Владимир Лавриненков - «Сокол-1» Страница 2

Наконец необычный транспорт готов в путь. Николай Андреевич, как уважительно звали по имени-отчеству теперь мы Верховца, распрощался со всеми, пожав каждому руку, вскочил на ступеньку грузовика, снял шлемофон, взмахнул им, громко крикнул:

— Спасибо за все! До встреч в небе!

И уехал, увозя свой самолет, оставляя нам добрую память о себе, о своем командире.

Лев Шестаков — доброволец Свободы, герой обороны Одессы… Как много этим сказано для нас, только чуть-чуть понюхавших первого пороха, только расправлявших еще свои боевые крылья!

Нам очень хотелось еще тогда узнать все подробности испанской и одесской жизни Шестакова. Но только тридцать лет спустя, с большим трудом, крупица за крупицей, удалось собрать факты, которых тогда так недоставало. И сейчас, прежде чем повести речь о том, как свела меня судьба с Шестаковым, я хочу рассказать, что было в его жизни до нашей встречи.

ДОБРОВОЛЕЦ СВОБОДЫ

Удивительной бывает иной раз взаимосвязь событий, происходящих на разных концах света, и судеб людей, которые, казалось бы, не могут иметь друг к другу абсолютно никакого отношения.

18 июля 1936 года Лев Шестаков, пилот 2-й истребительной авиационной эскадрильи, дислоцировавшейся под Киевом, успешно сдал в воздухе экзамен по боевому применению популярного в те времена бочкообразного, но юркого, маневренного, неплохо вооруженного И-15.

Командир тепло поздравил молодого летчика, пожелал успехов в повышении боевого мастерства, а потом посуровел лицом, добавил с тревогой:

— Пока ты был в небе, кое-что произошло… Иди отдохни, радио послушай, сам все узнаешь.

Последним словам командира Лев не придал особого значения. Он полностью был подвластен радостному чувству. Еще бы: экзамен успешно сдан, цель достигнута, теперь он, Лев Шестаков, настоящий летчик-истребитель!

В таком возбужденном состоянии, напевая какую-то бодрую мелодию — голос у него был всем на зависть — зашел в общежитие. Людей в нем не было, помещение чисто прибрано, отдавало прохладой от свежевымытого деревянного пола.

На тумбочке у своей кровати увидел белый конверт. Вскрыл его и извлек густо исписанный листок бумаги, а в нем — фотография: Лева снят с друзьями детства Тимофеем Студенниковым и Михаилом Ничиком. Сам он — в летной форме, ребята — в тужурках с петлицами и эмблемами студентов Института инженеров дорожного транспорта. Все молоденькие, задорные, улыбающиеся…

Друзья юности: Тимофей Студенников, Лев Шестаков, Михаил Ничик. 1936 г.

«Молодец, Тиша! Прислал фото», — подумал Шестаков, вспомнив свою недавнюю поездку в Днепропетровск, в гости к друзьям, с которыми вместе учился в институте. Сейчас и он заканчивал бы с ними четвертый курс, если бы не агитатор из 2-й Ворошиловградской школы пилотов. Приехал, горячо выступил и… увез с собой Льва. Парень и без того бредил авиацией. Вот только не знал, как к ней подступиться. Казалось, что людей туда берут особенных. Однако после комиссии оказалось, что Лева и есть тот самый «особенный», что так нужны Красному воздушному флоту. К тому же шесть классов школы и фабзавуч которые кончал вместе с Тишей и Мишей в поселке Авдеевка у самого Донецка — достаточное образование для обучения на летчика.

«Надо же, такой везучий сегодня день! — подумал Шестаков. — Экзамен сдал, письмо от друзей получил. Ну, почитаем, что пишет Тимоха». И он с головой окунулся в институтские новости. Все ему, любознательному, было интересно: и кого избрали секретарем комсомольской организации курса, и кто победил на конкурсе художественной самодеятельности, и чья команда выиграла в волейбол… Всем этим он, деятельный, энергичный, жил в школе, ФЗУ, институте, ничто не делалось без его живого участия. И сейчас, читая письмо, Лев как бы приобщался к той прежней, по-своему захватывающей и романтичной жизни. Когда прочитал, что бильярд, энтузиастом которого он был, заглох — огорчился. Расстроило его и то, что распалась команда пловцов — некого выставить на городские соревнования. Приписочка в конце уже больно кольнула в сердце: сокурсница Ирина передавала привет, просила узнать, почему он перестал ей писать?

Что ж, и на это причина была. Недавно он познакомился с юной киевлянкой Олимпиадой Соболевой. Несмотря на свои неполные шестнадцать лет, она уже работала на хлебозаводе, знала цену трудовой копейке. Милая, душевная, она привлекала к себе какой-то особенной светившейся в глазах лаской. То обстоятельство, что Лев — пятый в семье, сам с детства сполна хлебнул невзгод, еще больше сблизило молодых людей. И теперь Ирина, с ее подчеркнутой изысканностью манер и безапелляционностью суждений, из сердца переместилась в область воспоминаний.

Не откладывая в долгий ящик, Лев взялся писать ответ Студенникову. Ему не терпелось поделиться с друзьями радостью, доложить им о своем большом успехе. Он вытащил из планшета острозаточенный карандаш, вырвал из блокнота чистый лист, но только начал писать, как вздрогнул от неожиданно громко заговорившего после перерыва репродуктора: 18 июля в Испании вспыхнул военный мятеж против республики. Мятеж произошел по сигналу радиостанции мятежников «Над всей Испанией безоблачное небо». По радио к трудящимся республики обратилась член Политбюро Коммунистической партии Испании Долорес Ибаррури…

Экзамен, письмо от друга — все, чем еще секунду назад жил Шестаков, ушло на второй план.

«Пока ты был в небе, кое-что произошло…» — всплыли в памяти слова командира.

К чему он это сказал? Просто, чтобы ввести меня в курс дел, или?.. Фашизм наступает, рвется к власти. В Германии он уже утвердился. Теперь очередь за Испанией? Нет, никогда! Эх, если б можно было помочь республиканцам! Но как? Ведь Испания так далеко…

Так размышлял в тот день, 18 июля 1936 года, двадцатилетний летчик-истребитель комсомолец Лев Шестаков. И придет сокровенный час, когда он, побуждаемый высоким долгом патриота-интернационалиста, подаст рапорт с просьбой направить его добровольцем в Испанию, чтобы в ее небе скрестить огненные трассы с ненавистным франкистско-фашистскими летчиками.

Это случится ровно через год.

«…Политически грамотен, идеологически устойчив, морально выдержан. Имеет пять благодарностей. Инициативный, целеустремленный. Внешний вид и выправка хорошие. В эскадрилье пользуется большим авторитетом. С командирами откровенен, с товарищами общителен.

По командирской и марксистско-ленинской подготовке успевает хорошо. Техника индивидуального пилотирования, групповая слетанность, стрельбы по наземным и воздушным целям — отлично. Глубоко знает штурманское дело и материальную часть самолета. Подлежит к продвижению на младшего летчика»»

С такой характеристикой в июле 1937 года Лев Шестаков прибыл из Киева в Москву. С ним вместе его товарищи: Зубарев, Буряк. Доброницкий, как и он, — романтики, парни с открытым и мужественным сердцем.

Впрочем, таких в гостинице ЦДКА собралось много. Веселые, жизнерадостные, боевые, готовые, как говорится, самому черту рога сломать.

О том, куда и зачем едут — разговоров не было. А когда к одному из ребят пришли знакомые и спросили, а зачем их столько собрали в Москве, в разговор вмешался плотный, круглоголовый, с большими рабочими руками летчик:

— Долгоносик на полях появился. Травить будем.

«Долгоносик с фашистским крестом на спине», — подумал про себя Шестаков. Ему понравился ответ этого степенного, рассудительного пилота. Он решил познакомиться с ним.

— Платон Смоляков, — представился тот, — бывший донецкий шахтер, затем — воспитанник Качи.

— Лев Шестаков, бывший донецкий слесарь, воспитанник Ворошиловградского училища.

— Выходит, земляки. Только вот летать учились в разных местах — я над морем, ты — над терриконами.

— Ты над морем, говоришь? Это же отлично. Там ведь тоже море. И меня еще будешь учить…

— Согласен, по рукам!

Смоляков так сжал кисть Шестакова, что тот чуть было не присел.

— Ну и силища!

— Да и ты, посмотрю, ладно скроен, крепко сбит…

Парни быстро поняли друг друга, сошлись, подружились.

Вечером они поспешили на Красную площадь. Не спеша, словно набираясь сил, ступали по ее брусчатке, затаив дыхание, следили за сменой караула у Мавзолея Ленина.

— Придется ли вернуться сюда? — задумчиво спросил Платон.

— Иначе быть не может. Обязательно вернемся!..

Они хотели поближе познакомиться с Москвой, но уже утром следующего дня переодетые в гражданское следовали поездом в Ленинград.

Там их посадили на теплоход «Кооперация», который тут же отправился в дальний рейс.

— Видимо, события принимают крутой оборот, — прокомментировал такую оперативность с их отправкой Шестаков.