Юрий Белостоцкий - Прямое попадание Страница 18

Настя знала, что если Раечка к чему прицепится, то не отстанет, и, чтобы поскорее удовлетворить ее любопытство, ответила не то в шутку, не то всерьез — понять было трудно, потому что глаза у нее все еще смеялись, а голос был серьезным и напряженным:

— Ну, если бы мне и в самом деле потребовалось кого-то выбирать, то я, Раечка, выбрала бы и не Козлова, и не Кривощекова, и не Майбороду с Курганским, хотя и не сомневаюсь, что люди они хорошие, — я выбрала бы, Раечка, все-таки лейтенанта Башенина, — и, вскинув на ошеломленную Раечку торжествующий взгляд, опять расхохоталась звонким смехом.

Однако на другой день она пожалела о своей откровенности.

Утром, когда Настя вернулась с метеостанции, где она снимала показания приборов, то застала девчат в необычном волнении, хотя, когда уходила, в землянке ничего особенного не происходило. Сейчас же девчата были возбуждены, что-то горячо доказывали друг другу, а может, и спорили, Настя не разобрала. Только шутливо продекламировала на свой лад известные некрасовские строки громким голосом, чтобы их перекричать, — у Насти с утра было отличное настроение:

— Знать, клад нашли подруженьки… И делят меж собой…

Потом уже своим обычным голосом, без поэтических интонаций, спросила:

— О чем все-таки спор, девочки?

И девочки охотно ей рассказали, перебивая друг друга, и Настя наконец поняла из их сбивчивого рассказа, что вчерашний выбор в отношении летчиков с того аэродрома оказался на редкость удачным: каждая из девушек понравилась именно тому летчику, которому и хотела понравиться.

— Ну прямо как в сказке, — подчеркнула Раечка Воронкова. Раечка была возбуждена тут, пожалуй, больше всех, и говорила Раечка тоже больше всех. Она же и сообщила далее Насте с таким видом, словно собиралась обрадовать ее сверх всякой меры:

— И летчики еще велели нам передать, что как только прилетят сегодня, так сразу же придут знакомиться. Это уже по-настоящему. Ой, девочки, что-то будет! Боязно все же. — Потом добавила, как бы спохватившись — Твой лейтенант Башенин, Настя, тоже, между прочим, обещал прийти. Он так и велел передать: пусть, говорит, встречает. Раз, говорит, ждет, пусть тогда и встречает.

Настя насторожилась:

— Как встречает? Почему?

— Ты что, маленькая, не понимаешь? — удивилась в свою очередь Раечка. — Разве ты вчера не говорила при всех в землянке, что изо всего полка выбрала бы только лейтенанта Башенина? Не говорила, скажешь? Вот ему и передали, и он обрадовался, тоже велел передать, что лечу, мол, пусть встречает. Неужели непонятно?

Настя переменилась в лице: она ни сном, ни духом не ведала, что эти ее вчерашние слова, сказанные, может, и от души, искренне, но совершенно в ином смысле, то есть предположительно, да еще под впечатлением, как бы назло Веронике, будут истолкованы таким вот образом, а потом еще и переданы на тот аэродром и дойдут до ушей самого лейтенанта Башенина. Господи, ну как же так можно? Ведь это же не по-дружески, это, наконец, нечестно, и Настя, не зная, возмутиться ей или расплакаться, какое-то время стояла как в столбняке и ничего не говорила. Ей особенно было мучительно думать, что лейтенант Башенин сейчас там конечно же ликовал, не сомневаясь, что она и в самом деле ради него могла позабыть свой девичий стыд и гордость и броситься ему на шею первой. Это было выше ее сил, особенно обидно и больно, и она уже была готова возненавидеть этого лейтенанта Башенина, хотя в глубине души где-то и понимала, что лейтенант Башенин в данном случае как раз не виноват, что его самого ввели в заблуждение, виновата скорее всего она сама, легкомысленно заявив вчера при всех о том, о чем заявлять никогда бы не следовало. Ну как она теперь, что будет делать? Ну ладно еще, если бы Башенин только узнал об этих ее словах и, скажем, деликатно промолчал. Так нет ведь, он, оказывается, еще и заявил там во всеуслышание, да еще конечно же не без самодовольства, что пусть, дескать, встречает, раз такое дело, словно уже получил на нее неоспоримое право. Уж лучше бы тогда ей этого лейтенанта Башенина вообще никогда не знать, лучше бы он сюда никогда не прилетал, тогда бы все, может, и обошлось. Но хочет она того или не хочет, а полк все равно сегодня прилетит, и встретиться ей с этим лейтенантом Башениным так и так придется: не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра. Тут уж никуда не денешься. А что она ему скажет, когда встретится? Какими глазами на него посмотрит? Вот уж действительно надо быть стопроцентной идиоткой, чтобы влипнуть в такую историю. И Настя, поразмыслив над всем этим хорошенько, вдруг решительно заявила:

— Вот что, девочки, я не знаю, каким образом мои слова были так искажены, но дело сейчас не в этом, концов тут не найти. А только запомните: ни с каким Башениным знакомиться я не собиралась и не собираюсь. Не буду! — потом добавила уже конфузливо: — Я думала, это шутка.

— Да ты что, Настя? — разом взорвались девчата, и больше всех, конечно, Раечка с Вероникой. — Ты в своем уме? Как же это — не буду? Все будут, а она не будет. Это что же, выходит, на попятную? Ну нет, дорогая, не выйдет, совесть надо иметь. Давай больше не выдумывай чего не надо, а помозгуй, как их, молодчиков, нам получше встретить, чтобы не опростоволоситься. Летчики, сама знаешь, какой народ… Да и себя надо привести в порядок, камуфляж, какой ни на есть, навести. Пусть, черти, знают, что мы тоже не лыком шиты…

Настю этот их напор не удивил — она видела, что девчата загорелись не на шутку, — но и не переубедил.

— Нет, нет, — повторила она. — Это же не серьезно, девочки. Ну кто же так знакомится? Что они о нас подумают? Ведь получается, мы сами им на шею вешаемся. Как хотите, а так знакомиться просто неприлично.

На этот раз девчата присмирели, видно, в словах Насти что-то такое было, и они замялись. Но тут вперед выступила Вероника — эта характером была потверже — и заявила:

— Мало ли кто как знакомится. Не ходить же нам было в комитет комсомола или к замполиту, чтобы посоветоваться, как знакомиться, да еще просить разрешение? А потом, что ты увидела в этом неприличного? Неприлично как раз вот так поступать, как поступаешь ты: человека обнадежила, ему об этом передали, а теперь… Ты же ведь не девочка несовершеннолетняя, видела уже его, знаешь. Такой парень, что глаза, что рост, блондин, высокий…

Это последнее, насчет блондина и прочего, Вероника добавила, конечно, так, уже по инерции, раз ее понесло, а может, чтобы дать почувствовать этой упрямице Насте, что она в конце концов не кота в мешке покупает.

Но Настю это только рассмешило, и она проговорила сквозь смех:

— Вот ты, Вероника, и держись за него сама, за этого блондина высокого, если хочешь. А я не желаю и не буду. И все, больше говорить об этом нечего. А потом, если уж хотите, — добавила она затем, чтобы, верно, больше не переливать из пустого в порожнее, — так голубоглазых и светловолосых я вообще не люблю. Ясно? Не люблю блондинов. И все, терпеть не могу…

Это уже было слишком, и Вероника в первое время не нашлась что сказать в ответ, только обидчиво поджала губы. Затем, как бы приглашая всех в свидетели, вдруг вскинула руки вверх и произнесла с возмущением:

— Нет, вы только посмотрите на нее, на эту принцессу: вчера ей нравился блондин, а сегодня, видите ли, блондинов она уже терпеть не может, сегодня ей подавай, наоборот, брюнета. А завтра кого? Рыжего? В полоску? Или коричневого в клеточку?

Остальные девчата тоже начали поглядывать на Настю осуждающе, и Настя это почувствовала и, чтобы не дать им сорваться, ответила миролюбиво:

— Не надо ссориться, девчата, это ни к чему не приведет, ссоры еще никому не украшали жизнь. Поступайте как хотите, а только я своего решения менять не буду. Не обижайтесь, но я, правда, иначе не могу, честное слово…

К удивлению Насти, девчата выслушали ее на этот раз вроде с пониманием, а потом, бестолково потоптавшись, тихо, очень даже тихо, разошлись по своим углам, а потом и вообще из землянки — время было завтракать, а за опоздание в строй — в столовую девчат на аэродроме водили только строем — могло нагореть: их мать-начальница, сержант Глафира Шерстобитова, следила за этим строго.

И Настя осталась в землянке одна — она сегодня была дневальной и позавтракать могла после, «по расходу». Устало опустившись на койку, она долго сидела неподвижно, уставившись незрячим взглядом на дверь, за которой скрылись девчата, и ни о чем не думала. Потом вдруг, решительно тряхнув головой, быстренько засучила рукава, вооружилась веником с тряпкой и начала с таким проворством и неистовостью все тут по порядку чистить, мыть, скоблить и вытирать, что землянку вскоре стало не узнать. А когда делать снова стало нечего, опять безвольно, словно этот порыв надорвал ей силы, опустилась на койку и сидела будто окаменелая до тех пор, пока где-то поблизости от землянки не раздался крик «летят» и не послышался рев возвращающихся с боевого задания бомбардировщиков.