Владимир Першанин - Сталинградская мясорубка. «Погибаю, но не сдаюсь!» Страница 2

Во второй половине мая закончилась трагическая для Красной Армии попытка наступления на Харьков. Маршал Тимошенко и Хрущев переоценили свои силы, наделали ошибок, и мы потеряли в окружении 200 тысяч солдат и командиров. А может, и больше. Кто их там считал, погибших в степи и попавших в плен.

Немцы наступали. Отсиживаться и ждать прицелы или танки с 76-миллиметровыми пушками было некогда. Кроме того, на мне висело клеймо члена семьи врага народа. Удивляюсь, как на Ленинградские курсы попал! Посижу подольше — обвинят в трусости. В общем, получили мы 15 танков, часть с «сорокапятками», часть — с положенными по штату «трехдюймовками».

Эти дни в Горьком позволили провести мне какое-то время дома, с братом и мамой. Редкое везение, что танки получал в своем родном городе и повидал семью. Когда провожали до эшелона, брат Женя отозвал меня в сторону и прошептал на ухо:

— Шура, только не попадай в плен. Маму и меня тогда точно угробят. Сам знаешь, как к нам относятся. Члены семьи врага народа.

Позже, на фронте, я носил в брючном кармане-пистончике один патрон для нагана. В плен сдаваться был не намерен.

Погрузились в эшелон. Обнялись и поцеловались на прощание с мамой. Слезы, причитания. Сколько уже похоронок на друзей и соседей пришло! Береги себя, Шура! Конечно, мама! Через полчаса остался позади Горький. Ехали на юго-восток.

Чтобы понять, какая обстановка складывалась на подступах к Дону (а значит, к Сталинграду), нам приказали снять с танков брезенты, и гнали мы до станции Морозовская Ростовской области открыто, на платформах. Как нам объяснили, этот рискованный шаг предприняли, чтобы показать: на помощь нашим войскам перебрасываются танки.

И еще такой эпизод. По дороге в Морозовскую я ночью дежурил по эшелону, обходил платформы и вагоны. Танков как было 15, так и осталось, зато везли много лошадей. В танковой бригаде по штату должно быть минимум с полсотни танков, а здесь — сплошные лошади. Какой-то офицер мне объяснил, что нет времени ждать получения дополнительных танков. Вместо них выделят противотанковые орудия. А пока вот дали лошадей.

Возле станции Морозовская формировалась 40-я танковая бригада, куда я был зачислен командиром танкового взвода. Танковая бригада — подразделение серьезное. Кроме трех танковых батальонов имелись артиллерия, минометы, пехотный батальон, даже зенитное прикрытие. Какие подразделения были в нашей бригаде — не знаю, потому, что все 15 танков сразу разделили на взводы и группы и направили на передовую.

Хоть батальоном, хоть ротой эти 15 машин назови, а надо преграждать немцам путь к Сталинграду. Действовали мы на левом берегу Дона, между городком Суровикино и станцией Клетской, где снимался известный фильм Бондарчука «Они сражались за Родину».

Пятнадцатого-шестнадцатого июля недалеко от хутора Добринка мой взвод попал под бомбежку. Немецких самолетов было три или четыре. Сбросили несколько тяжелых стокилограммовок и сколько-то бомб помельче. Тяжелые фугасы подняли вверх огромные столбы земли. Мы почувствовали, как вздрагивает земля. Потом на месте взрывов долго клубилось облако пыли и дыма. Мелкие бомбы взрывались то ближе, то дальше, но прямых попаданий не было.

Боялся ли я? Конечно. К бомбежкам, по-моему, вообще невозможно привыкнуть. Двигаешься мимо пятиметровой воронки, земля в степи прокаленная, твердая, как камень, а фугас такую яму вырыл! От танка одни бы железяки остались, а про нас и говорить нечего.

Семнадцатого июля образовался Сталинградский фронт, и в этот же день мы приняли свой первый бой. Получилось неожиданно. Двигались по низине и вдруг увидели три немецких бронетранспортера. Длинный капот, десантный отсек, колеса и позади гусеницы. Мы ударили бронебойными снарядами, попали или нет — непонятно, а бронетранспортеры, стреляя из пулеметов, попытались круто развернуться. Вступать с нами в бой означало для них верную смерть.

— Гони! — крикнул я механику-водителю Мельникову.

Налетели разом. У «тридцатьчетверки» масса под тридцать тонн, а у бронетранспортеров всего шесть или восемь. Удар, под гусеницами заскрежетало железо. Тонкий десантный кузов и капот сразу подмялись. «Тридцатьчетверка», разрывая гусеницами и плюща немецкую машину вместе с экипажем, перевалила через обломки и крутанулась, вминая их в землю.

Не знаю, кричал кто или сразу накрылись экипажи. Я высунулся из люка, остановились два других танка. Подошли к размолотым бронетранспортерам. Большинство из нас первый раз врага убивали. У меня в экипаже, кроме пушки и пулемета, ни у кого не было пистолетов или наганов.

Глядели мы на сплющенные железом лохмотья, кровь. Может, и трофеи какие достались бы. Пистолеты или автоматы. Но никто не полез шарить, что-то искать. Не так легко убивать людей, пусть даже фашистов! Я приказал заводить машины и двигаться дальше.

Немцы в тот день не попадались. К вечеру вернулись в Добринку. Весь следующий день ремонтировали, приводили в порядок танки. Ударили мы по немецким бронетранспортерам крепко, были частично повреждены гусеницы, ослабли крепления. К сожалению, я почти не запомнил фамилий ребят из взвода, даже командиров машин. Не так и долго участвовал в боях.

Экипаж моего танка был, как говорится, интернациональным. Механик-водитель Мельников — украинец. Было ему лет двадцать пять, машину он водил хорошо, разбирался в технике. Заряжающий, или башнер, — азербайджанец, стрелок-радист — кавказец, мингрел. Экипаж сработался быстро, ребята веселые, и вспоминаю их добрым словом.

В Добринке уже находились кое-какие части. Пришло еще несколько танков и хозяйственники из нашей бригады. Старшина накормил нас кашей с мясом, хлебом, селедкой, хотя мы не голодали. Скот эвакуировали, и директор совхоза «Первомайский» еще с вечера подарил нам бычка.

Вообще, казаки в местных хуторах встречали хорошо. В то же время упрекали, особенно старики, как мы допустили немцев так глубоко в Россию. Что мы могли ответить? Да они и не ждали ответа, все сами понимали. Видели наши танки с вмятинами от осколков, погнутыми подкрылками. Значит, воевали мужики.

Продолжали налетать «Мессершмитты» и «Юнкерсы». Небольшими группами, по 2–3 самолета. Сбрасывали несколько бомб, обстреливали нас из пушек и пулеметов. Появились раненые и убитые. В нашем взводе потерь пока не было.

Мы в основном были молодые, верили в победу, но скажу, что настроение у многих было подавленное. Немецкая авиация висела над головой, и ни одного нашего самолета! Но ведь сейчас не сорок первый год, фрицам дали хорошего пинка под Москвой, а мы снова отступаем. Километров сорок осталось до Дона и сотня с небольшим до Сталинграда.

Подвезли снаряды, горючее. Погрузка и продолжавшийся ремонт отвлекали от дурных мыслей.

Девятнадцатого июля нас подняли рано и сообщили, что немцы прорвались к Верхней Бузиновке. К месту прорыва срочно бросили все танки, которые могли собрать. Нам также выделили десантников из Орджоникидзевского военного училища.

Шли на скорости по пыльным степным дорогам с заряженными танковыми орудиями. У нас было задание ударить во фланг. Обойдя небольшой холм, мы увидели 5–6 короткоствольных немецких танков Т-3. К тому времени фрицы уже усовершенствовали часть этих «панцеров», усилили броню.

Нас было 8–9 танков, половина из них с 45-миллиметровками без прицелов. Используя численное преимущество, мы сразу пошли в атаку. Мой заряжающий едва успевал вбрасывать в казенник бронебойные снаряды. Большинство из нас не обладало опытом встречного танкового боя. И про стрельбу с коротких остановок забывали. Но решительности и злости хватало. Это вам, сволочи, не бомбежка с высоты, когда нам оставалось только прятаться!

Десант наш спрыгнул при первых же выстрелах. Я вел огонь через панораму ПТК-1. Танк, в который я целился, оставался невредимым. Тогда я приказал остановиться. Расстояние было небольшое, и после трех снарядов подряд немец задымил. Впрочем, не буду приписывать этого «панцера» своему экипажу. Вели беглый огонь все остальные машины.

Этот близкий ожесточенный бой закончился в нашу пользу. Дымили три немецких танка, остальные отступали. Чей-то снаряд (не иначе трехдюймовый) ударил в одну из немецких машин с такой силой, что, кувыркаясь, полетел прочь оторванный боковой люк. Машина крутнулась и, получив еще один снаряд, загорелась.

Немецкая пехота, двигающаяся следом, отступала. Мы увидели группу прямо перед собой и выпустили подряд несколько осколочных снарядов. Один раз приложились хорошо, свалились сразу два или три фрица. Но снаряды у нас кончались, и преследовать пехоту мы не рискнули.

Четыре немецких танка не то чтобы горели, а тлели, словно резина. Не знаю почему, но снаряды в них не сдетонировали. Не обращая внимания на дым, я полез в один из танков искать прицел. Прицел я нашел, даже сумел быстро его снять, но, как позже выяснилось, для наших орудий он не годился.