Юрий Коротков - Девятая рота. Дембельский альбом Страница 17

Очухавшись после мощнейшего удара, Лютаев вскочил на ноги. Н-на! Засадил лысому с разворота стопой в лоб. Тут же подхватил лежавший на боку стул и с размаху опустил его на рыжего. Стул — вдребезги, рыжий — в нокауте. А танкист взялся за нож!

— Ага! — оскалился Лютый. — Хочешь крови? Иди сюда!

Выпад! Лезвие полоснуло Олега по груди, разрезало куртку с рубашкой и довольно глубоко царапнуло кожу.

— Придурок, брось ножик, — сказал Лютый грустно. — Порежешься ведь, будет пальчик бо-бо.

— Убью! — крикнул танкист и сделал в броске еще один резкий выпад.

На этот раз клинок сверкнул у самого горла Лютого. Но замах оказался слишком сильным, по инерции атакующего развернуло к Олегу боком. И он не упустил момента, тут же вмазал ребром ладони по шее. Соперник, даже не охнув, повалился на пол.

— Порядок в танковых войсках! — констатировал Лютаев и подошел к бару. — Хозяин, ты где?

Из-за стойки показалась голова кооператора: на лице ужас, очки смешно перекосились на вспотевшем от волнения носу.

— Смотри, какой бардак! — с укором обратился к нему Олег, показывая на перевернутые столы и стулья. — Разве так можно? Приберись тут, ладно?

Подмигнув эксплуататору трудового народа, Лютый бросил свою порезанную куртку на пол, снял со спинки чудом устоявшего во время погрома стула целую — кажется, танкиста, — и вышел, помахивая ею, на улицу…

Полковник Гапонюк снова вызвал к себе Устрялова.

— Ты проходи-проходи, капитан, не стесняйся.

Войдя к начальнику управления милиции, Устрялов заметил, что здесь же находится еще один человек, с которым раньше оперативнику уголовного розыска встречаться не приходилось.

— Присаживайся, капитан, — вновь заговорил Трофим Захарович. — И докладывай, что у тебя нового по бригаде Быкалова?

Устрялов недоверчиво покосился на незнакомца — ему не хотелось обсуждать этот вопрос при постороннем.

— Ах, да! — Спохватился полковник. — Это капитан Кормухин, Денис Витальевич. Познакомьтесь. Переведен к нам из транспортной милиции для усиления. С сегодняшнего дня назначен моим приказом на должность старшего оперативного уполномоченного. Службу будет проходить в твоем отделе. Ну, давай, не тяни, что у тебя по Быкалову? Нарыл чего или снова на месте топчешься?

— Вот вы, товарищ полковник, недавно сами говорили об усилении оперативной и агентурной работы в отношении гражданина Быкалова.

— Ну, говорил. И что?

— Есть, на мой взгляд, такая возможность.

— Что за возможность? Выкладывай.

— Появился в городе уволенный в запас солдат. Злой, как черт. Волевой, только по прямой ходить умеет. Воевал в Афганистане, в воздушно-десантных войсках. Почти вся его рота погибла, я наводил справки, а он выжил. Детдомовец.

— Сирота? — спросил Гапонюк.

— Нет, мать его жива-здорова, проживает в Красноярске, но он с ней не общается. Она его когда-то сбагрила в детдом, он простить ей этого не может, поэтому живет в рабочей общаге.

— А зачем ты мне про солдата этого рассказываешь? — поинтересовался полковник.

— По агентурным данным, на него Быкалов глаз положил. В свою бригаду пристроить хочет! Солдат — ни в какую! Упертый, как бык… Не хочет он с бандитами связываться! Он даже драку, по данным информатора, с ними устроил в кафе, не побоялся!

— Так-так-так. Давай отсюда поподробнее. — Полковник заметно оживился.

— Фамилия этого дембеля — Лютаев. Устроился на КрАЗ учеником литейщика. Живет в заводском общежитии. На заводе его хвалят, говорят, толковый. Хотя, конечно, со своими афганскими прибабахами.

— Лютаев? — впервые подал голос капитан, переведенный из транспортной милиции. — Так я его знаю!

— Откуда? — удивился полковник.

— Ну, — Кормухин ухмыльнулся, — как бы это проще объяснить… В общем, Лютаев попал ко мне в отдел в качестве задержанного в первый же день по приезде в Красноярск.

— За что задержали? — поинтересовался Гапонюк.

— Ехал из Ташкента в одном купе с офицером ГАИ. Ну и морду ему начистил от души.

— Кому? — удивился полковник. — Офицеру милиции?

— Офицеру ГАИ, товарищ полковник, — уточнил Кормухин с нажимом.

— Да какая разница?

— Есть разница, Трофим Захарович, и вы это прекрасно знаете. Лично я с гаишником на одной грядке рядом не сяду…

— Но-но! — одернул его Гапонюк. — Не выражаться в моем кабинете. Ну, ладно. Говори, Устрялов, что дальше?

— А дальше вот что, товарищ полковник. Если Быкалов хочет заполучить этого солдатика к себе в бригаду, пусть он его и получит. Предлагаю провести вербовку Лютаева и способствовать внедрению его в преступную группировку.

— Правильно мыслишь, капитан. Одобряю. Вот только надо подумать, кого на контакт с Лютаевым послать? Кто вербовать его будет?

— Разрешите мне, товарищ полковник, — с готовностью вызвался капитан Кормухин. — Кажется, я смогу найти с этим парнем общий язык…

В конце смены огромный завод, словно море во время прилива, выплескивал из себя тысячи усталых, мрачных людей. Работяги, кто молча, а кто с матерком, не спеша топали к трамвайным и троллейбусным остановкам. По дороге скидывались — все больше на троих, на водочку, чтобы расслабиться после напряженного рабочего дня.

— Слышь, Лютый, — рядом с Олегом в толпе шел Васька Клепиков, — я сегодня в профкоме был, анкету заполнить вызывали. Так там народ треплется, что через год нас всех на помойку выкинут.

— Как это на помойку? — вклинился в разговор шедший следом старик Пахомыч.

— А вот так! Сокращать нас будут почти наполовину.

— Брешут, — уверенно заявил Пахомыч. — Не может такого быть при советской власти.

— Да нет, не брешут, — возразил Клепиков. — В профкоме перспективный план сам видел. Объем производства на будущий год — в три раза ниже текущего. Как это вам нравится? На хера начальству столько народу держать при мизерном выхлопе?

За разговором они дождались трамвая, с трудом втиснулись в него и покатили к общаге.

— Лютый, может, сегодня вмажем по маленькой? — предложил Клепа. — Как никак, а у тебя круглая дата.

— Какая еще круглая дата? — недовольно переспросил Олег.

— Ну, ты же ровно месяц, как на КрАЗе работаешь! Такое событие нужно отметить!

— Нашел, блин, что отмечать, — усмехнулся Лютаев. — Не хочу я пить. Устал.

— Вот и правильно! — одобрил Пахомыч. — Нечего водку пьянствовать! Здоровье, как мать и отец, раз в жизни человеку дается. Об этом, понимаешь, смолоду думать надо.

— Да ладно тебе, педагог-наставник! — отмахнулся Клепиков. — Слышал я от ветеранов, как ты сам раньше бухал.

— Вот и пробухал все на свете, — горько усмехнулся Пахомыч. — Жена ушла, дети родные отвернулись от пьяницы. Квартиры лишился — теперь вот с вами, мудаками, в общаге прозябаю. Чего хорошего от той пьянки? И рад бы теперь семью вернуть, да не хотят они со мной знаться…

— Эй, Лютый! — окликнул Клепиков Олега, увидев, что тот не собирается выходить на их остановке. — Уснул, что ли? Выходим!

— Вы идите, — сказал Лютаев. — Мне дальше — по делам еще нужно.

— Да по каким таким делам? — Клепиков потянул его за рукав. — Пойдем, вмажем!

— Отвали, я сказал! — Лютый выдернул руку и подтолкнул Клепу к выходу.

— Чокнутый! — Клепиков покрутил пальцем у виска и выскочил из трамвая у общаги вслед за Пахомычем.

Проехав еще несколько остановок, Лютаев вышел возле дома Ольги, но заходить в подъезд не понадобилось. Оля сама шла навстречу, неся в обеих руках продуктовые сумки, набитые макаронами, картошкой и луком.

— Оля! Здравствуй! — Лютаев подошел ближе. — Дай, я тебе помогу. — Он потянулся к сумкам.

— Снова ты? — девушка глядела на него исподлобья, с неприязнью, словно он был ее личным врагом. — Убери руки! — Она не отступила, а, скорее отпрянула назад. — Почему ты меня преследуешь? Отстань от меня! Не прикасайся к сумкам!

— Оля, Оля, Оля! Успокойся! — Лютый выставил перед собой обе раскрытые ладони, как бы защищаясь. — Я и не думал к тебе приставать. Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого!

— Милиция! — неожиданно закричала Ольга и забежала в подъезд, хлопнув дверью.

Вот это номер! Обескураженный и сбитый с толку Лютаев присел, где стоял, прямо на бордюрный камень, закурил сигарету. Может, у нее с головой не в порядке? Похоже на то!

Прежде, чем истлела сигарета, в Олиных окнах зажегся свет. Он видел, что она подошла к окну и осторожно — из-за шторы — выглянула на улицу.

Перед тем, как уйти, он повернулся к ней, помахал рукой и подумал, что она чем-то неуловимо напоминает Белоснежку!

Второй секретарь горкома партии товарищ Шапкин, слывший в народе настоящим принципиальным коммунистом и правильным мужиком, крайне заботился о собственной репутации, а потому встречи с Быкаловым всегда назначал за городом, в лесном охотничьем домике, подальше от посторонних глаз.