста, — обратился Михайлов к этому случайному попутчику, когда пассажиры вышли из автобуса, — Вы, видимо, тираспольчанин?.. Не подскажите, чтоб нам долго не плутать, как найти штаб казачьего войска?

Мужичок как-то боком сделал шаг назад, смерил Вадима настороженным взглядом немигающих глаз и, недоверчиво, но жестко спросил:

— Вам — это кому? Вы кто? Зачем вам нужен казачий штаб? — и, не поворачивая головы, глазами поискал кого-то по сторонам…

Михайлов знал, что мужик группу все равно бы не увидел — по-одному, по-двое казаки разошлись… Или он патруль высматривал? Хоть они находились уже на СВОЕЙ земле, но с патрулем не очень-то хотелось объясняться… Вадим решил довериться незнакомцу, к которому, понаблюдав и сделав вывод, был уже расположен.

— Расслабьтесь, отец, мы — свои… Мы — казаки из Иркутска. Нужно объяснять, для чего мы к вам прибыли? Или мандат показать?

— Отку-у-уда-а?… — мужичок округлил глаза, и тут лицо его озарилось такой неподдельной радостью! — Братушки!.. Дорогие вы наши!.. Я же сам казак!.. Конечно, покажу…, я провожу вас! Пойдемте!.. Я в командировке был, а тут такое!..

Вадим повернулся, махнул рукой, подзывая казаков.

Степан, как представился после попутчик и провожатый группы, с таким восхищением и гордостью посмотрел на подошедших казаков!

— Если уж сибиряки к нам на подмогу едут, — воскликнул он с блеском в глазах, — то…здец Снегуру! В своей же крови захлебнется!

… Весь асфальт главной площади города усыпан цветами — сегодня приднестровцы прощались с павшим в боях за Бендеры защитниками.

Такого величавого памятника, сравнимого разве что с «медным всадником», Вадим нигде и никогда более не видел. Памятник Александру Суворову — величайшему полководцу и основателю Тирасполя для всего Приднестровья был не просто памятником. Это символ, это отлитое в металле олицетворение преемственности эпох!

На резко остановившемся у самого края кручи горячем боевом коне, — будто в гневе пригнувшим голову к широкой груди, кажется, еще миг и он, под властно натянутыми поводьями, подав круп назад, вот-вот встанет на дыбы, в нетерпении уже подняв мощное копыто, — со шпагой и с развевающейся на ветру накидкой, старик Суворов призывно вскинул руку вверх.

Этим энергичным взмахом руки, этим поворотом гордо вскинутой головы с неизменным хохолком, Суворов, казалось, говорил: здесь — Россия!

… Взмах руки, как его, прошедший через века, призыв: «За мной, чудо богатыри!..»

… Взмах руки, как за секунду до его команды: «Братушки, залпом — пли!..»

… Взмах руки, как предупреждение врагам Отечества!

Замедляя шаг, иркутяне остановились — столько энергетики, столько символизма было в облике Суворова! О чем думали в ту минуту, стоя на центральной площади Тирасполя — можно только догадываться… Как узнали они чуть позже — для защитников Приднестровья дед российского воинства Суворов стал символом и знаменем победы!

Сильнее всех это выразил, воевавший в рядах казаков, русский патриот — доброволец из Риги поручик Михаил Устинов. Написанная им песня на музыку известного марша защитников Москвы, стала любимой казачьей боевой песней тех дней!

…То ли утренний иней, то ль дым,Снова порохом пахнет земля,И Суворов со шпагой с коняВ ратный путь провожает меня!Под двуглавым орломМы в атаку пойдем,Как ходили в былые века,И Суворов живойЗа Тирасполь роднойПоднимает на бой казака!Пусть стволов не хватает в строюПостоять за свободу свою,Но Суворов зовет весь российский народПоддержать приднестровцев в бою!..

Уже скоро и казаки-иркутяне станицы «Вилимской», взяв в руки оружие и идя в бой, как девиз, как заклинание говорил: «Ну, братья-славяне, с нами Бог и дед Суворов — мы победим!»

То, что именно здесь находится штаб Черноморского казачьего войска, прибывшие вилимские казаки-иркутяне поняли сразу, еще издали, увидев рядом с большим одноэтажным домом недалеко от центра города стоявшую боевую технику, челноками снующие БТРы и машины.

Только успев подъехать, как сразу же срывались с места грузовики, унося на запад в момент забравшиеся в них вооруженные группы; надсадно урча, на дороге разворачивался БТР с облепившими его броню людьми в камуфляжных «комбезах»…

…Вот подъехал БТР, но весьма странного вида, — Ого-о-о! — как один, увидев его, воскликнули казаки от удивления и восхищения, — обшитый листами дополнительной брони с написанными на борту словами: «ЗА АТАМАНА КУЧЕРА!», вместо башни с пулеметом наверху были установлены два подвесных авиационных блока УБ-32, явно снятых с боевого вертолета… 64 ракеты да еще крупнокалиберный пулемет ДШК, выставленный вперед через лобовую броню… — вот это силища! Как говорят, голь на выдумку хитра!

Уже подойдя к штабу, казаки увидели еще одну «невидаль» — с парой рваных в лохмотья колес, стоял КамАЗ, по периметру обшитый бронелистами, а из кузова торчали два ствола автоматической зенитной установки ЗУ-23-2, но… по всей длине кузова шла оскорбительная надпись: «ПМР не государство, а казак не человек»… Ба-а-а! Да это же трофейная штучка! Тут же рядом стояли еще две таких же «штучки» — отбитые в бою у «румын» бронетранспортеры, с которыми, балагуря и споря, возились механики, приводя доставшуюся им технику в порядок.

— …Да я говорю тебе, что это чешский!.. — хлопнув по броне одного из БТРов, доказывал один казак другому — Ты на движки посмотри, внутрь «брони» глянь — там же все по-чешски!.. Я два года в Центральной группе прослужил… Что я, по-твоему, чешские слова от румынских не отличаю?..

Около другого БТРа была слышна беззлобная перебранка. Один из казаков с ведерком зеленой краски закрашивал опознавательные знаки и надписи, нанесенные кишинёвскими вояками на броню… Другой, уже белой краской, широкой кистью писал спереди и на бортах большие буквы «ПМР», и чуть поменьше — «Атаманская сотня».

— Эй, ты, «гоф-малер»!.. И не вздумай мне даже… твою мать, это закрашивать! «Румыняки» явно «берега попутали», вот сами на свою погибель и написали!.. — крикнул, высунувшийся из люка казак с красной лентой на лбу и в тельняшке, видневшейся из-за воротника и сквозь дыры подранного пятнистого «комбеза».. - на борту его бронетранспортера крупными белоснежными буквами было написано «Смерть оккупантам!» — … Иди лучше ту гадость замалюй, что спереди написана! — на нижней лобовой броне чуть наискосок шла надпись «За единую независимую Молдову!»

— … А ты, — не унимался «морячок», обращался с улыбкой уже к другому «художнику», — Что там отхохмил на той-то «броне»? — кивнул он головой куда-то в сторону. — Это ты написал «Бухарест — столица ПМР»?.. Такие шутки, знаешь ли, уже политикой пахнут…

«Художник» обалдело посмотрел на «морячка», опустил кисть в баночку и, вытирая тряпицей пятна белой краски с рук, хмуро протянул:

— Поли-и-итикой? Чем пахнет ИХ политика мы с тобой на мосту сполна узнали…, да на улицах Бендер нанюхались!.. Плевать я хотел на политику!.. И ложить я… хотел на всех политиков, кто допустил такое!..

Свернув к калитке, что вела во двор штаба, казаки увидели стайку ребятишек, облепивших стоящую у входа пушку. Пушка, как пушка. Обычная противотанковая — «Рапира». Но и здесь, улыбнувшись, они невольно остановились. На стволе красовалась надпись: «Я стреляла по ПМР — больше не буду!»

— Ну и черноморцы!.. Что казаки, что моряки — юмор, видать, у них в крови! — засмеялись иркутяне, — Одним ведь воздухом дышат, да и Одесса рядом!.. — вспомнился им эпизод из истории Великой Отечественной войны, когда бойцы морской пехоты Черноморского флота, оборонявшие «Одессу-маму», внезапной атакой захватили немецкое дальнобойное орудие и выставили его напоказ одесситам… На стволе той пушки было написано: «Я стреляла по Одессе — больше не буду!»