Лев Савельев - Дом Павлова Страница 19

Для себя Павлов постоянного места не определил. Он патрулировал по всему дому. Еще в сумерки он отослал своих молодых помощников, добровольцев-связных Тимку и Леньку домой, в подвал — от греха подальше. Нечего мальчуганов тут держать, когда того и гляди начнется «заваруха». Зато теперь приходится самому носиться из конца в конец большого дома — от Александрова к Глущенко, потом к Черноголову и снова к Александрову. У каждого надо побывать, каждого проверить, а главное — подбодрить, чтобы человек чувствовал, что не один он тут. Да еще за площадью надо понаблюдать, своими глазами все посмотреть…

Но вот, кажется, и долгожданное подкрепление.

Темно — хоть глаз выколи! — а молодец Черноголов, все-таки узрел.

— Ну, сержант, видать, Калинин дошел, — радостно доложил он, когда Павлов появился с очередным обходом. — Вон туда гляди… кажется, ползут. Или померещилось?

Нет, ему не померещилось. Со стороны Волги действительно кто-то движется. Но кто заверит, что это — свои?

— Подпустить на самое близкое расстояние, — приказал сержант, — а я пошел туда, — и он кивнул в сторону первого подъезда. — Скорей всего они оттуда и постараются попасть в дом.

Павлов рассчитал правильно. Люди ползли по-пластунски и довольно быстро приближались к двери, за которой он притаился с автоматом наизготовку. В нескольких шагах от крыльца двое внезапно выпрямились во весь рост.

— Стой! Кто идет?

— Здорово, Павлов!

— Жив? Не убило!

Они ответили хором, и Павлов узнал голоса своих. Это были Афанасьев и Воронов.

— Рано меня хоронить. Не отлита еще для меня пуля!

— Ну и не тоскуй по ней, леший ее побери… А сейчас, комендант, принимай на постой. Там еще народ идет.

Следом, волоча станковый пулемет, подползли еще четверо — Иван Свирин, Идель Хаит, Алексей Иващенко и Михаил Бондаренко. Все они спускались по ступенькам вниз, вслед за Черноголовым, который показывал им дорогу.

— Хватит места в твоих хоромах? — спросил Афанасьев, наблюдая, как темнота подвала поглощает его людей.

— Хватит, дорогие гости, милости просим, — весело отозвался Павлов. — Всех устроим с удобствами. И работенка каждому найдется… Только потчевать нечем, — с деланной досадой добавил он.

— А нам не страшно, — в тон ему ответил Афанасьев. — Мы в дом со своим добром…

В эту минуту в дверях показался старшина роты Сидашев. Он полз одним из первых — вместе с пулеметчиками — и приволок термос с кашей.

— На чужой обед надейся, а свой припасай, — проговорил старшина, втаскивая увесистую посудину. Он был рад и тому, что добрался невредим, и тому, что наконец накормит людей, не евших целые сутки.

Из темноты вынырнули еще несколько фигур. Это были «сабгайдаки» со своими противотанковыми ружьями. У самого входа шальная пуля полоснула бронебойщика Нурматова. Он слабо вскрикнул и бессильно поник головой. Тщедушный боец, с которым они вдвоем тащили длинное противотанковое ружье, не смог и с места сдвинуть припавшего к земле напарника — тот был чуть ли не вдвое тяжелее. Но подоспел Рамазанов, такой же великан, как Нурматов, и быстро втащил раненого в дом.

Потом появились автоматчики Шаповалов и Евтушенко. Земляков из Лозовой Черноголов проводил вниз особенно радостно.

Приполз Нико Мосияшвили, за ним бывший повар Иван Шкуратов и, наконец, пятый автоматчик Камалджон Тургунов.

Последними — уже глубокой ночью — прибыли минометчики. Их привел младший лейтенант юркий и задорный Алексей Чернушенко.

Всех этих людей капитан Жуков снарядил сразу же, как только из полка сообщили, что появился Калинин с долгожданным донесением.

Отправляя отряд для подкрепления в зеленый дом, Жуков напутствовал Афанасьева и Чернушенко:

— Помните, товарищи, офицеров вас там пока будет только двое. На вас и ложится наибольшая ответственность. Дом фашисту не отдавать!

Бронебойщик Нурматов, раненный у самого входа в дом, оказался не единственной потерей в этом отряде. Путь был нелегок, местность простреливалась, и отряд имел жертвы: один солдат убит, а трое раненых возвратились на мельницу с полдороги.

Но зато теперь вместе с четверкой смелых разведчиков в Доме Павлова уже более двадцати человек. Сила! Есть кому встретить незваных пришельцев, а главное — угостить их есть чем!

Теперь надо, не мешкая, браться за дело: правильно построить систему огня и укрепиться.

С этого и начали.

— Ну, сержант, веди к своим огневым точкам, — обратился к Павлову Афанасьев.

— Какие там огневые точки, товарищ лейтенант! Два окошка, выложенные энциклопедией, вот и все наши амбразуры… Сам не пойму, чем продержались…

Словно радушный хозяин показывал Павлов «свой» дом. Афанасьев, Воронов, Сабгайда, Чернушенко намечали, где им сподручнее будет разместить пулемет, минометы, бронебойки.

— Это военторг. Узнаете? — показал Павлов на видневшийся из окна дом по ту сторону площади. — Там сейчас опять фашисты. Выходит, соседи…

— Что же, жить в соседях — быть в беседах, — ухмыльнулся Воронов.

— Да горяченьким погуще угощать, — подхватил Чернушенко.

Но вот обход закончен. Побывали и в подвалах, где люди спали хоть и на удобных постелях, собранных со всего дома, но сон их был тревожным и чутким.

Матвеича сон не брал. Он сидел за столом и при тусклом свете коптилки читал. Стариковские очки оползали на нос, давно сломалась одна дужка, и ее заменила повязанная за ухо ниточка. Увидев новых людей, Матвеич понял, что прибыло пополнение.

— Что, сынок, тяжело? — опросил он Афанасьева, разматывая ниточку на ухе. Старик не прочь вступить в разговор с этими, деловито обходящими подвал, людьми, да им, видать, недосуг!

Как ответить старику на вопрос, полный тревоги? Афанасьев не стал кривить душой и сказал то, что думал:

— Нелегко, папаша, нелегко…

Стали размещать оружие. Воронов поставил свой пулемет в дровянике с оконцем. В сектор обстрела попали те самые домики с северной стороны, откуда прошлой ночью лезли гитлеровцы. Теперь все расстояние до этих домиков, все полтораста метров, можно было надежно держать под огнем. А чтоб окончательно укрепить это наиболее опасное направление, в соседнем подвале расположились со своим противотанковым ружьем друзья-бронебойщики Рамазанов и Якименко. Амбразурой им послужило едва выдающееся над землей окошечко. Отсюда хорошо видно, да и маскировка удобная. Остальные два противотанковых ружья были направлены в разные стороны. И вместе с «бобиками» — минометами младшего лейтенанта Чернушенко — удалось создать круговую оборону дома.

Возле огневых точек бойцы сделали себе постели, чтоб не отлучаться даже для короткого отдыха. Павлов не зря обещал всех устроить с удобствами. Кроватей и диванов хватило.

Еще и еще раз обходят Афанасьев с Павловым дом, прикидывают… Эх, слабовато с западной стороны, с той, что глядит на площадь Девятого января. Здесь бы не помешало маленько усилить, да где взять оружие?

И вдруг кто-то доложил:

— Товарищ лейтенант, трофей нашли!

Это был немецкий танковый пулемет, бог весть как сюда попавший. Нашлись и патроны. Пулемет оказался очень грязным. Его разобрали, промыли — хорошо, что в доме нашелся керосин, — снова собрали: действует!

Вот когда пришлось кстати, что Афанасьев в прошлом был танкистом. Он показал Свирину, как надо обращаться с трофейным танковым пулеметом, и солдат быстро освоился с диоптрическим прицелом. Теперь была хорошо прикрыта огнем и последняя, западная сторона дома.

Однако все это лишь первые шаги. Предстояло положить еще много труда, пока дом превратился в неприступную крепость.

Вторая ночь тоже прошла в напряженном ожидании, но противник себя не (проявлял. Видно, враг еще не забыл вчерашний отпор. Зато с самого утра опять стали бить минометы. На дом обрушились не менее сотни мин. В дальнейшем гитлеровцы, со свойственной им педантичностью, установили ежедневный рацион: несколько десятков снарядов и до сотни мин.

Вместе с бронебойщиками, замыкавшими отряд пополнения, приполз со своей катушкой и связист Файзуллин. Маленький, толстенький, в неизменной каске, которую он, кажется, никогда не снимал с головы, он быстро пристроился в уголке подвала и, прокричав в трубку «Я — „Маяк“!», взялся за «талмуд» — так бойцы называли его толстейший блокнот. Он нашел его где-то еще в начале войны и о тех пор не расставался с ним.

Файзуллин слыл во взводе чудаком. Мало ему таскать тяжелое связистское имущество, так нет же — с ним еще и огромный блокнот, в который регулярно записывались все события дня. Минутка передышки — и парень уже приткнется где-нибудь возле коптилки, чтоб взяться за карандашик.

— Охота такой талмуд таскать, — подтрунивали товарищи. — Зачем он тебе?

— Как зачем? — возмущался Файзуллин. — Это ж надо для истории! Если меня убьют, память о наших днях останется…