Михаил Дмитриев - У тихой Серебрянки Страница 17

Перед строем И.М.Дикан от имени командования объявил благодарность группе Игоря Савицкого, призвал всех бойцов и командиров и впредь так бить фашистов.

Сразу же после партизанской линейки на шоссейные дороги Гомель — Довск и Довск — Рогачев отправились группы комсомольцев Кузьмы Черненко и Ивана Герасимова. Они уничтожили легковую машину и грузовик. Еще три немецких офицера и шесть солдат нашли себе смерть на белорусской земле.

Вечером Михаил Журавлев передал распоряжение Дикана подготовить листовку для населения. С ее текстом я должен был явиться в отряд.

Вместе с Ниной Язиковой составил листовку. В ней написали об успехах партизан, назвали места операций и потери гитлеровцев. Подписали кратко: «Партизаны». Такие листовки-молнии оказывали большое влияние на людей.

В отряде Дикан сказал мне:

— Отныне все задания на составление листовок будешь брать в основном у меня.

Сводки Совинформбюро получали от Рогачевского подпольного райкома партии, где секретарями были С.М.Свердлов и И.Т.Зуевич, а членами бюро А.А.Бирюков и К.М.Драчев. Партизаны отряда Драчева дислоцировались главным образом на левобережье Днепра, это облегчало передачу всех необходимых пропагандистских материалов. Радисту Николаеву было поручено обеспечивать нас сводками Совинформбюро. Связная комсомолка Лена Шаройко доставляла их партизанам. Сводки обычно зачитывали на линейке. Многие материалы Совинформбюро передавались в подпольные партийные и комсомольские организации для распространения среди населения. Мы переписывали их от руки.

Почему мы были вынуждены прибегнуть к помощи рогачевских товарищей? Дело в том, что инициативная группа Журавичского района не имела своей рации. Связь с ЦК КП(б)Б и Белорусским штабом партизанского движения она осуществляла через отряды, действовавшие в Кличевском районе.

В день 25-й годовщины Великого Октября в Шапчицкую дачу Журавичского района прибыли партизаны Карпа Михайловича Драчева. Кроме сводки Совинформбюро рогачевские товарищи принесли выписки из принятого по радио доклада Председателя Государственного Комитета Обороны на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся совместно с партийными и общественными организациями города Москвы 6 ноября 1942 года.

Шел мокрый снег, дул пронизывающий ветер, а две длинные шеренги партизан выстроились на поляне. Выступил комиссар И.М.Дикан. Он горячо поздравил народных мстителей с праздником, рассказал о событиях на фронте и от имени командования объявил благодарность всем отличившимся в боях. Комиссар объявил благодарность и подпольщикам. Мне, присутствовавшему на этом необычном митинге, было приятно слышать, что и мы вносим свой вклад в общенародное дело. Затем Игнат Максимович подвел итоги боевой деятельности отряда. Около двух с половиной тысяч гитлеровцев и их пособников нашли себе смерть на нашей земле в результате диверсий на шоссе, железной дороге и разгромов вражеских гарнизонов.

— Это хорошая помощь Красной Армии, которая в труднейших условиях ведет бои с немецко-фашистскими захватчиками, — сказал комиссар. — Есть твердая уверенность в том, что партизанские силы умножатся. Залогом этого всенародная поддержка нашей борьбы, наши резервы в народе.

Затем мы долго сидели у костров, вспоминали и мирные дни, и боевые будни. Тут же под треск сырого валежника заводили песни — довоенные песни.

Но праздник праздником, а о делах не забывали. Кончались боеприпасы, и группа в пять человек во главе с Арсеном Степановичем Бердниковым (он только накануне перешел в партизанский отряд) отправилась на двух подводах в Буда-Кошелевский район, Подпольщики узнали, что недалеко от деревни Лозов, в лесу, находятся склады оружия и боеприпасов, которые в 1941 году оставили фронтовые части, оборонявшиеся на участке Жлобин — Рогачев. Попав в окружение, красноармейцы не смогли вывезти их. Население скрывало от оккупантов местонахождение складов, хотя везде были расклеены приказы, обязывающие сдавать каждую винтовку, каждый патрон.

Группа Бердникова вернулась в лагерь о двумя доверху нагруженными подводами. Станковый и два ручных пулемета, пятьдесят винтовок, десять тысяч патронов, два ящика гранат — вот какие «трофеи» достались ей. Командование приказало Арсену Степановичу подготовить еще семь подвод для поездки в лозовский лес.

Тогда же было принято решение о передислокации лагеря. Партизаны длинной цепью шли на юг, вдоль болота. Я шел вместе с ними. Остановились километрах в трех от деревни Хвощ, в урочище Воронка, возле небольшой лесной речушки, из дна которой били ключи. Решили устроить здесь временный лагерь. В теплое время это куда проще: выбирали место посуше, подстилали мох, ветки и ложились в обнимку с винтовкой. Крышей служили густые кроны столетних деревьев. Когда же заладили нудные холодные дожди, стали делать шалаши.

Поздняя осень 1942 года сама устала от дождей. Земля будто наотрез отказалась принимать влагу. Болота налились через край. Вокруг новой партизанской стоянки была одна вода, и земля словно растворилась в ней.

Перемена в погоде пришла неожиданно. За считанные часы все изменилось. Северный ветер зябко прошелся по полям и лесам, сбросил последние капли дождя и пригнал сюда налитые холодным свинцом низкие тучи. К вечеру они, казалось, зацепились за вершины елей, распороли на них свое мутное нутро, и повалил снег. Лужи потускнели, уплотнились, а ночью их схватил мороз.

На рассвете уже пылали костры, но набрякшая водой, а теперь задубевшая одежда только дымилась от яркого пламени и, казалось, утратила способность даже чуть-чуть согревать.

К Дикану подошел Арсен Бердников, спросил:

— Как зимовать будем, комиссар? Партизан по хатам не расселишь. Не то, что самим опасно, а люди из-за нас опасность примут…

— Прикажите — срубим землянки, — предложил Максим Автушков, самый старший из партизан. Ему недавно исполнилось 54 года.

Комиссар собрал всех коммунистов и командиров групп к своему костру. Долго обсуждали, где строить зимовье. И все-таки решили, как предложили Дикан, Антонов, Трубачев, — здесь. Отсюда рукой подать до перекрестка шоссейных дорог Могилев — Гомель и Пропойск — Рогачев, недалеко и от железной дороги Гомель — Могилев. Значит, работы для всех — хоть отбавляй!

К вечеру в лагере появились топоры, пилы, лопаты. Меня ночью доставили в Серебрянку, и к утру наши подпольщики передали партизанам четыре пилы и три лома. Через два дня, когда я снова пришел на связь, здесь уже построили шесть землянок, начали еще четыре.

Партизанские землянки… Были они дороже любых дворцов. На нарах или прямо на полу из отесанных жердей, при печурке из 40 кирпичей да при коптилке — «катюше» — можно было отогреться в любой трескучий мороз, почистить оружие, просушить обувь и одежду, даже почитать книгу или истрепанную газету месячной давности.

— Мир вам, партизанские землянки, война гитлеровским дворцам и дзотам! — шутил, перефразировав известное изречение, весельчак Юрий Лазарев.

На устройство «зимних квартир» ушло почти четверо суток. Срок малый, если учесть, что отряд вел в это время и боевые действия.

Как мозоль, мешала партизанам патрульная машина, курсировавшая по шоссе на участке Довск — Серебрянка — Гадиловичи. Наши подпольщики точно установили, когда она обычно появляется, а группа Николая Геврасева сделала засаду. Машину подожгли, и десятерым гитлеровцам не удалось уйти от народных мстителей.

Через два дня Нина Юшкевич и Кузьма Черненко пошли к разъезду Тупик, что у самого Рогачева, удачно поставили мину. Но пришлось пропустить два поезда: один — с лесом, второй — порожняк. Ждали эшелона с живой силой или воинским грузом. Только под самый вечер показался нужный поезд. Шел он тихо, будто крадучись. Валил снег крупными хлопьями, видимость была плохая. Но немецкая охрана то ли заметила партизан, то ли случайно, на всякий случай, открыла огонь по кустарнику, где сидели партизаны. Опасно поднять голову, а наблюдать-то надо, чтобы вовремя дернуть за шнур.

Мина сработала чуть-чуть раньше времени, поэтому паровоз не был подорван, а вместе с первыми четырьмя платформами, груженными автомашинами, сошел с рельсов и опрокинулся в кювет.

И.М.Дикан предложил созвать первое партийное собрание партизанского отряда. Оно состоялось 18 ноября 1942 года. Коммунисты избрали в бюро Игната Максимовича Дикана, Степана Митрофановича Белых, Самуила Павловича Дивоченко, Ивана Афанасьевича Михунова и Арсена Степановича Бердникова.

20 ноября на заседании партбюро Журавичскому партизанскому отряду решили присвоить номер 256. Вскоре Белорусский штаб партизанского движения присвоил ему имя Сталина.

Партийное бюро учло просьбу комсомольца Василия Трубачева, который тяжело заболел и, временно, пока поправится, освободило его от должности командира отряда. На его место утвердили лейтенанта Степана Митрофановича Белых — инициативного, храброго, в любой обстановке хладнокровного коммуниста. Комиссаром остался Игнат Максимович Дикан, а его помощником по комсомолу стал Юрий Степанович Лазарев. Начальником штаба утвердили Филиппа Карповича Антонова, начальником особого отдела — Петра Васильевича Будникова. Командирами рот назначили Семена Михайловича Скобелева, Федора Тимофеевича Ермакова и Андрея Федоровича Козырева.