Николай Томан - Подступы к «Неприступному» Страница 19

Полицейский наклоняется к Азарову и знаками показывает, куда нужно ехать.

— Фэрштэйн? — спрашивает он.

— Фэрштэйн, фэрштэйн, — сердито бурчит Азаров и, чуть не сбив полицейского, резко включает скорость.

— Напрасно вы с этими гадами так деликатно, товарищ майор, — говорит он недовольно. — С ними надо…

— Ну вот что, Азаров, вы теперь для меня только шофер Ганс, а я для вас — штурмбанфюрер Мюллер. И никаких советов прошу мне не давать. Кстати, я передумал искать квартиру бургомистра самостоятельно. Вернемся к полицейскому управлению и воспользуемся их услугами.

— Яволь, герр штурмбанфюрер!

Как только машина снова подъезжает к полицейскому управлению, Огинский машет рукой полицаю:

— Мы сбились с путь… Гебэн зи мир бегляйтэр…

— Провожатого нам, шнэллер! — уточняет Азаров.

Дежурный торопливо вызывает из управления какого-то тощего дядьку в помятом мундире и, оставив его за себя, проворно вспрыгивает на крыло машины со стороны шофера.

— Тут недалеко, — говорит он Азарову. — Вот до того угла, а потом налево… Нах линкс, фэрштэйн?

А когда машина сворачивает налево, полицейский показывает на кирпичный дом, заметно отличающийся своей добротностью от остальных строений улицы.

— Вон в той хаузе они проживают. Мне как теперь, назад возвращаться или сбегать доложить?

— Доложите, — велит ему Огинский. — Шнэллер! Живо!

Как только полицейский уходит, майор торопливо шепчет Азарову:

— А вы не выходите из машины. Там, в их берлоге, все равно ведь ничем не сможете мне помочь. Держите лучше машину наготове на всякий случай.

Неудавшиеся именины бургомистра Куличева

Успевший уже заметно захмелеть тучный бургомистр города Овражкова смотрит на «штурмбанфюрера» счастливыми глазами.

— Вот радость-то, честь-то какая! — слегка заплетающимся языком говорит он. — Большое спасибо, господин штурмбанфюрер, что почтили меня своим присутствием в столь торжественный день. Покорнейше прошу вас отведать нашей русской, известной во всем мире водки.

И он протягивает Огинскому большую, налитую до краев рюмку. Огинский брезгливо нюхает ее и морщится:

— Фи, самохонка!

— Да нет же, господин штурмбанфюрер, ей-же-богу — водка! Ну хоть глоточек за мое здоровье…

Но Огинский решительно отталкивает руку бургомистра, и водка выплескивается на его огромный живот.

— Наин, господин бургомистр, найн! Прежде дело, а потом водка. Есть тут среди ваш гость кто-нибудь, кто знает дойч — немецкий язык?

— Мой секретарь, господин штурмбанфюрер. Эй, Каблучков, живо к господину штурмбанфюреру!

Он манит кого-то пальцем, будто собачонку. Из-за стола не без труда вылезает поджарый, средних лет мужчина в вышитой косоворотке.

— Вот, господин секретарь, — протягивает ему Огинский документ, отобранный у Мюллера. — Форлэзэн унд юберзэтцэн.

Увидев на бланке черного немецкого орла с распростертыми крыльями и со свастикой в когтях, Каблучков заметно трезвеет и начинает медленно, с большими паузами переводить. Немецкий знает он, видимо, не очень твердо: Огинскому то и дело приходится его поправлять. А когда Каблучков кончает перевод, Огинский небрежно кивает ему:

— Данке, господин Башмячков…

— Каблучков, — деликатно поправляет секретарь.

— Фэрцайэн зи, биттэ, господин Каблучков. — Повернувшись к Куличеву, Огинский спрашивает его: — Кто тут есть из ваш подчиненный, который занимайт фэрант вортлихен постэн?

— Ответственный пост, — переводит Каблучков.

— Вот два моих помощника, — показывает Куличев на стоящих неподалеку от него старомодно одетых пожилых мужчин.

Теперь вообще никто уже не сидит, все стоят, вытянув руки, по стойке «смирно». Смущенно переминаются с ноги на ногу и женщины, не зная, что им делать.

— А вот тот, — указывает бургомистр на рослого сутуловатого мужчину, — начальник местной полиции, господин Дыбин со своими помощниками.

— Зер гут, — удовлетворенно произносит Огинский. — Останетесь тут вы, господин бургомистр, и вы, господин начальник полиция. Остальные — шагом марш! Пусть они будут немножко погулять во дворе. Вы, господин Каблучков, тоже идите проветриваться. Мы будим как-нибудь разбираться тут сами, без ваша помощь.

Все, кроме Куличева и Дыбина, поворачиваются кругом и почти строевым шагом идут к двери.

— У меня их хабе кайне цайт… Как это? Ага! У меня нет времени ожидайт, когда кончится ваш именин…

— О, пожалуйста, господин штурмбанфюрер! — угодливо восклицает Куличев. — Именины от нас не уйдут.

— А теперь, как это у вас говорится? Ближе к делу, да? Надеюсь, вы знайт, кто есть такой господин гаулейтер Заукель?

— А как же, господин штурмбанфюрер! Кто же не знает генерального уполномоченного по использованию рабочей силы в оккупированных восточных областях? И мы с господином Дыбиным честно…

— Нет, не честно! — грозно прерывает бургомистра «штурмбанфюрер». — Разве вы не получайт через рейхскомиссар ваша область указание гаулейтер Заукель? Он приказал прекратить отправка в Германия в качество рабочей силы бывших советских железнодорожник?

— Так точно, получили, господин штурмбанфюрер, и в точности все выполнили…

— То есть наглый ложь, господин бургомистр! — снова повышает голос «штурмбанфюрер». — Вы отправил в Германия почти всех железнодорожник, проживающий в Овражков.

— Только путевых рабочих, господин штурмбанфюрер. Бог тому свидетель и вот еще господин начальник полиции. Мы это с ним вместе…

— Не совсем так, господин бургомистр, — оправдывается Дыбин. — Не совсем… Списки составляли вы лично, господин Куличев. А кого в них вписали, уж это на вашей совести. Вы всех их лично знали, потому как были при Советской власти дорожным мастером. А я только в эшелон их сажал…

— Да, правильно, списки составлял я. Но кто в них попал? Самые неквалифицированные дорожные рабочие. На их место я сразу же набрал…

— А кого? — перебивает его Огинский. — Партизан, которые сразу же начали устраивать диверсия.

— Какие же диверсии, господин штурмбанфюрер? Не помню что-то…

— А вот я буду вам сейчас припоминать. Кто поезд подорвал на перегон Горелое — Мохово?

— Партизаны, господин штурмбанфюрер…

— И я говорю то же самое. Партизаны, которых вы набрал в дорожный рабочий. Ну, а ваше какое есть мнение, господин начальник полиция?

— Это очень даже возможно, господин штурмбанфюрер, — угодливо кивает рыжей головой Дыбин. — Они могли специально завербоваться, чтобы потом нам напакостить…

— Да ей-же-богу, господин штурмбанфюрер, не дорожные рабочие это, а партизаны. Я ведь лично каждого подбирал из самых надежных, хорошо мне известных. Да ведь я… да ведь мне… — Тут Куличев бросает тревожный взгляд на Огинского и просит: — Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз, господин штурмбанфюрер. Пусть господин начальник полиции меня извинит, но я не имею права рассказать всего при нем.

Дыбин порывисто встал и вопросительно посмотрел на «штурмбанфюрера».

— Идите тоже погуляйт, — говорит ему Огинский. — Вам полезно немножко проветриваться. Ну-с, — поворачивается он к Куличеву, — мы теперь есть одни. Я слушаю вас.

— Вы знаете господина майора Вейцзеккера? — почти шепотом спрашивает бургомистр. — Это доверенное лицо господина рейхскомиссара и начальника тылового района группы армий «Центр»…

— А какой это имейт значение, знаю я или не знаю Вейцзеккера? — резко прерывает Куличева Огинский. — Я есть личный представитель гаулейтер Заукель, назначенного на пост главного уполномоченного по использованию рабочая сила самим фюрером. И вы не задавайт мне больше никаких вопросов, а извольте отвечайт на мои.

— Умоляю вас, господин штурмбанфюрер, выслушать меня до конца. Я тут, в Овражкове, доверенное лицо господина майора Вейцзеккера… Я бы мог позвонить ему, и он подтвердил бы все это, но господин майор Вейцзеккер категорически запретил мне связываться с ним по телефону. Я езжу к нему с устными докладами тайно не только от моих коллег и начальника местной полиции, но и от немецкой гражданской администрации нашего областного комиссара.

— Ну и что же у вас за секрет с этот Вейцзеккер? — иронически усмехаясь, спрашивает Огинский.

Невольно осмотревшись по сторонам и понизив голос до шепота, Куличев сообщает:

— Господин майор Вейцзеккер поручил мне создать тут, в Овражкове, школу опытных железнодорожных диверсантов.

— Вам? — смеется Огинский. — Ну, знаете!..

— Да ей-же-богу, господин штурмбанфюрер! Везите меня в таком случае к господину Вейцзеккеру, он сам вам это подтвердит.

— Ну что ж, — после некоторого раздумья произносит Огинский, — это можно, пожалуй. Уж очень это есть неправдоподобство… Но если только…