Хироюки Агава - Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921 - 1943 гг. Страница 16

Летом 1934 года, через год после того, как стала гейшей в Симбаси, Умерью впервые встретила Ямамото — на вечере в ресторане. Ямамото, в то время контр-адмирал, командующий 1-м дивизионом авианосцев, в белом летнем костюме, замешкался с крышкой от лакированного горшочка с супом. Увидев его руки, она оторопела: на л е вой не хватало двух пальцев... Умерью предложила свою помощь. Ямамото, однако, едва взглянул на нее:

— Справлюсь сам.

Из-за этого он запал ей в память, оставив не слишком, быть может, приятное впечатление.

Примерно через год, летом 1934 года, в то время, когда обсуждался вопрос, поедет ли Ямамото в Лондон, она снова увидела его — на вечере в доме гейш, на этот раз в форме контр-адмирала. Поздоровалась и напомнила о том случае с горшочком супа, прошлым летом. И опять он отозвался до крайности грубо:

— Неужели? Не припоминаю. Не могу запомнить всех женщин, с которыми встречался.

— А я помню, потому что вы были таким неприятным.

— Не обижайтесь на него, Ум, — попробовал успокоить ее Йосида Зенго, сидевший рядом с ними. — Он всегда такой.

Через несколько дней на ужине, куда ее пригласили, опять присутствовали Ямамото с Йосидой. В ходе беседы Йосида, сидевший рядом с Ямамото, спросил, любит ли Умерью сыр.

— Да, люблю, — ответила она.

На что Ямамото неожиданно заявил:

— Тогда я вас отвезу в какое-нибудь симпатичное место. Давайте пообедаем завтра в отеле «Империал».

— Соглашайся! — посоветовал Йосида. — Ямамото нечасто делает такие предложения.

Так на следующий день Умерью и Ямамото, в форме, впервые отобедали вместе. Еще несколько непримечательных встреч — и однажды они оказались на вечернем сеансе в кинотеатре «Империал». И там Ямамото сжал руку Чийоко в своей, и она не скрыла, что не хочет расставаться с ним, и предложила поехать в дом гейш, где ее ожидали. Когда приехали, попросила его подождать, пока обслужит своих клиентов, и ушла в другую комнату.

Дочь владельца Накамура-йя звали Фурукава Тосико. Приведя в порядок свою прическу, она заглянула в одну из комнат и увидела мужчину с короткой щетиной волос, сидящего в одиночестве. Сразу догадалась, что это адмирал Ямамото, — видела фотографию в газетах. В этот вечер Ямамото впервые по-настоящему сблизился с Чийоко и подружился с двумя другими гейшами, подругами Фурукавы Тосико и Чийоко, которых звали Кикутаро и Кикуйя.

Однако Ямамото, человек военный, денег имел в кармане мало, а репутация значила много, и, очевидно, даже после этого он настаивал, что станет обращаться с Чийоко как с «младшей сестрой». В конце концов именно Чийоко объявила, что устала быть его младшей сестрой, и в старомодной манере попросила разрешения «положить свои волосы на его ладони». Это привело к появлению в его письме фраз «сестра моя и возлюбленная» и «волнение, вызванное быстрым развитием наших отношений».

Это произошло перед самой его поездкой в Лондон. С тех пор их отношения уже не могли рассматриваться как простой флирт, и, когда Ямамото поднялся на борт «Хи-мару» (она приехала в Иокогаму проводить его), — «кровь кипела в моих венах», так он написал.

Не новичок в нежном искусстве наслаждения в квартале гейш Симбаси, он истинно пользовался популярностью у женщин, живших здесь. Свидетельство очевидца: «Вокруг было много моряков, но нас всех затмил Ямамото- сан». До сих пор он, однако, никогда не имел связи с какой-нибудь конкретной женщиной из этих мест.

Как говорит Нива Мичи, которая под именем Косуга одной из первых познакомилась с ним, поначалу он создавал впечатление человека недоступного и замкнутого, но, когда позволял себе расслабиться, превращался в кого-то вроде клоуна — «озорного дьявола», по описанию Йонаи, с черточками «большого ребенка».

Он мог остановить такси прямо перед зданием морского министерства и объявить водителю, что едет в Гин- зу, при этом показывая одну руку в перчатке. Водитель принимал этот жест за согласие заплатить 50 сен — весьма щедро по тем временам. Но, выходя из машины, вручал лишь 30 сен. Если водитель начинал возмущаться, он показывал левую, теперь без перчатки, руку, с тремя оставшимися пальцами, и объяснял:

— Не глупи — смотри!

Такие проделки случались, натурально, если он был не в форме.

Другой случай: он вместе с Хори в квартале гейш; Хори страшно перепугался — гейша, с которой он проводил время, сообщила, что ее отец работает в Морской академии. Опасаясь за свою репутацию, друзья секретно расспросили нужных людей; оказалось, что этот отец отвечает в Морской академии за уборку туалетов. Ямамото обожал рассказывать подобные истории.

Сам Ямамото не очень любил официальные вечеринки с гейшами, большие или маленькие, — предпочитал играть в карты в маленькой комнате на выходе из дома гейш, с чашкой вареного лосося чазуке (приготовленного с рисом и политого горячим чаем). Однажды — он был тогда капитаном — Косуга попросила его прийти и «попробовать чазуке в доме гейш». Он приехал, и с тех пор он и Хори всегда заезжали к Косуге отведать чазуке и отдать дань сиесте.

Очень часто в его носках обнаруживались дыры; хотя он очень внимателен к своей внешности, его длинные трусы не всегда были нужной свежести. Женщины штопали ему носки и стирали нижнее белье, а он, приходя в следующий раз, забирал его выглаженное. Вероятно, все это стимулировало материнские инстинкты его подруг.

Следующий пассаж взят из письма, которое Ямамото написал Чийоко в сентябре 1935 года:

«Прошлой ночью я видел сон, хотя не имею понятия, откуда он взялся. Мне снилось, будто мы едем с тобой по берегу в Ницце, на юге Франции. И подумал, как здорово, если б это произошло наяву».

Конечно, Ницца недалеко от Монте-КарЛо. И сон, и письмо я с н о показывают, какие у него мысли в то время. Уходить в отставку или нет? Если уйти, то, может, поехать, скажем, в Монако? Его мозг часто взвешивал эти варианты, и в такие моменты единственное утешение — семейные картины там, в Нагаоке, и любовь Каваи Чийоко.

Дни, проведенные Ямамото в Нагаоке, посвящались таким безобидным развлечениям, как обозревание цветущей сакуры со стороны реки, посещение праздника гроб- ницы Хакусан и так далее. Однажды на обратном пути в Токио он случайно вышел из вагона у источника Мина- ками, где встретился с Хори Тейкичи, Каваи Чийоко и Фурукавой Тосико. Это та самая компания, в которой он позволял себе расслабиться, забавляясь как школьник и играя в маджонг или цветочные карты в отеле до утра.

Ямамото обожал проводить время в бане в самом конце дня. Где-то после полуночи отрывался от игры в маджонг и с полотенцем на руке отправлялся отмокать в ванну, которую к этому моменту могли перехватить администратор или служанки отеля.

Одна из причин — нежелание показывать тем, кто хорошо его знал, нижнюю часть тела, изуродованную шрамами, оставленными осколками от пушки (их было более ста двадцати), взорвавшейся во время Русско-японской войны. «Когда бы я ни появился в общественной бане, люди думают, что я какой-нибудь гангстер», — говорил он. Хотя однажды он побывал в такой бане и ему пришлось там застрять, тратя время — целый час — на пустую болтовню с работниками отеля.

Когда Чийоко стала интимной подругой Ямамото, она оказалась преданной любовницей в том смысле, в каком никогда не была с другими мужчинами. Кроме Ямамото, она имела еще и патрона — человека, сделавшего состояние на торговле недвижимостью; оба знали о существовании друг друга и принимали это. Она без стеснения пользовалась богатством патрона, и последний, со своей стороны, свободно делился с ней. Ямамото не мог тратить деньги столь щедро. Одна гейша, имея возможность наблюдать их отношения со стороны, заметила, что часто удивлялась, «как это Умерью могла уживаться с таким типом». Я сам слышал, как Фурукава Тосико вспоминала старые годы, когда говорила ныне состарившейся Чийоко: «Уме, ты же знала, как сделать, чтобы сердце и тело жили отдельно, разве нет?» А Чийоко улыбалась и кивала, вспоминая.

Чийоко, привлекательная, умная женщина, искусная в каллиграфии, все-таки, как мы видели, далеко не достигала уровня высококлассных гейш квартала Симбаси. К тому же часть ее биографии, охватывающая период после Нагойи, вовсе не безоблачно чиста. Женщины ее профес- сии из чайных в квартале подозрительно смотрели на то, как, найдя наконец хорошего патрона, она тратила деньги на свою дружбу с Ямамото. У тех, кто ныне здравствует, найдется не много хороших слов в ее адрес, — о ней рассказывают всевозможные неприятные истории, хотя некоторые из них, несомненно, чистая выдумка.

Естественно, люди задаются вопросом, почему Ямамото в столь зрелом возрасте глупо влюбился в такую женщину. В сердечных делах всегда трудно разобраться, если это касается других, но здесь в поисках объяснения можно либо привести поговорку «хандра и любовь с годами становятся сильнее», либо обратить внимание на семейную жизнь Ямамото.