Идиля Дедусенко - В «игру» вступает дублер Страница 18

– Повылазили, как тараканы из щелей, – подытожил Петрович. – Бросились в холуи к новым хозяевам…Я бы им всем головы посворачивал, и баста.

– Нельзя, Петрович, – вздохнул Зигфрид. – Нельзя всем головы сворачивать. Вернутся наши, все предатели получат по заслугам. А вот Гука обезвредить надо. Просил у своих помощи, но что-то нет ничего, молчат. Значит, надо действовать самим.

– Да ты только скажи, я его где-нибудь накрою.

– Нет, Петрович, тут осторожность необходима. Сначала последим за ним. Узнай, в каких кабачках бывает, что пьёт и с кем. Может, есть дама сердца?

– Ладно, похожу, поразведаю.

– А кролик-то у тебя хорош!

– Ещё бы! На немецкие деньги куплен! – мрачно пошутил Петрович.

Поздним вечером к Зигфриду опять поскрёбся Василий и, как всегда, бочком протиснулся в едва приоткрытую дверь.

– Ты, брат, смелее входи, – пригласи Зигфрид.

– Да потревожить вас боюсь, Сергей Иванович.

– Ничего, ничего, заходи.

Зигфрид достал ром:

– Ну как, чистого или с кофе?

– Предпочёл бы чистенького.

Зигфрид налил немного в стакан, придвинул к Василию.

– А вы что же?

– Не хочется.

Василий выпил, осторожно поставил стакан на место.

– Да-а-а, я ведь тоже до ранения не пил. Даже, поверите, фронтовые сто грамм не употреблял, ребятам отдавал. А потом как-то всё пошло наперекосяк. Особенно после того, как тут оказался. Вот и лечу…душу…

– Не один ты «тут оказался», – сказал Зигфрид, подчеркнув последние слова.

– Не один, – согласился Василий. – Только ведь вот здесь я – один.

– Не понял, – сказал Зигфрид, хотя и уловил тревожное состояние Василия.

– Ну как же…Слова сказать не с кем… Каждый сам по себе. Все друг друга опасаются. Вот только у вас душой отдыхаю.

Зигфрид давно присматривался к Василию. Он нравился ему своей готовностью помочь, природной смекалкой. И особенно тем, что тосковал. Тоска эта прорывалась через все его странности и комические ужимки. Душа его, не принимавшая нового порядка, болела. Василий из чувства предосторожности тщательно это скрывал и только чуточку расслаблялся за ромом у Зигфрида.

– Мне тоже приятно с тобой поговорить, – сказал Зигфрид, обдумывая внезапно пришедшее решение.

– Правда? – обрадовался Василий.

– Правда. Выпьешь ещё?

– Нет, спасибо…Я же, вообще-то, непьющий. Вот только тут… – Василий покрутил кулаком у сердца.

– А ты тоску в ненависть преврати, – посоветовал Зигфрид.

– Как это? – тихо удивился Василий.

– Помнишь того гестаповца в штатском, что у директора в кабинете был и бумаги писал?

– Помню.

– Он нас всех может упрятать за решётку, как только разглядит, что…у кого-то душа болит.

– Этот может, – согласился Василий.

– Ты на фронте защищался до последнего?

– До последнего, – несколько смутившись, ответил Василий.

– Так почему здесь не защищаешься?

– А как?!

– Надо последить за этим человеком, где бывает, где живёт, а потом уже решать, что делать дальше.

Василий повернул голову боком и сморгнул своим птичьим глазом.

– Или боишься? – спросил Зигфрид.

– Нет, Сергей Иванович, не боюсь. Только не пойму, это мне или вам нужно? – выдал напрямик сообразительный Василий.

– Это нам нужно.

– Я согласен, Сергей Иванович, я не подведу, – заверил Василий.

Несколько дней он наблюдал за Гуком, потом доложил Зигфриду: «прыщавый» несколько раз в день пересекает улицу – ходит из гестапо в полицию безопасности и обратно. «Значит, выполняет обязанности секретаря-порученца и переводчика», – заключил Зигфрид.

– Живёт один в трёхкомнатной квартире, – рассказывал Василий. – Ходит к женщине. Кто такая, не знаю, пока не выяснил, но видел, что молодая, и адрес знаю.

– Да ты просто молодец, – похвалил Василия Зигфрид.

– Ну да, против овец, – невесело отшутился Василий.

– Надеюсь, не надо напоминать, что разговор у нас мужской?

В кабинете у Панова шло совещание – решали, что делать с бывшим одноклассником Зигфрида. Фигура для него явно опасная, и надо принимать какие-то меры.

– Ликвидировать его! – горячо рубанул Кондратьев. – Поручите это мне. Проберусь с ребятами в город, а там видно будет, как действовать.

– А не лучше ли сначала проверить, что за человек? – предложил Игнатов.

Кондратьев вскочил с места:

– Пока будешь заниматься проверкой, он ликвидирует Зигфрида!

Панов думал, не глядя на обоих, потом повернул голову к Игнатову:

– Сколько займёт проверка?

– Трудно сказать, – уклончиво ответил майор.

– Сорок восемь часов, – сам установил срок генерал. – Управитесь?

– Буду стараться.

Сорок восемь часов на то, чтобы узнать всё о человеке, у которого даже фамилия точно не известна, слишком мало. Но для Зигфрида и несколько минут могут оказаться роковыми. Игнатов стал действовать немедленно. Он посылал в Москву срочные телеграммы, сопоставлял ответы. Как ни старался, уложиться в двое суток не удалось. Только на пятый день смог подвести итог проверки.

Зовут бывшего одноклассника Зигфрида Виктор Иоганнович Гук. Он принадлежит к породе людей, для которых личное благополучие превыше всего. Не раз повторял: «Жить для других – абсурд. Я не библейский Христос, не пойду на казнь ради ближнего, не стану терзаться, если кто-то пострадает из-за меня». Но были и такие данные, которые говорили в его пользу. Например, во время большого пожара на химическом заводе он спас от верной гибели рабочего.

Получив столь противоречивые сведения, Игнатов задавал себе вопрос: что побудило Виктора Гука стать на путь измены? Жизнь ему дала русская женщина, учился он в советской школе, ничем себя до перехода к фашистам не скомпрометировал. Одно корыстолюбие? Нет, этого слишком мало для такого человека, чтобы стать предателем. Пожалуй, страх. Вот именно, ещё и страх. Он каким-то образом оказался в руках у врагов и предпочёл стать их слугой, а не пленником. Но если его хорошенько припугнуть, он может даже оказаться полезным и этим в какой-то мере искупить предательство. Надо попытаться использовать тот факт, что мать русская женщина, которая сейчас живет в Подмосковье и разделяет трудности вместе со всем народом. Уж если не патриотизм, то чувство к матери должно сыграть какую-то роль.

Свои соображения Валентин высказал на очередном совещании у Панова. Кондратьев, конечно, вскипел:

– Чего с этим предателем цацкаться?

– Не цацкаться, а использовать в наших целях, рассчитывая на его лояльность.

В спор вступил Коля Чернов. Живой и открытый крепыш спортивного типа, по лицу которого «цыганка прошлась», он, тем не менее, чаще поддерживал осторожного Игнатова, чем вспыльчивого Кондратьева.

– Надо заставить Гука поработать на нас, – высказал своё мнение Чернов.

Панов молчал, пока не выслушал всех. Потом вдруг стал говорить о том, что, казалось бы, не имело отношения к обсуждаемому вопросу:

– Нашей 37-й армии хотя бы сотню танков, чтобы преградить фон Клейсту путь на Нальчик и Грозный. Но именно «тридцатьчетвёрок» и не хватает…

– Разве только танков не хватает? – недовольно бросил Кондратьев.

– Вот именно, не только танков, – подхватил генерал. – А потому нам очень нужен человек в гестапо.

Кондратьев только головой покрутил, удивляясь, как чётко Панов подвёл всех к своей точке зрения.

– Мы обязаны думать и о том, что на оккупированной территории под угрозой находятся наши патриотически настроенные люди. Человек из гестапо мог бы помочь предотвратить многие несчастья. Но большой группе идти туда незачем.

Цыганские глаза Чернова загорелись. Совсем недавно он возвратился из-за линии фронта, куда ходил на связь с партизанами, и уже готов идти на новое, более сложное задание.

– Поручите это мне, товарищ генерал, – попросил Николай.

Ну, уж этого Игнатов от него не ожидал. Ведь только они договорились, что пойдут вместе и вдвоём проведут операцию по «обработке» Гука, не вовлекая Зигфрида, чтобы он остался вне подозрений. И вот на тебе! Подумал, что Панов хочет послать только одного человека, и сразу ухватился за такую возможность. Его мёдом не корми, только дай ему дело поопаснее.

Но генерал будто не слышал Чернова, попросил Игнатова изложить свой план. Майор чётко пересказал всё по пунктам.

Первый этап операции начинался на передовой, где нужно создать «коридор» – узкую разминированную полоску земли, по которой можно проникнуть на оккупированную территорию. За это взялся Рыжов – ему не впервой переправлять людей через линию фронта и встречать их на обратном пути.

Второй этап предусматривал организацию секретной и внезапной встречи с Гуком. Расчёт строился именно на факторе внезапности.

И третий этап – возвращение, в котором тоже риск немалый. Не каждому удаётся благополучно пересечь линию фронта. Потери уже были и, разумеется, будут. Но об этом думать не хотелось. Просто надо просчитать всё до мелочей.