Александр Широкорад - Время больших пушек. Битва за Ленинград и Севастополь Страница 18

По германским данным, в налете, не считая истребителей, приняли участие 40 пикировщиков Ю-87D.

В ходе комбинированного авиационного и артиллерийского удара по кораблям Балтийского флота 25 апреля немцам удалось добиться следующих результатов:

Спасательное судно «Коммуна» – попадание одного снаряда.

Танкер «Николай Островский» находился в Торговом порту Ленинграда. Попал один снаряд, который к тому же не взорвался. Тем не менее, балластный отсек был залит водой.

Недостроенный корпус крейсера «Адмирал Бутаков», заложенный еще в 1913 г. От прямого попадания артиллерийского снаряда в борт ниже ватерлинии и взрыва десяти бомб и четырех снарядов на расстоянии от 2 до 15 м от борта был пробит корпус, затопило внутренние помещения. Через 15 часов корпус крейсера сел на грунт с креном 40°.

Вновь германский авианалет оказался полностью неудачным. По советским данным было сбито 15 германских самолетов. Собственные потери составили два истребителя. Газета «Красная Звезда» в номере за 26 апреля 1942 г. писала: «Вражеские самолеты, поодиночке проникшие в город, беспорядочно сбросили бомбы на жилые дома. Имеются жертвы… Всего за 24 и 25 апреля уничтожено 35 немецких самолетов».

Цитируя «Красную Звезду», я вовсе не ерничаю, а привожу образец пропаганды военного времени. Прессе на войне врать положено, а вот о событиях 60-летней давности – позорно.

Вечером 27 апреля немцы вновь решили провести комбинированный авиационный и артиллерийский удар по нашим кораблям. Вновь артиллерийский огонь корректировали самолеты «Хенкель-126». Затем над Ленинградом появились 40 пикировщиков Ю-87D, сопровождаемые пятнадцатью истребителями Ме-109F. Цитирую «Хронику…»: "С 19 ч. 00 м. до 19 ч. 25 м. группа неприятельских самолетов противника, численностью до 24 машин, производила налет на город и Торговый порт Ленинграда. Налет сопровождался артиллерийским обстрелом города.

В результате этого налета прямым попаданием бомбы было потоплено учебное судно «Свирь». Попаданием артиллерийского снаряда поврежден «Водолей № 2». На 433-й батарее 59-го зенитного артиллерийского дивизиона был разрушен камбуз; убито семь и ранено семь человек. На батареях 9-го зенитного артиллерийского дивизиона огнем с самолетов противника было убито шесть и ранено семь человек. На кораблях эскадры, стоявших на Неве, было ранено четыре человека. В 15–20 м от командного пункта 9-го зенитного артиллерийского полка упала 500-кг бомба, которая не взорвалась". [38]

По германским данным, 27 апреля был сбит один Ю-87 и один Ме-109.

30 апреля германская авиация совершила еще один налет на корабли Балтийского флота, стоявшие в Ленинграде. Результат – ни одного прямого попадания. Повреждения осколками получила лишь подводная лодка М-90, стоявшая у стенки судостроительного завода им. А.А. Жданова.

Так полным провалом закончилась германская попытка устроить «Пёрл-Харбор» Балтийскому флоту. Потопленные же суда – блокшив «Бутаков» и учебное судно «Свирь» – можно с полным основанием назвать ложными целями, на которые и клюнули германские асы. На боевых же кораблях не было выведено из строя ни одного орудия калибра 130 мм и выше.

Глава 8 «Снарядный голод»-миф или реальность?

Со времен Крымской войны у наших генералов и адмиралов возникла традиция каждую свою неудачу помимо иных причин объяснять «снарядным голодом».

Так, уже в конце 1914 г. российская оппозиционная пресса запестрила статьями о снарядном голоде. В ужас пришли и в ГАУ – расход трехдюймовых (76-мм) снарядов оказался за три недели боев в августе 1914 г. по 1000 (!) снарядов на пушку, то есть по 50 выстрелов в день! При таком темпе стрельбы за полгода-год должны быть расстреляны все стволы 76-мм полевых пушек.

Что же случилось? Да дело в том, что пехота начала по делу, а чаще – без дела требовать от артиллеристов открывать «ураганный огонь» по неприятелю. И напрасно ГАУ в 1915 г., а затем в 1916 г. отдавало приказы о запрещении «ураганного, барабанного и иных видов огня, свидетельствующих о неспокойном состоянии духа начальников». В тех же приказах говорилось: «Ведение огня без четко поставленной цели является преступной тратой снарядов».

Увы, на армейское начальство приказы ГАУ действовали, что «об стенку горох». Мало того, каждый артиллерийский начальник любил создавать свой запас снарядов. Посему давались наверх липовые отчеты: "Начиналась бомбардировка начальства нервными телеграммами, а когда и это не действовало, то, значит, было написано недостаточно сильно; надо было сгущать краски, не стесняясь, конечно, истиной, ибо это были как раз те случае, когда ложь во спасение, а потому надо было бить в набат, употребляя при определении своего положения наиболее сильные выражения вроде: роковое, критическое, трагическое, катастрофическое…

Так и пошло вранье, вранье, вранье самое беззастенчивое, сплошное, начиная с самых маленьких чинов и кончая самыми высокими". [39]

Военное министерство, дабы удовлетворить все запросы, выдавало огромные заказы русским и зарубежным заводам. В ходе Первой мировой войны русские заводы изготовили 54 миллиона (!) 76-мм снарядов, из них 26 млн. шрапнелей и 28 млн. гранат. Зарубежным заводам заказали 56 млн. 76-мм выстрелов, из которых в Россию прибыло, по разным данным, от 33 до 50 %.

Этих снарядов хватило на Гражданскую, на локальную Финляндскую и на Великую Отечественную войны, и даже после войны осталось довольно большое количество 76-мм гранат и шрапнелей, изготовленных до 1918 г.

Факты эти хорошо известны специалистам, но, увы, в октябре 2007 г. в «Военно-историческом журнале» появилась статья А.В. Лобанова «Псевдоисторические исследования военный действий в Северном Причерноморье» с обличением моей книги «Битва за Черное море» (М.: АСТ: Транзиткнига, 2005). Обычно я не отвечаю публично критиканам, а за критику по делу я лично благодарю авторов. Но здесь несколько иная ситуация. Как сказано в журнале, подполковник А.В. Лобанов – начальник Военного представительства Министерства обороны Российской Федерации. И вот сей начальник утверждает, что «еще в октябре-ноябре 1941 года, по сведениям Главного артиллерийского управления Красной Армии, все запасы этих снарядов на его базах были исчерпаны и снабжение войск велось буквально с колес». А после войны на складах остались лишь «соответствующие боеприпасы выпуска 1944–1945 гг., имевшие по сравнению с предыдущими (образца 1902 г.) усиленный заряд».

Но тогда возникает резонный вопрос, почему в ряде «Таблиц стрельбы» и «Наставлений» 1945–1952 гг. фигурируют выстрелы дореволюционного образца? Вот передо мной наставление «Боеприпасы к 76-мм орудиям», изданное в 1949 г., да еще с грифом «секретно». И там опять фигурируют среди штатных выстрелов «фугасная старая граната русского образца (Ф-354)», «старого типа 76-мм шрапнель с 22-секундной трубкой» и т. д.

Дальше у г. Лобанова было еще лучше: «С положением о возможности замены боеприпасов от одной артиллерийской системы боеприпасами пусть и одного калибра от другой согласиться невозможно в принципе: стрельба нештатными боеприпасами из артиллерийских орудий категорически запрещена – это ведет к разрыву ствола, выходу из строя материальной части и гибели личного состава. Так, 122-мм пушки ни при каких условиях не могут применять гаубичные снаряды аналогичного калибра, а 122-мм гаубицы – пушечные. Утверждение же автора о возможности использования для стрельбы из 305-мм пушек 52 калибра боеприпасов для 305-мм пушек 40 калибра и 305-мм гаубицы вообще нелепо. Точно также выстрелы для 76,2-мм дивизионных пушек нельзя было использовать для ведения огня из 76,2-мм полковых, так как первые имели большой диаметр фланца гильзы и гильза не входила в выточку в захватных гнездах казенника. И боеприпасы для 76,2-мм зенитных пушек абсолютно не подходили к 76,2-мм полковым и дивизионным орудиям, поскольку имели гильзу большего размера. Поэтому огромные запасы выстрелов к 76,2-мм зенитным пушкам образца 1931 и 1938 годов были абсолютно бесполезны для снабжения полевой артиллерии. А именно эти выстрелы составляли 4/5 запаса боеприпасов калибра 76,2-мм в Севастополе, поскольку предназначались для корабельных 76,2-мм универсальных пушек 34-К. Не говорю уже о том, что боеприпасы для береговых 152-мм пушек системы Канне ни при каких обстоятельствах не могли использоваться в полевых 152-мм гаубицах, пушках и гаубицах-пушках. У каждого вида и типа боеприпасов своя баллистика, и при использовании их в орудиях с иной внутренней и внешней баллистикой траектории снарядов последствия становятся просто непредсказуемыми. Так что ни о какой подготовке данных для стрельбы и о корректировке стрельбы в подобных случаях не может быть и речи, как бы там не изощрялся А.Б. Широкорад».

Ну что ж, вопрос сей достаточно серьезный и важный для понимания хода боевых действий под Ленинградом и Севастополем, так что тут придется разбираться серьезно. Начну с того, что в своей статье Лобанов буквально жонглирует терминами – снаряд, боеприпас, выстрел, – не объясняя читателям, что это такое, и чем эти три термина отличаются друг от друга.