Николай Томан - Подступы к «Неприступному» Страница 17

— При расследовании обнаружились пока три явных пособника партизан, — горячо продолжает штурмбанфюрер. — Это бургомистры Овечкин, Милашкин и Куличев…

— Куличев? — переспрашивает Огинский. — Бургомистр Овражкова?

— Да, он. Но есть и другие, в махинациях которых я еще не разобрался. А Куличев уже отправил в Германию двух машинистов и четырех помощников машиниста. Трех бригадиров пути и нескольких путевых рабочих.

— А вы как это установили? Беседовали уже с этим бургомистром?

— В том-то и дело, что выехал только для этой цели.

— А начальству вашему уже известно о ваших подозрениях и этой поездке? Гаулейтеру Заукелю, например?

— Я решил прежде всего лично проверить. Припереть заподозренных мною бургомистров к стенке, заставить во всем признаться. Но не успел… А теперь вы сможете их предупредить о грозящем им разоблачении, и, надеюсь, это зачтется в мою пользу при решении моей судьбы.

— Конечно, мы это учтем, — обещает Огинский. — Но ведь все это не такая уж тайна, чтобы сообщить ее только мне с глазу на глаз.

— Да, может быть, — соглашается Мюллер. — Однако военное счастье изменчиво. Можете и вы, я имею в виду не вас лично, а ваш отряд, оказаться в моем положении, и в этом случае чем меньше людей будет знать о моей исповеди, тем лучше…

— А вы уже встречались прежде с кем-нибудь из названных вами бургомистров? С Куличевым, например, — еще раз проверяет Огинский.

— Такая встреча лишь предстояла. Я как раз направлялся именно к нему.

Васяткин разоблачает провокатора

Заросшее густой бородой лицо комиссара партизанского отряда, всегда казавшееся Васяткину таким суровым, не тревожит его теперь. Пугают Васяткина черные, немигающие глаза майора Огинского.

— Ну, в общем, совершенно законченный подлец этот Куличев, — торопливо продолжает он свой сбивчивый рассказ, то и дело косясь в сторону Огинского. — Прямо-таки житья от него не стало. Он да дружок его, начальник полиции Дыбин, свирепствуют теперь в Овражкове хуже самих немцев. Чуть кто им неугоден — объявляют коммунистом или комсомольцем, смотря по возрасту, и тотчас в полицию, а оттуда в ближайший концлагерь… Вот и меня встретил он на улице и говорит: «Где-то я тебя, парень, уже видел? Это не ты ли на прошлой неделе листовки расклеивал, да вовремя удрал?» — «Какие листовки, господин бургомистр? Да я их и в глаза-то никогда не видел…» А он своё: «Зато я видел, как ты их расклеивал». Ну, не гад разве? — спрашивает Васяткин, бросая настороженный взгляд на Огинского.

А Огинский все еще не произносит ни слова.

— Ну, ну, Васяткин, — поторапливает парня комиссар. — Давай дальше.

— А что дальше? Куличев распорядился в полицию меня забрать, чтобы потом в концлагерь. А там…

— Ладно, Васяткин, не уточняй, — снова прерывает его комиссар. — Каково в концлагере, действительно всем известно. Рассказывай лучше, что дальше было.

— Ну, а дальше что же? Ведь Куличеву стоит только мигнуть, как полицейские Дыбина сразу же тут как тут. Посадили они меня в подвал, и, если бы не Ерохин, был бы я уже в ближайшем концлагере… А о том, как Ерохин бежать мне помог, я вам уже докладывал.

— А о главном-то чего молчишь?

— Так и о том ведь уже говорено…

— Пусть и товарищ майор послушает.

— Можно и повторить. От того же Ерохина я узнал, что к нам в отряд заброшен провокатор по фамилии Зюкин. А Ерохин, как вам самим известно, второй год в полиции служит и многие ее секреты знает.

— А какая же цель у этого провокатора?

— Запугать вас подготовкой большой карательной экспедиции, чтобы вы ушли куда-нибудь подальше. А на самом-то деле они от Пеньков хотят вас отвлечь…

— А не от Овражкова? — спрашивает Огинский.

— Нет, от Пеньков. В Овражкове вроде все без перемен. А в Пеньках они новый концлагерь хотят организовать с какими-то медицинскими экспериментами над военнопленными. Потому и побаиваются, как бы вы о том не пронюхали… А со мной-то теперь как же?

— Доложу командиру, посоветуемся. Нехорошо, конечно, получилось. В Овражкове и так мало наших, а похоже, что там скоро очень важные события должны произойти. И надо же было тебе на этого бургомистра напороться!

— Так ведь…

— Ну, да что теперь говорить!

Нелегкое решение

Выслушав предложение майора Огинского, командир и комиссар отряда долго молчат.

«Да, эффектно, конечно, — думает комиссар, — но ведь чистейшей же воды авантюра…»

А комиссару дерзкий замысел Огинского по душе. Майора, правда, трудно принять за чистокровного арийца, но на нем будет форма эсэсовского офицера и документы штурмбанфюрера. Да и человек он толковый, сообразительный, найдет способ выйти из затруднительного положения, если таковое возникнет.

А бургомистра давно уже следовало проучить, но это рискованно — Куличев нигде не появляется без охраны. К тому же из него нужно выжать все, что он знает о замыслах немцев. А они ему многое доверяют…

У командира отряда отношение к замыслу Огинского сложнее, но и он постепенно приходит к мысли, что майор справится, пожалуй, с задуманным. Да и такой благоприятный случай жалко, конечно, упускать…

— Он и немецким владеет не хуже любого немца, — набивает цену Огинскому комиссар.

— Для беседы с бургомистром этого и не требуется, — усмехнулся Огинский. — В данном случае успех моего замысла будет определяться не совершенством знания немецкого языка, а магией штурмбанфюрерских документов. Я ведь предъявлю им удостоверение личного представителя могущественного гаулейтера Заукеля, назначенного генеральным уполномоченным по использованию рабочей силы оккупированных восточных территорий самим фюрером.

— А вы думаете, что немцы не обнаружили еще исчезновения Мюллера и не организовали уже его поисков? — спрашивает командир.

— Он уверяет, что предпринял эту поездку по своей инициативе и не сообщил о цели ее даже Заукелю. Да и кому придет в голову искать его в Овражкове? В нем даже комендатуры немецкой нет. И вообще ни один немец пока не совал туда своего носа.

— Кроме майора Вейцзеккера, — уточняет командир.

— Да, правильно, — подтверждает комиссар. — Но и он ездил туда почему-то тайком. Мы узнавали об этом от Ерохина, нашего человека, надежно обосновавшегося в овражковской полиции. А зачем приезжал Вейцзеккер в Овражков, ему ничего не известно. Похоже, что это держится в тайне и от самого начальника полиции Овражкова — Дыбина. Вообще этот Овражков полон тайн, и мне не очень верится, что немцы собираются в Пеньках что-то организовать, как сообщил нам Васяткин. А не в Овражкове ли? Все это известно, наверно, только бургомистру Куличеву. Вот почему так важно…

— В этом и я с вами согласен, — перебивает его командир. — Куличев бесспорно многое смог бы рассказать в случае успеха замысла товарища Огинского. Но ведь замысел этот не шуточный. Огинскому придется играть несвойственную ему роль.

— И он неплохо ее сыграет! — горячо восклицает комиссар. — Я в этом нисколько не сомневаюсь…

— Нам, однако, не самодеятельный спектакль предстоит, а рискованная операция, — хмуро замечает командир. — Играть роль Мюллера придется к тому же не на сцене, а среди врагов, и мы не можем поручиться, что они не разоблачат Огинского с первого же взгляда.

— Понимаю ваши опасения, товарищ командир, — соглашается с ним Огинский. — Но ведь я не актер-любитель, а кадровый офицер, побывавший уже в кое-каких переделках. Если бы не твердая уверенность в успехе задуманного, я и сам бы не полез на рожон. А план моих действий могу доложить вам еще раз…

«Чертовски ведь все логично в его плане, — слушая Огинского, думает комиссар. — Просто непонятно, чего еще командир колеблется?…»

— Ни Куличеву, ни его помощникам, привыкшим холуйствовать перед немцами, и в голову не придет допустить возможность такой дерзости с нашей стороны, — горячо продолжает майор Огинский. — В документах, которые мы отобрали у Мюллера, сказано ведь, что ему дано право контроля не только русской, но и немецкой гражданской администрации. Понимаете, как велика сила таких документов, а следовательно, и самого штурмбанфюрера Мюллера?

Командир хмурился и невозможно было догадаться о его мыслях, а Огинский исчерпал уже все свои доводы. Видно, ничем не сломить упорства командира, а может быть, и предубеждения…

— Не убедил я вас, значит? — упавшим голосом спрашивает его Огинский.

— Этого я не говорю, — задумчиво произносит командир. — В принципе все довольно убедительно…

— Тогда, значит, я как исполнитель не подхожу?…

— Эх, Евгений Александрович, Евгений Александрович! — тяжело вздыхает командир. — Разве только в этом дело? Вы же сами понимаете, что такую операцию я должен с вышестоящим начальством согласовать. Сделать шифрованый запрос об этом по рации…