Юрий Валин - Короткая ночь Страница 2

  Сергей откинулся на спинку неудобного стула и принялся слушать тиканье часов в коридоре. Звучно идут, точно те куранты. Страна спит, Москва спит, пусто в воскресенье в секретных топографических отделах, оставили свои чертежи усталые специалисты-картографы, отдыхают. Лето, жарко, наверное, в городе. Куда они там купаться ездят? На Москву-реку, и еще Клязьма, кажется, есть. Пляжи, небось, с зонтиками и песком как на курорте...

  Не то, чтобы сержанта Чмурнова так уж беспокоили проблемы отдыха специалистов картографическо-топографического дела, просто вспомнилось почему-то. Наверное, оттого, что что-нибудь веселое вспомнить захотелось. Хотя какая она веселая? Очень строгая, хотя и молодая, специалист.

  ...К топографам Сергея прикомандировали в мае. Десять дней водил сержант специалистов по участку заставы. Приезжал с ними капитан из Гродно, но тот мотался между отрядами, работы велись спешно, так что умаялись все. Ученый народ был настырен, но непривычен к условиям пограничной полосы. Сергей выводил их между болот, показывал высоты и прочие географические трудности. По-правде говоря, имеющаяся на заставе карта, скопированная с польской, чертилась еще при царском режиме, и не особо соответствовала текущему моменту. Нужное дело делали товарищи географы.

  А ее звали Стефа, если полностью, так Стефания. Комсомолка, с оконченным высшим образованием. Очки и строгость по полновесному фунту с гаком на каждый из сорока шести кило живого веса. Ростом со свой теодолит. Можно подумать, их, студентов, в Москве недокармливают.

   Нет, ничего такого романтического в тех маршрутах не случилось. Не до того было, да и в мыслях не имелось. Сергей вообще считал, что стрижеными должны быть красноармейцы и пионеры, а не девушки. Прошли времена Гражданской с коварным тифом и прочими санитарными пережитками. Девчатам вполне можно ходить красивыми, с косами. Хотя, конечно, Стефе с ее очками и неимоверной строгостью, стрижка даже как-то шла.

  Образованная она была до жути. Сергею, к спорам не особо склонному, всё время хотелось возразить. Просто так, из принципа. Сдерживался и старался не позорить звание пограничника. Но уж тогда с книгами влетел, так влетел. Ну, кто мог знать, что писателей Толстых столько и все они разные? Могли бы псевдонимы брать. Графья, что б им... И откуда этот третий Алексей Константинович взялся?

  Когда уж уезжали топографы, поймала сержанта за рукав товарищ Стефа, дернула за борт полуторки, сунула сложенный тетрадный листок и строгим шепотом сказала:

  - Список вам. И не возражайте! Вы же советский человек и такие провалы в образовании! Я понимаю, служба и граница, но все же перечтите непременно. Пометки я сделала.

  - Спасибо, - растерянно сказал Сергей. - Непременно, да.

  Глупо получилось, хорошо, что бойцы и старший лейтенант сделали вид, что ничего не заметили.

  Список сержант Чмурнов посмотрел лишь вечером и ужаснулся: с полсотни книжек, все пронумерованы и с краткими пояснениями. Изложено мелким четким почерком топографа, каждая буква на загляденье. Кошмарное дело - разве столько перечтешь?! Но старался же человек, от души выписывал - вон сколько восклицательных знаков, словно листок из пистолет-пулемета расстреливали...

  В библиотеке на заставе только две книги из списка и имелись. Сергей рискнул и взял которую потолще. Нелегко было, но если вчитаться, одолеть можно. Название у книжки оказалось маскировочным - вовсе не о европейской религии там, а наоборот. Ну и об интернационализме в личных чувствах. Хорошая книга, хотя чересчур печальная.

  ...Все же образование - великая вещь. Семь классов родной калужской школы это хорошо, но, наверное, маловато. Вот хотя бы и с рапортами... Сергей с тоской глянул на документ, дожидающийся начальника заставы. Ведь по инструкции наряд действовал...

  Поскрипывал под шагами дощатый пол коридора. Чмурнов вышел на крыльцо, здесь стоял дежурный по заставе, прислонившись к столбу, слушал ночь.

  - Чего не спишь, Серега? Нервы? Плюнь. Обойдется с немцем. Всё равно, не сегодня, так завтра...

  - Да понятно. Слушай, дай папироску, а?

  Старшина проворчал про малодушие вредных привычек, но папиросу дал...

  ...Во рту горчило, что соответствовало настроению. На затяжку осталась. Сергей смотрел на алый огонек - аж слепит. Маленькая рубиновая точка, наверное, цветом на кремлевскую звездочку похоже. Не довелось повидать. Через Москву тогда проездом проскочили, только вокзал и видел...

  Доски сарая повлажнели, небо начало светлеть. Утро идет. Сержант тщательно затушил окурок, сунул свидетельство малодушия в корни лопуха. На листе серебрились капли росы. Слезки книжной Эсмеральды, так ничего хорошего в средневековой жизни и не увидевшей...

  ...Дробь выстрелов - злая, частая, захлебывающаяся. Немецкий пулемет - голос у него узнаваемый. И еще очередь...

  Осыпались с листа капли-слезы. Это верно - не время эсмеральд. Стрельба мгновенно разрослась, покатилась комом вдоль границы. Серьезное дело...

  Сергей влетел в дверь заставы.

  ...- в ружье! - раскатисто командовал старшина. - Чмурнов, не стой столбом, боекомплект выдай. Откладывается твоя прогулка в Ломжу. Вот накаркал ты "не сегодня, так завтра"...

  Вовсе не Сергей тогда каркал, да не в том дело. Началось. Все знали - слепые и глухие зеленых фуражек не носят. И все же сердце сжало холодом...

  Звенел телефон в комнате дежурного, а почти и не было слышно. Стреляли неподалеку, командовал начальник заставы, немногочисленные бойцы выбегали во двор...

  Неся в пулеметное гнездо коробки с лентами, Сергей осознал - нигде тишины не осталось. Беловский участок, Сорокинский, Малиновский - везде пальба...

  Держалась застава - готовы были к бою, ячейки и траншеи отрыты, арсенал неплохой. Старший лейтенант хладнокровно работал из самозарядки - призы получал на окружных соревнованиях. Станковые пулеметы держали фланги, стрелки с винтовками и ручниками - фронт, и ППД старшины - подвижным резервом. Досаждали легкие немецкие минометы - мелкие мины часто хлопали во дворе, секли дымный воздух осколками. Пылала конюшня, но лошадей оттуда успели выпустить. Из нарядов к заставе пробился лишь один, но, судя по стрельбе, цеплялись бойцы за свои участки, не давали немцам свободно заставу обтечь. Серьезная сложилась ситуация, но патроны еще имелись...

  Около шестнадцати часов проскочил посыльный из комендатуры - передал приказ отходить...

  Вот странное дело: помнил сержант Чмурнов, как в пулеметном гнезде орудовал, как воду в кожух доливал, как испуганных лошадей из конюшни выгонял. Запах бинтов, что из перевязочного пакета выдирал. Как Хильду, издырявленную осколками, прикапывали. Даже как обрезал провод телефона и аппарат за дрова зашвыривал, и то помнилось. А вот дорога к комендатуре и дальше из памяти стерлась. Ошметки одни. Бомбежка первая помнилась, и как уже под Селяно, вроде в тылу, немецкие танкетки из села выскочили...

  ...Сержант Чмурнов был ранен первого июля. Ранение средней тяжести - два осколка, словно сговорившись, рванули левую ногу ниже колена, перебив голень и располосовав мускулы. Но крови потерял много, как везли, да каким чудом проскочили из смыкающихся "клещей", Сергей не особо осознал. В госпитале очухался.

  Ногу, к счастью, не отрезали. И обработал рану тот незнакомый Чмурнову, но толковый санитар неплохо, и хирурги в госпитале оказались правильные. Повезло и с госпиталем. За окном покачивал ветвями старый ясень, листья неспешно желтели, городок был древний и тихий, с широкой рекой и маленьким театром, откуда приходили в госпиталь давать концерты голосистые тетеньки. Сергей глотал пилюли, выполнял предписания - пограничная дисциплина сказывалась, марку держал, небось, не какие-то стрелки-кавалеристы расхлябанные. Радио было лучше не слушать - сводки не радовали. Сергей просил книг - ходячие раненые таскали всякое разное, ерундовое, потом уж сам на костылях до библиотечки на втором этаже допрыгал. Список сгинул вместе с гимнастеркой и хорошей бритвой, но на память пограничник не жаловался. Строгая библиотекарша выслушала, прониклась, и в виде исключения, исходя из серьезности намерений и хромоногости ранбольного, выдала сразу две книженции...

  Читал Сергей умные книжки, а когда свет в палате выключали, раздумывал над тем, до чего ж глубоко некоторые барышни в литературе разбираются. Вот разное намечено в списке, но непременно мысль дает. О людях, стойкости, о превозможении слабостей, о том, что победа будет за нами. Пусть и вовсе не советские граждане-писатели книжки сочиняли. А из Калуги письма приходили редко - почта работала так себе.

  Срослось, затянулось, хоть и прихрамывал выздоравливающий сержант, но разлеживаться было некогда. Поговорил с комиссаром госпиталя об ускорении выписки. Имелся приказ пограничников направлять в Москву - враг лез к столице яростно, и остановить его никак не получалось...