Александр Казанцев - Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом Страница 2

С тех пор многое изменилось. В России, куда идет теперь существенная часть наших тиражей, появился огромный интерес к подлинным целям Власовского движения, к его участникам. Интерес этот заставил власть перейти от полного замалчивания Движения ко все расширяющемуся потоку клеветы на него. Это, как известно, в СССР даром не делается. В первой книге «Архипелаг ГУЛАГ» А. И. Солженицын, хотя и имевший в момент написания книги очень ограниченные источники информации, почувствовав объективную правду Движения, попытался ее показать. Теперь «Третья сила» России просто необходима.

За границей тоже преодолены предубеждения военных лет. Книга В. Штрик-Штрикфельдта была хорошо встречена читающей публикой. И мы уверены, что теперь нужна книга, представляющая в этом вопросе и русскую точку зрения.

Ее успех сегодня будет достойным памятником ее автору.

От автора (1952)

В годы второй мировой войны в занятых немцами областях России и позднее в самой Германии разыгрались события, значение которых для будущего может оказаться не только первостепенным, но и в корне меняющим международную обстановку. В эти годы — 1941-1945-й — частью русского народа была предпринята попытка освободиться от коммунистического ярма, одновременно с этим отстоять независимость страны от внешнего врага, чтобы потом войти в семью свободолюбивых народов мира в качестве равноправного члена.

Попытка была предпринята в чрезвычайно трудных и сложных условиях, во время обороны страны от внешнего врага, стремившегося к уничтожению России, к ограблению и закабалению русского народа, к превращению его в народ колониальный. Десятки миллионов человек, в той или иной степени, принимали участие в этой попытке. Она не увенчалась успехом потому, что две гигантских силы стремились к ее удушению — гитлеровский нацизм и интернациональный коммунизм. Каждый из них боролся за власть над русским народом, за право эксплуатировать его в своих целях, и его свобода была в одинаковой мере вне интересов и Гитлера, и вождей Коминтерна. Сталин боролся только за коммунистическую Россию, Гитлер — против всякой России вообще.

По вполне понятным причинам в советской печати об этой попытке не было сказано ни одного слова. Замолчали ее и руководители нацистской Германии, потому что они сами душили эту попытку и спасли для мира стоявший в годы войны на краю гибели коммунизм, совершив тем самым наиболее страшное преступление перед человечеством.

В предлагаемых вниманию читателя записках о «Третьей силе» — истории этой попытки, — нет ни слова вымысла, ни слова преувеличения. Автору пришлось только изменить некоторые фамилии упоминаемых в записках участников, о некоторых умолчать вообще. Причина простая — многие из них остались по ту сторону железного занавеса. Часть осталась там невольно, в силу сложившихся обстоятельств, часть — сознательно, для продолжения борьбы за освобождение русского народа от небывалой в истории мира тирании коммунистического интернационала.

Часть первая

Глава I

Так она началась у нас

Балканская, ни с какой другой не сравнимая весна года 1941-го, беспредельная высь эмалево-голубого, неделями безоблачного неба, яркое солнце и нежный запах свежей зелени. Ночью это небо — как темно-синий хрусталь, а в нем мерцание конечно далеких алмазов — звезд…

Но не радует в этом году никого весна — ее просто не замечают: над страной, над городом, над чудесным Белградом, над каждой отдельной человеческой судьбой черной тучей нависла неизбежность войны. Для страны в целом — даже и не войны, а неминуемого, быстрого и жестокого военного разгрома. А потом такой же неминуемой и жестокой расправы. Белград имеет все основания бояться ее. Предыстория переживаемых дней первых чисел апреля еще так свежа в Памяти.

В ночь на 27 марта группа молодых офицеров-летчиков арестовала правительство Цветковича, подписавшее за три дня перед этим пакт о ненападении с Германией, возвела на престол несовершеннолетнего короля Петра и поставила страну перед неизбежностью немецкого нападения. Трудно сказать, было ли это осознанной дальновидностью или просто проявлением традиционно-антинемецких настроений, но и в том и в другом случае шаг оказался государственно мудрым: ценою неизбежного разгрома купить себе право быть в числе победителей.

Вглядываясь в те дни через пережитое за последние годы, сравнивая те дни с сегодняшними, вижу их почти такой же далью, как буколические времена аркадских пастушков и пастушек…

Поздно вечером 26-го, возвращаясь домой, я видел, как с большой быстротой промчались по главной улице две машины — легковая и грузовик. Обе до отказа полны пассажирами. На следующий день узнал, что это, оказывается, и были силы, свершившие переворот, и массы и вожди вместе — вожди в легковой машине впереди, массы в грузовой сзади. Позднее, под утро, они ввели в город какую-то воинскую часть, говорят, даже с парой танков. Этого не нужно было, и сделано, вероятно, просто, чтобы придать больше важности опереточно безобидной революции и иметь возможность сообщить в телеграммах о перевороте, что «танковые части заняли город».

Белград бурно отпраздновал день переворота как большой национальный праздник. С раннего утра весь город на улицах — радостные, возбужденные лица, музыка, народные песни и танцы.

После обеда на улицах появились грузовики с какими-то суетливо деловыми молодыми людьми, старательно вводившими элемент организации в непосредственное проявление патриотических чувств.

Грузовики сверху донизу увешаны плакатами и транспарантами с режущими глаз лозунгами — режущими и яркостью красок, и неожиданностью содержания. Белградцы с большим изумлением и явным непониманием происходящего читали — «Да здравствует Советский Союз!», «Требуем военного союза с Советским Союзом!», «Да здравствует Сталин — защитник Югославии!»…

Недоумение было вполне понятным: лозунги не выдерживали ни малейшей критики и были в остром противоречии с элементарной логикой. Советский Союз был в это время лояльнейшим союзником Германии и с примерным старанием помогал Гитлеру в его победном шествии по Европе. Устами членов советского правительства и пропагандой, ведущейся коммунистическими партиями Европы, он бичевал «английских лордов и французских банкиров» как империалистов, агрессоров и поджигателей войны. Танковые гитлеровские армии и дивизии СС, в его толковании, были тогда бесспорным олицетворением прогрессивных сил. Завзятые белградские демократы и советофилы с великим смущением наблюдали, что поборник демократических идей и независимости малых народов, как всегда рекомендует само себя советское правительство, находился в явном и старательном услужении у Гитлера, порабощавшего один из этих народов за другим. Впрочем, 27 марта некогда было во всем этом разбираться; лозунги лозунгами, а защитник, кто бы он ни был, — всегда не плохо, поэтому толпа радостно соглашается и вслед за агитаторами от всего сердца кричит «Да здравствует!…».

Не обошлось, конечно, и без инцидентов. В порядке проявления патриотических чувств разбили несколько витрин в немецких магазинах и туристских бюро, оскорбили словом и даже действием одного из служащих немецкого посольства и при появлении машины посла вяло и неубедительно покричали «долой!». Но все это — так, без особой злобы, между прочим. Главным же были песни и пляски да вздохи облегчения по поводу освобождения от все-таки позорного договора. 27 марта никто еще не думал, что дело кончится войной.

Только на следующий день, когда берлинское радио привычно трагическими голосами дикторов заговорило о «кровавом сербском терроре» над немецким меньшинством, о «преступной белградской клике, совершившей переворот в пользу вечного врага Европы — Англии» и о «предательском Белграде» вообще, — началась пора холодных размышлений.

Вся страна не только не принимала участия в быстро чередующихся событиях, но просто не успевала за ними и следить. В ногу с ними шел только Белград. Совершенно очевидным было, что ему в первую голову и придется нести ответственность. Было над чем задуматься…

Несмотря на то, что военная молодежь обещала, в случае нападения Германии, не больше, чем через две недели, быть в Вене, настроение у всех было очень подавленное. Ни для кого не было секретом, что к войне не готовы. Романтики утешали себя: «уйдем в горы», оптимисты надеялись, что там можно продержаться и год и два, люди, более близкие к реальности, рассчитывали, что будет не плохо, если Югославия выведет из строя одну или две немецкие дивизии.

В немецком консульстве на улице короля Александра — большое оживление в эти дни. Немцы с поспешностью, не мешающей отчетливой организованности, вывозят своих подданных из Белграда в Германию. Во дворе консульства сотни людей, горы тюков и чемоданов. На фоне общей растерянности и нарастающего с каждым днем беспокойства эта чужая жизнь, эта как часы работающая организация, целеустремленная и ясная, увеличивают тревогу и неуверенность. День и ночь из ворот консульства выходят аккуратно груженые машины и идут к пристани, откуда пароходами по Дунаю пассажиры следуют «нах фатерланд». Уезжают, говорят, и итальянцы. Война — вот она, у порога…