Сергей Фрёлих - Генерал Власов: Русские и немцы между Гитлером и Сталиным Страница 19

Штрикфельдт на это ответил: «Неужели вы думаете что нашему заданию пошло бы на пользу, если бы мы каждую вторую неделю раскрывали новый заговор? Это принесло бы нам гораздо больше вреда, чем наше решение сохранить жизнь этому полковнику и отпустить его на волю без наказания. Наш офицер разведки в этом отношении целиком придерживается моих взглядов. Он ведь любит русских и охотно болтает с ними за стаканом чая и не расследует каждое подозрение. Это именно и хорошо.»

Я должен признаться, что не вполне понимал тогда значения такого мудрого подхода. Еще во время войны выяснилось, что подозрения против полковника Спиридонова были неосновательны: дело сводилось просто к интриге. До самого конца он играл большую роль в КОНРе, и генерал Власов относился к нему с полным доверием. И после войны Спиридонов оставался противником большевиков. Он умер естественной смертью.

Для характеристики барона Клейста, которого я причисляю к моим друзьям, я хотел бы рассказать о забавном случае. Однажды он был на одном русском собрании, скорее как слушатель, чем участник его. Как это в обычае у русских очень быстро завязался ожесточенный спор, все друг другу возражали, дело дошло даже до брани. Это очень огорчило барона Клейста, чье сердце было полно любви к русским. Наконец, он решил вмешаться в спор, чтобы установить мир, и поднялся на подиум. Не вполне правильно владея русским языком, он обратился к спорившим со следующими словами: «Дорогие друзья, успокойтесь! Я вижу, что вам нелегко. Жизнь действительно тяжела, но ведь из-за этого не стоит приходить в такое возбуждение! И мне нелегко: ведь каждый день в 6 часов утра моя жена возбуждает меня…» (желая сказать «будит»).

Особую роль в Дабендорфе играл ротмистр Эдуард фон Деллингсхаузен в качестве заместителя капитана Штрикфельдта в должности батальонного командира. Трудно было себе представить лучшего посредника между немцами и русскими. Деллингсхаузен, благодаря своему происхождению, чувствовал себя как дома как у русских, так и у немцев. Он происходил из немецко-балтийской дворянской семьи из Эстляндии. Во время Первой мировой войны он служил в императорской русской армии и получил воспитание в России. Он не только безукоризненно говорил на обоих языках, но и принадлежал к обеим национальным культурам. В императорской армии Деллингсхаузен начал службу как вольноопределяющийся. В меньшей степени о нем знали, что в Первой мировой войне с русской стороны он принимал участие в походе русской армии в Восточную Пруссию под командованием генерала Ренненкампфа. Как командир одного из трех разведывательных взводов он был послан для того, чтобы восстановить связь с армией генерала Самсонова. Когда война превратилась в позиционную и гвардейская кавалерия использовалась в окопах как пехота, Деллингсхаузен, как и многие из его друзей, перешел к новому роду оружия — военной авиации, став одним из самых выдающихся боевых военных летчиков. Самолеты того времени, незащищенные монопланы и бипланы, назывались летающими гробами. До 1916 года боевые летчики сражались, стреляя из крупнокалиберных револьверов, и бросали во вражескую пехоту ручные гранаты. Деллингсхаузен получил все возможные боевые награды. Никто из его друзей не знал что-либо об этом периоде его жизни. При его скромности и спокойном благородстве он никому не показывал своих отличий.

После Первой мировой войны Деллингсхаузен эмигрировал в Берлин, где зарабатывал на жизнь своей семьи, имея маленькую агентурную фирму. Когда началась Вторая мировая война, Деллингсхаузен явился на военную службу как переводчик и знаток России и был послан в Дабендорф после возникновения Власовского движения. И в этой войне он проявил гражданское мужество, ведя борьбу с расистскими законами Третьего Рейха. На свою собственную ответственность он снабжал полуевреев книжками зарплаты, в силу чего такие лица по закону становились чинами немецкого Вермахта. Как таковые они попадали в подсудность военных судов и избавлялись от прямых покушений Гестапо. Конечно, такая оказываемая им Деллингсхаузеном помощь была связана с громадным риском, так как ведь шло о фальсификации документов. Помимо этого, в Третьем Рейхе считалось преступлением, пользуясь своим служебным положением, обходить расистские законы. Однако глубокое человеколюбие этого балтийского барона, бывшего кавалерийского офицера царской армии, было сильнее всех параграфов служебных предписаний.

Деллингсхаузен скончался в Мюнхене в 1975 году 80 лет от роду.

Зыков, разочарованный марксист, как пропагандист против Сталина

Власов стал собирать первых сотрудников. Штаб стал расти. Из лагерей военнопленных прибыли генералы Малышкин и Трухин, комиссар армии Георгий Николаевич Жиленков, полковники Владимир Ильич Боярский, Владимир Васильевич Поздняков, Михаил Алексеевич Меандров, Алексей Иванович Спиридонов, Денисов, батальонный комиссар Мелетий Александрович Зыков и другие, сыгравшие позже известную роль. Из оккупированных областей заявили о своем участии штатские лица: Юрий Александрович Письменный, Владимир Михайлович Гречко, доцент Александр Николаевич Зайцев и Николай Штифанов. В Движение вступило и несколько старых русских эмигрантов, как например, группа офицеров из Парижа, которая, преодолев административные трудности присоединилась к Власову. В состав этой группы входили полковник Евгений Васильевич Кравченко и капитан Александр Иванович Путилин.

Самой значительной фигурой в штабе был, без сомнения, Мелетий Александрович Зыков, вызывавший интерес персонаж, чей подлинный идентитет до сих пор остался невыясненным. О своем прошлом Зыков рассказывал многое и каждый раз разное. Когда он напивался, хвастал своими военными подвигами, в которых принимал участие с саблей в руке на диком скакуне в рядах знаменитой кавалерийской армии Буденного. Это, конечно, было выдумкой, потому что Зыков, вне всякого сомнения, был сугубо штатским. В этом можно было убедиться, видя как военная форма висела на нем, как мешок из-под картофеля. Зыков должно быть был высоким партийным функционером, предположительно или заместителем главного редактора «Правды», или даже редактором этой газеты. Главным редактором в то время был Бухарин. Во время сталинских чисток, при которых Бухарин стал жертвой, Зыкова сослали в Сибирь, но через три года, в 1940 году, о нем вспомнили, вернули его обратно, восстановили в партии и послали как комиссара на фронт.

Зыков принадлежал к первым сотрудникам Власова еще на Викториа штрассе 10. Он уже в апреле 1942 года попал в плен к немцам и был привезен в Берлин в специальный маленький лагерь за несколько месяцев до Власова. В этот лагерь собирали военнопленных и перебежчиков, которые поступали в распоряжение немцев для борьбы против сталинского режима. Зыков отнюдь не скрывал, что он — убежденный марксист, может быть с более скромной идеологией, как например меньшевистской. Злоупотребление догмой марксизма при Сталине его разочаровало. Вскоре по прибытии в специальный лагерь Зыков разработал план мобилизации русского народа на борьбу со сталинским режимом, который во многом совпадал с соображениями немецких офицеров Отделения WPr.IV.

Зыков предложил также поручить руководство этим антисоветским движением какому-нибудь популярному генералу Красной армии. Постепенно Зыков превратился в одного из самых значительных идеологов власовского штаба. Он стал редактором двух издаваемых Отделом восточной пропаганды газет — «Добровольца» и «Зари». Первая была предназначена для отрядов добровольцев и «хиви» и вначале имела тираж в 20.000 экземпляров, а с осени 1944 года — уже в 60.000. «Заря» выходила тиражом в 100.000 номеров и предназначалась для остарбейтеров и военнопленных. Немецким коллегой Зыкова по редакции был журналист зондерфюрер Вернер Борман. Он был прибалтом и хорошо говорил по-русски. Обе газеты выходили два раза в неделю.

Я упоминаю об этих газетах главным образом потому, что после войны историки могли убедиться в том, что Власовское движение отнюдь не было антисемитским. Такие обвинения несколько раз выдвигались просто потому, что издание газет было одобрено самим Гитлером, хотя лишь как органов пропаганды. Исчерпывающее исследование историком Борисом Николаевским также опровергло это обвинение. Обе газеты, бывало, печатали антисемитский материал, но это всегда были перепечатки из «Фёлкишер Беобахтер» или какой-либо другой немецкой газеты, и никогда не исходили от имени редакции. Из этого, явствует, что дело шло о цитатах, которые редакция была вынуждена помещать, но которые абсолютно не отражали убеждений редакции или самого Власовского движения.

Николаевский принадлежал к левым социал-демократам, и его до 1927 года терпели в Советском Союзе, но после этого он был вынужден покинуть родину, попав в волну остракизма, которая обрушилась на многих русских ученых. С тех пор он жил в Соединенных Штатах и там присоединился к группе «Русских социал-демократов в изгнании» и сотрудничал в издательстве ежемесячного журнала очень высокого качественного уровня под тем же названием.