Николай Тычков - Маленькие пленники Бухенвальда Страница 18

Петька стоял, опустив голову и глотая предательскую слюну. Следователь обдумывал, как поступить дальше с узником.

— Ну как хочешь, — наконец произнес он прежним ласковым тоном. — Можешь не есть, если тебе нравится быть голодным. Потом станет жалко, да уж поздно. Но вопросы я тебе все же задам. Извини — служба, ничего не поделаешь. Вот первый мой вопрос: скажи, для какой цели ты воровал патроны из тира?

— Патроны-то? — безразличным тоном выговорил Блоха. — Так, играть. Для чего же еще!

— Но ведь это опасная игрушка, — ласково взглянул следователь. — А других целей у тебя не было?

— Была, — сказал Петька.

— Да? — оживился фашист. — Какая же? — Он так и источал мед.

— А я из них мундштуки делал, вот посмотрите, — он вынул из кармана отличную вещицу и протянул следователю. Этот мундштук Петька недавно нашел на аппель-плаце.

— Красиво. А где ты взял разноцветную пластмассу?

— В мусорном ящике вещевой камеры. Туда выбрасывают негодные зубные щетки, которые отбирают у вновь прибывших.

— Да-а-а, — протянул фашист. — Хотя этот мундштук очень красив и отлично сделан, все — таки не стоит рисковать жизнью ради этого. Тем более что в лагере табак не выдается. Да и ты ведь не куришь.

— Не курю, — признался Петька. — А мундштуки отдавал, кому придется. Мне за это говорили спасибо…

— Так, так… Ему говорили спасибо. А скажет ли спасибо тебе немецкая армия, которой ты наносил вред? Ты понимаешь, что подрывал мощь великой германской империи и что за это тебя следует повесить?

Следователь переходил на другой лад. Этого и ожидал Петька. Все равно, не через час, так через два морда этого эсэсовца исказилась бы злобой.

— А разве украсть несколько патронов очень опасно для Германии? — вызывающе спросил Петька. Пусть уж фашист покажет свои волчьи клыки, Петьке противна его игра.

Так и вышло. Фашист весь затрясся. Он вскочил со стула и зашипел над самым Петькиным ухом:

— Довольно ломаться! Отвечай, кто тебе дал задание воровать патроны? Кому ты их отдавал? Называй всех этих людей. Если не назовешь — велю повесить!

Следователь показал на толстый железный крюк, вделанный в стену:

— Вот здесь будешь висеть.

Блоха уже видел этот крюк при входе к следователю и сразу определил, зачем он нужен.

— Будешь говорить или тебе помочь? Блоха молчал.

Следователь нажал кнопку электрического звонка. Вошли два солдата. Один держал в руках нетолстую, но крепкую веревку. Следователь что-то сказал по — немецки, и солдаты, заломив Петьке руки вверх, связали их у кистей и перекинули веревку через крюк. Один солдат немного приподнял Петьку, а другой потянул за веревку, и Петька повис. Сначала ему было не очень мучительно, но вскоре все тело сделалось тяжелым — тяжелым. В ладонях появилось такое ощущение, будто их раздувают, как резиновый шар, и одновременно сдирают с них кожу. Плечи и грудь разламывало по суставам. Но Петька не стонал, не охал, ничего не просил. Через некоторое время голова его бессильно упала на грудь. Он потерял сознание. Эсэсовцы вышли, привязав конец веревки за костыль…

В восьмом блоке ребята волновались.

— Страшно там Пете одному, — не находил себе места Илюша. — Надо хлеба ему передать и записку. Легче ему станет.

— Ну как вот ты подойдешь к тюрьме? — отозвался Митя Бужу. — Сверху, над главными воротами, часовой. Справа — вышка, и на ней тоже пост. У ворот эсэсовцы крутятся. Всюду охрана, мухе не пролететь.

Мальчики сидели во флигеле. Был перерыв между уроками. К ним подошли Яков Семенович и Володя Холопцев.

Отчаиваться не надо, — сказал Гофтман. — Что — нибудь придумаем.

Мальчики оживились.

Дядя Яша продолжал:

— Наши друзья сообщили, что Петя сидит в самой крайней камере, у правой вышки. Ночью подойти к тюрьме невозможно, осветят прожектором и расстреляют. Надо попробовать днем.

— Днем? — удивился Илюша. — А как?

— Вот слушай. Мы договорились с капо лагерной команды, где теперь работают Владек с Жаном. Они оба и пойдут к тюрьме, а капо будет подсказывать, что и как им делать.

— И мне разрешите с ними пойти, — запросился Илюша.

— Зачем еще тебе, Илюша? Они справятся вдвоем.

— Да, — поддержал дядю Яшу Володя Холопцев, — для этой операции не надо много людей, может только повредить…

Илюше очень хотелось пойти на выручку друга вместе с Владеком и Жаном, но взрослые говорят нельзя — значит, нельзя. Дисциплина тут прежде всего.

— Завтра у нас воскресенье, — сказал дядя Яша. — Вот завтра и проведем операцию, в конце рабочего дня. Меньше вероятности, что Петю уведут на допрос.

Володя Холопцев тоже давал наставления ребятам:

— Запомните: в окне камеры, где сидит Петя, отбит маленький уголочек стекла, вот в это отверстие и просунете записку.

— Ну как, не боитесь идти на такое дело? — спросил дядя Яша. — Если раздумали — найдем других…

Владек перевел эти слова на французский.

— Нет, — твердо ответил Жан. — После такой смерти Руди я ничего не боюсь.

— Я тоже не боюсь, — заверил Владек.

— Молодцы, ребята! Ты, Владек, внимательно слушай Эрнста и переводи его слова Жану, — дал последнее наставление Яков Семенович. — Эрнст — это капо лагерной команды…

— Все понятно, дядя Яша.

В воскресенье они отправились на задание. Жан вез тачку, а Владек шагал с метлой. Оба внимательно поглядывали по сторонам. Не дойдя несколько метров до тюрьмы, Жан поставил тачку, а его друг начал старательно подметать дорожку. Жан вынул из тачки свою метлу и тоже начал ею помахивать. Вначале за ними наблюдал часовой с главных ворот, но потом убедился, что маленькие узники заняты делом, и перестал ими интересоваться. Он отошел на другую сторону вышки. А ребята постепенно подвигались к тюрьме.

Пришел капо — немецкий коммунист Эрнст Грюне. Для порядка он начал кричать на ребят, подгонять их. Потом выхватил метлу у Жана и принялся с ожесточением махать: вот так, мол, надо работать. Затем, бросив метлу, Эрнст подошёл к Владеку, с криком отвесил ему подзатыльник и после тихонько предупредил:

— Приготовь записку…

Владек слегка кивнул. Она была у него в руке.

Часовой правой вышки медленным шагом ходил из угла в угол. Он был уже уверен, что дети не нарушат порядок, если здесь капо.

— Протереть окна тюрьмы! — приказал капо. — Быстро! Встаньте на тачку, дураки! Быстро!

Жан подкатил тачку к окну, Владек забрался на нее и стал протирать окно тряпкой. Делая это, он заглянул в камеру, но Петьки не увидел. Тогда мальчик подольше всмотрелся в полутьму, и заметил, что в камере кто-то зашевелился. Конечно, Петька. Так оно и есть. Вот он приближается к окошку. Увидев Владека, Блоха так весь и встрепенулся от радости.

— Петь, Петь, — зашептал Владек в щелку, — как дела?

Петька поднял большой палец правой руки — все, дескать, нормально. Владек просунул записку в отверстие и спрыгнул на землю.

Чтобы не вызвать подозрения, ребята протерли таким же порядком все окна тюрьмы и удалились.

А Петька, схватив записку, торопливыми пальцами развернул ее и прочел:

«Петя! Держись крепко, мы о тебе не забываем. Жди скорого освобождения. Твои друзья».

А как они освободят? Отсюда еще никто не выходил. Не мог вырваться даже Акпер, такой смелый, сильный человек. Ну раз друзья обещают, значит, что-то придумают.

Он сжевал записку и проглотил. Сохранил бы он ее как доказательство верности друзей, да нельзя: могут найти тюремщики.

Фашисты не торопились уничтожить Петьку. Мальчишка мог пролить кое-какой свет на деятельность подпольной организации, которая, как чувствовали гитлеровцы, в Бухенвальде существует. Они понимали, что маленький русский гефтлинг не для мундштуков носил из тира патроны. Тут кроется серьезное дело.

Петьку вызывали на допрос каждый день, иногда не один раз. Поднимали его с койки очень часто глубокой ночью. Беспощадно истязали. Подвешивали за ноги вниз головой. Сжимали голову в специальных тисках.

Однажды Петьке совсем не принесли еды. На другой день, утром, бросили две соленых — пресоленых селедки. Мальчишка долго крепился, смотрел на валявшуюся рыбу. Потом все же не стерпел, взял одну, моментально съел, даже не вычистив, потом съел и другую. От голода он сначала не почувствовал, что селедка сильно соленая. Через некоторое время ему захотелось пить. Внутри все жгло. И больше он уже ни о чем не мог думать, только о воде. Хотя бы один глоточек!

В дверях появился тюремщик. Снова на допрос. Блоху ввели в знакомую комнату к следователю. Тот провел рукой по желтоватым волосам, потом потянулся к графину с водой. Графин был большой, светлый, а вода, по — видимому, очень холодная, потому что на стекле выступили капельки.

Петька старался не смотреть на воду, он отвел глаза в сторону, но вот жидкость забулькала, полилась в стакан, тут было трудно стерпеть, чтобы не взглянуть.