Сергей Андрющенко - Начинали мы на Славутиче... Страница 17

Первое же знакомство с операторами оставило у меня хорошее впечатление. Федоров продемонстрировал составленную им вместе с Андриевским карту с отображением решения комкора на бой и всех связанных с этим вопросов взаимодействия. Она была сделана добротно, с всесторонним учетом возможностей корпуса, намерений противника, и графически оформлена безупречно.

Давая пояснения к разработанным документам, майор Федоров ввел меня в курс дела. После захвата Киева наши войска практически без паузы продолжали свое наступление. Корпус, имея 23, 30 и 218-ю стрелковые дивизии в первом эшелоне и 74-ю во втором, стремительно продвигался вдоль Житомирского шоссе. Только за один день 8 ноября было преодолено с боями 32 километра, а к исходу следующего дня мы вышли на рубеж Ставище, Высокое, находящийся примерно на полпути от Киева до Житомира. Нельзя сказать, что противник оказывал слабое сопротивление. Наоборот, придавая Житомиру большое оперативное значение, немецко-фашистское командование предпринимало все меры к тому, чтобы задержать нас. Перед фронтом наступления 1-го гвардейского кавалерийского, 21-го стрелкового и нашего корпусов отходили остатки частей одной механизированной, одной танковой и четырех пехотных дивизий гитлеровцев, имевших до ста танков. Они цеплялись за каждый промежуточный рубеж и много контратаковали. Вражеская авиация часто наносила бомбовые удары по нашим частям. Но ничто не могло сдержать наступательного порыва советских воинов. Они дрались напористо, умело, проявляли чудеса храбрости и героизма.

В районе Дача Буча один из поредевших полков 74-й стрелковой дивизии (в нем оставалось не более трехсот пятидесяти активных штыков) был контратакован значительными силами противника. Оказавшийся в этом районе комдив полковник М. Д. Кузнецов сам руководил боем. Он организовал огонь всех средств полка, а также дивизионной артиллерии. Вражеская пехота была вынуждена залечь. Затем полковник поднял людей в атаку. На плечах отступающего противника подразделения ворвались в хутор Буча, где у гитлеровцев сосредоточивались склады и артиллерия. Там были захвачены большие трофеи: артбатарея в полном комплекте, шесть шестиствольных минометов, одна самоходка «фердинанд», два склада с боеприпасами и четыре склада с инженерным имуществом.

Трудный бой в районе хутора Милая пришлось вести 117-му стрелковому полку 23-й дивизии. Он был контратакован превосходящими силами пехоты и двадцатью танками, причем в очень невыгодных условиях: местность открытая, господствующая впереди высота занята противником, и оттуда велся сильный пулеметный огонь. Растеряйся Винокуров, промедли — и полк мог бы понести большие потери. Но командир понял, что от решительности действий воинов зависит успех боя. Он стремительно выдвинул вперед всю свою артиллерию. Часть орудий начала вести борьбу с бронированными машинами, а другая открыла огонь прямой наводкой шрапнелью по пехоте. Один из батальонов, усиленный самоходными установками, был направлен в обход по балке, проходящей справа от хутора Милая. С ним Винокуров послал своего заместителя по политчасти Д. Д. Медведовского. Батальон в короткий срок совершил обходной маневр и нанес удар по гитлеровцам с фланга. От неожиданности те поспешно оставили высоту.

Продвижению частей активно способствовала артиллерия. Она расчищала путь пехоте, отражала танковые удары врага. Корпусу в тот период были приданы 83-й гвардейский минометный, 839-й гаубичный, 222-й и 1660-й противотанковые артиллерийские полки. Кроме того, нас поддерживала 17-я артиллерийская дивизия под командованием генерал-майора С. С. Волкенштейна. Однако чуть позже она стала отставать от наших боевых порядков из-за нехватки горючего. И это, конечно, в первую очередь обеспокоило командующего артиллерией корпуса полковника Владимира Александровича Квашневского, с которым мы к тому времени уже познакомились. Я побывал в его штабе, посмотрел документацию, выслушал доклад о наличии огневых средств в корпусе и их обеспеченности боеприпасами. Через день, вернувшись из поездки по поискам, Квапшевский зашел ко мне под вечер и сказал:

— Волкенштейн стоит. Горючее для его тягачей на исходе. Да и наша артиллерия в таком же бедственном положении. Что будем делать? Корпус лишается мощной артиллерийской поддержки…

Перед приходом Квашневского мы с Федоровым и Андриевским говорили о том же самом. Начальник разведотдела подполковник П. В. Дубильер, докладывая свежие сведения о противнике, обратил внимание на левый фланг корпуса, где между нами и соседом образовался разрыв. Против этого места у немцев начала сосредоточиваться довольно крупная группировка войск.

— А какое будет соотношение сил на фронте, — спросил я тогда Дубильера, — если нашу двести восемнадцатую дивизию передадут соседу? Сумеем ли мы наличными силами взять Житомир?

— По имеющимся у нас данным, в Житомире у немцев нет крупных войск, — ответил подполковник. — И если учесть, что мы будем действовать совместно с кавкорпусом, то сил для захвата города достаточно…

Беспокойство командующего артиллерией передалось и нам. Квашневский был совершенно прав.

— Обратите на это внимание комкора, — попросил он.

Примерно через час, докладывая Н. Е. Чувакову обо всех делах, я указал на недопустимость обнаженного фланга слева. Никита Емельянович согласился со мной. Связавшись с командармом К. С. Москаленко (это было поздно вечером 9 ноября на КП в лесу близ Юрова), Чуваков сообщил ему, что в связи с нашим стремительным продвижением между 21-м стрелковым корпусом и нашей 218-й стрелковой дивизией образовался разрыв до пятнадцати километров, и это представляет определенную опасность, особенно если учесть, что противник как раз на данном направлении в районе Андрушевки, Котлярки, Попельни сосредоточивает крупные силы с явным намерением нанести контрудар. Разведкой там обнаружены и части танковой дивизии СС «Адольф Гитлер». Комкор сказал, что считает целесообразным, усилив 218-ю дивизию противотанковой артиллерией, переподчинить ее 21-му стрелковому корпусу и выдвинуть на рубеж реки Гуйва, поселков Быстры и Ивница, чтобы прикрыть образовавшуюся брешь.

Что ответил на это генерал Москаленко, я не слышал. Но Чуваков был явно недоволен состоявшимся разговором. Закончив его, он нахмурился и сдержанно сказал:

— Приказано как можно скорее взять Житомир… Командующий требует ускорить продвижение…

Склонившись над картой, Никита Емельянович укоризненно покачал головой. Левый фланг беспокоил его, как показали дальнейшие события, не напрасно. На следующий день разрыв с 21-м корпусом увеличился. Узнав об этом, Чуваков приказал мне подготовить донесение непосредственно командующему фронтом генералу Н. Ф. Ватутину, обрисовав в нем реальное положение вещей и подчеркнув, что отставание нашего соседа, а также нехватка в частях боеприпасов и горючего могут иметь самые неприятные последствия.

Такое донесение было составлено и отправлено 10 ноября командующему 1-м Украинским фронтом и командарму генералу К. С. Москаленко.

Однако и на этот тревожный сигнал никто, к сожалению, не отреагировал. Штаб фронта лишь продублировал то, что было уже сказано генералом Москаленко: не позднее 13 ноября нам следовало овладеть Житомиром.

День 12 ноября начался как обычно: командиры дивизий доложили, что полки довольно быстро продвигаются вдоль Житомирского шоссе и находятся в каких-нибудь двадцати километрах от города. Противник оказывает сопротивление и местами даже контратакует, но небольшими группами, которые уничтожаются с ходу. В хорошем темпе шел вперед наш правый сосед — 1-й гвардейский кавалерийский корпус, с которым нам было приказано взаимодействовать при взятии Житомира.

В полдень из штаба кавкорпуса сообщили, что наши подразделения перерезали железную дорогу на участке Житомир — Городище, лишив тем самым гитлеровцев возможности что-либо вывозить из города. Это было очень важно, так как в Житомире у них были крупнейшие военные склады. Город был, по существу, базой снабжения фашистских войск на этом участке фронта.

Наступление развивалось успешно. Но после полудня командир 30-й стрелковой дивизии генерал-майор В. П. Янковский доложил, что на рубеже юго-западнее Студеницы встречено сильное огневое сопротивление врага; подразделения, понеся потери, вынуждены были остановиться. Аналогичное донесение последовало и от полковника И. В. Бастеева, принявшего после гибели Г. Ф. Щербакова командование 23-й стрелковой дивизией.

Самым тревожным было сообщение из 218-й стрелковой. Части ее также были остановлены и, развернувшись, вели бой с контратакующим противником. Кроме того, дошла потрясающая весть о том, что при бомбежке в районе деревни Левково одновременно погибли командир дивизии генерал-майор С. Ф. Скляров и начальник штаба полковник И. Г. Елисеев. Последнего я знал очень близко: он до меня исполнял обязанности начальника штаба корпуса. Потери на войне, конечно, неизбежны. И тем не менее с этим всегда трудно примириться. Разум еще долго отказывается верить, что человек, с которым ты еще вчера делил все невзгоды, больше никогда не протянет тебе дружескую руку и не сможет выручить в минуту опасности. Всякий раз, когда гибли в бою товарищи, сердце наполнялось горечью и болью и вместе с тем росла ненависть к врагу, заставлявшая нас мстить за погибших и драться с фашистами с еще большим ожесточением и непримиримостью.