Владимир Старостин - Дожить до дембеля Страница 2

Никольский приостановился, внимательно осмотрел окрестности впереди и с флангов, потом обернулся — не отстают ли остальные, и продолжил:

— Да и не стоит медаль твоей, Степа, или чьей-нибудь еще жизни.

На этот раз рассмеялся ефрейтор. Он смеялся долго, взвизгивая и мотая головой.

— Лев Толстой какой нашелся! — проговорил он сквозь смех. — А у скольких ты сам жизни отнял, а?

Никольский молча перескакивал с камня на камень. Карцеву очень хотелось услышать ответ, он даже почти обогнал ефрейтора, но Никольский лишь неутомимо двигался вперед.

— У шестерых, — через несколько минут наконец ответил он. — У шестерых, как минимум. Но я считаю, меня оправдывает то, что мы были примерно в равных условиях — они все тоже могли меня убить.

Карцев начал уставать. Теперь он с трудом поспевал за ефрейтором, все чаше спотыкаясь. К тому же здорово мешала каска — все время норовила куда-нибудь съехать, пот из-под нее заливал глаза. Ремень автомата все сильнее давил на плечо, гранаты и магазины тоже стали казаться значительно тяжелее, чем в начале пути. Обернувшись в очередной раз, Никольский, по виду как будто ни капли не уставший, наверное, понял состояние Карцева, остановился и объявил перекур.

— Осталось совсем немного — минут десять хода, товарищ лейтенант, — успокаивающе сказал он, закуривая.

Карцев тоже закурил и после второй затяжки пожалел об этом — пересохшее горло неприятно продрало дымом.

— Вы какой институт закончили, товарищ лейтенант? — спросил Никольский.

— А откуда ты знаешь, что я не кадровый? — поинтересовался Карцев, назвав свой институт.

— Вас, двухгодичников, за версту различить можно по виду и даже по лицу, — усмехнулся Никольский.

Карцев, изредка, почти без удовольствия затягиваясь сигаретой, но почему-то не решаясь бросить ее, заметил в бронежилете Никольского, прямо напротив сердца, маленькую дырочку.

— Снайпер уложил предыдущего хозяина этой жилетки, — объяснил Никольский. — Английская винтовка «Бур» образца 1892 года, прицельная дальность — два километра.

— Значит, бронежилет не спасает. — разочарованно протянул Карцев.

— Смотря от чего, — спокойно ответил Никольский. — Говорят, из «Бура» на расстоянии двух километров можно насквозь пробить БТР.[1]

Карцеву стало очень неприятно, как будто в него уже целились этим самым «Буром». Он непроизвольно осмотрелся вокруг. Однако Никольский и ефрейтор невозмутимо сидели на камешках, и это несколько успокоило Карцева.

— Послушай… — не совсем уверенно обратился он к Никольскому. — Как тебя зовут?

— Вы же знаете — Никольским, — удивленно ответил тот.

— А по имени?

— По имени?! — еще больше удивился Никольский. — Я уже стал забывать, что оно у меня есть. Все Никольский да Никольский… Да у нас почему-то всех почти зовут по фамилиям.

— Но его ведь ты зовешь по имени, — Карцев кивнул на ефрейтора.

— Мое имя — Михаил, — обиженно отозвался ефрейтор. — А фамилия — Степанов.

— Просто укоротили, — улыбнулся Никольский. — Так тебе больше подходит — ты здоровый, простой и правильный, как дядя Степа. Даже Отец пару раз его так назвал!

— Отец? — удивленно переспросил Карцев.

— Это мы так Бирюкова зовем между собой. Он ведь нас кормит и лупит, если еть за что. В переносном смысле, конечно, — объяснил Никольским. Не подумайте, что занимается рукоприкладством.

Никольским встал, затоптал окурок, махнул несколько раз руками, взял автомат.

— Пойдем, что ли? — спросил в пространство.

— Последний вопрос, — торопливо сказал Карцев, поднимаясь. — Если не секрет, почему тебе медаль не светит?

Никольский задумчиво посмотрел на Карцева.

— У меня репутация подмочена. Имею несколько взысканий от самого командира полка. К тому же прибыл я сюда из учебки сержантом, но дослужился до рядового.

— Разжаловали? За что? — поинтересовался Карцев.

— За неправильный переход улицы.

— Понятно, — кивнул Карцев.

— Да нет, я не скрываю. За употребление спиртных напитков.

Никольский повернулся и быстро зашагал вперед. За ним, как и раньше, ефрейтор, последним — Карцев. Чем дальше, тем больше Карцеву становилось не по себе. Никольский, да и ефрейтор тоже, вели себя так, будто четко знали, что им предстоит делать. Для Карцева же впереди была только неизвестность.

Через несколько минут Никольский дошел до каменного уступа на склоне ложбины и поднял левую руку. Ефрейтор остановился. Карцев тоже. Никольский быстро и бесшумно, как кошка, вскарабкался почти до верха уступа, на миг приподнялся, бросил взгляд вперед и, спустившись чуть ниже, призывно махнул рукой Карцеву. Карцев, страшно волнуясь, чрезмерно аккуратно добрался до Никольского.

— Смотрите, как удачно, — вполголоса сказал Никольский. — Как будто специально на этой плеши куст прилепился, чтобы вы за ним спрятались. Бандюгу видите?

Карцев осторожно выглянул из-за куста. Впереди, почти на самом верху противоположного склона, четко вырисовывалась человеческая фигура.

— Снимите его, как только мы со Степой начнем пальбу по батарее, минут через пять. Автомат поставьте на одиночный огонь, цельтесь в голову. Постарайтесь шлепнуть с первого выстрела, а то потом с ним хлопот не оберешься. Когда убедитесь, что он не опасен, подходите к нам, только осторожно. Вопросы есть?

— Поправку делать на разреженность воздуха? — спросил Карцев шепотом.

— Не надо. Поправка нужна при дальности свыше четырехсот метров, —  Никольский ободряюще улыбнулся. — Ну, мы пойдем. Желаю успеха!

— И вам тоже! — торопливо ответил Карцев внезапно осипшим голосом.

Никольский исчез. Карцеву вдруг резко захотелось курить. Он глянул на свою цель и почувствовал в себе злобу на эту безликую фигуру, от которой он должен был сейчас прятаться. Пристроив на камнях автомат, Карцев стал ждать, чувствуя, как с каждой томительно-длинной минутой руки, лицо и тело все больше покрываются потом. «Скорее бы», — нервно металась в нем мысль.

Неожиданно громко раздались два взрыва. Карцев дернул автомат, едва не выпалив в белый свет, торопливо прицелился и выстрелил. Он чуть не закричал от переполнившей его радости, увидев, как фигура, всплеснув руками, грохнулась на землю, нелепо задрав ноги. «Попал, попал!» — лихорадочно шептал Карцев, сам того не замечая. Лицо его расплылось в широченной улыбке.

Раздались еще два разрыва гранат, сразу же после них загрохотали автоматные очереди, многократно усиленные эхом. Сквозь короткую паузу прорвался дикий надрывный крик, опять грохнули два взрыва, крик потонул в новых очередях.

Карцев встрепенулся, собравшись бежать к месту боя, но, глянув на поверженную цель, выстрелил по ней еще раз и на этот раз промахнулся — пуля срезала ветку с куста рядом с упавшим. Прицелившись еще тщательнее, Карцев перечеркнул лежавшего очередью и побежал вниз.

Пробежав по ложбине, он увидел впереди уходящую вверх гряду валунов и застывшие среди них спины Никольского и ефрейтора. Они уж не стреляли. Не добежав полусотни метров, Карцев почувствовал, что задыхается, и перешел на шаг. Никольский обернулся и приветливо улыбнулся Карцеву.

— Ну как? — спросил он, когда Карцев приблизился.

— Нормально! — ответил Карцев и не без самодовольства добавил: — Наповал!

— Это хорошо, — одобрительно сказал Никольский. — Мы тоже вроде всех положили, кроме осликов.

— Каких осликов? — удивился Карцев.

— А на которых они сюда минометы доставили, — объяснил Никольский и глубоко вздохнул. — Надо пойти глянуть…

Ефрейтор тревожно посмотрел на него, но ничего не сказал. Никольский еще раз глубоко вздохнул и резко встал. Постояв пару секунд, он сплюнул и зашагал вперед, настороженно выставив автомат.

Карцев приподнялся над валунами и с любопытством оглядел место отгремевшего только что боя. Рядом с двумя минометами и пулеметом вповалку лежали разноцветно одетые тела, в стороне испуганно сбились в кучу привязанные к деревьям ишаки. Возле них валялся, задрав к небу седую бороду, старик в белой чалме.

Никольский подошел к ближнему миномету, потрогал ногой одного из лежавших, присел на корточки и что-то рассматривал.

Ефрейтор, неразборчиво пробормотав, медленно поднялся и направился ко второму миномету. Карцев тоже стал подниматься, как вдруг по ушам резко ударил выстрел. Ефрейтор, уронив автомат, медленно оседал на землю, одной рукой хватаясь за воздух, а другой схватившись за шею. Карцев завороженно смотрел на него, и только очередь из автомата Никольского привела его в чувство. Он бросился к ефрейтору. Никольский, добивший стрелявшего, тоже подбежал к нему.

— Эх, Степа!. Михаил, — сказал Никольский, осмотрев ефрейтора. — Напоролся все-таки… А вы, товарищ лейтенант, в следующий раз тут же палите туда, откуда стреляли. Иначе вернетесь домой раньше времени и, не дай Бог, в ящике.