Иван Охлобыстин - Там, где восток Страница 2

— Благословите, отцы! — поздоровался с ними отец Михаил.

— Господь тебя благословит, — дружно ответили они. Самый младший из них помог семье рассесться за столом,

поставил перед ними приборы, налил щей и спросил:

— Что там творится?

— Наших арестовывают, церкви жгут, в общем, к чему-то готовятся, — сказал отец и добавил: — То ли к светлому будущему, то ли к немцам.

— Немцев не избежать, — прихлебывая из тарелки щи, заметил один высокий монах с иссиня-черной бородой. — Для эстонцев немцы и есть светлое будущее. Думают, немцы им шоколаду и пудры навезут.

— Не болтай, Дионисий, — осек его архимандрит. — Эстонцы и православные есть.

— Так их-то, я слышал, в первую очередь коммунисты и забирают, — буркнул тот. — Глядишь, к немцам ни одного не останется.

— Он прав, — встрял в разговор отец Михаил. — Верующих все меньше и меньше, складывается ощущение, что еще годик, и не будет ни одного.

— А как же ты, брат мой возлюбленный? — хитро поинтересовался Аувиан.

— Что я?! — пожал плечами отец. — Я готов. Жалко прошлого.

— Надо бороться! — неожиданно вступил в беседу Алексей. — Мы купим на рынке автоматы с бомбами и уйдем в леса. Там они нас не достанут.

— Господи! — взмахнул руками архимандрит. — И этот мальчик перешивал одежду сестры под облачение священника! Кто тебе эти глупости в голову-то вбил?

— Дружки его небось, мотоциклисты, — буркнул смущенный выходкой сына отец.

— Не осуждай чадо, технический прогресс, без него мы бы до сих пор по деревьям скакали. Давай лучше о судьбе твоей покалякаем, — вразумил его Аувиан и попросил Алексея: — Иди погуляй пока по острову. Грибы погляди, ты же, помню, у нас грибник медальный. А мы, братия, помолимся перед трапезой, — повернулся к монахам архимандрит.

— Так уже, — возразил один из сидящих.

— Много не мало, — осек его Аувиан. — А ты, раз такой подвижник, иди-ка нам псалтырь почитай, для доброго сочетания духовного и плотского.

Монах, огорченно крякнул, но возражать не решился и, поднявшись из-за стола, подошел к аналою, взял в руки ветхую книгу и начал нараспев читать: «Воспойте Господеви песнь нову: хваление Его в церкви преподобных. Да возвеселится Израиль о Сотворшем его, и сынове сиони возрадуются о Царе своем. Да восхвалят имя его в лице, в тимпане и псалтири да поют ему…»

Леса Валаама. Скит

Испуганный реакцией отца, мальчик поспешил последовать совету старика и вышел во двор. Он обошел монастырскую стену, спустился по склону к сосновому бору и зашагал еле заметной тропинкой вглубь. Скоро тропинка запетляла вокруг болота, пока наконец не уткнулась на поросший столетним мхом скит. Алексей осторожно толкнул тяжелую, источенную древесным жуком дверь и оказался внутри.

Когда глаза мальчика привыкли к царящему в помещении полумраку, то он разглядел горящий в глубине скита очаг, древний дубовый стол, заваленный старинными фолиантами, и сидящего седовласого старца.

— Ну, здравствуй, юный собиратель! — поздоровался с Алексеем хозяин скита.

— Я ничего не собираю, даже марки не собираю, — честно признался мальчик.

— Придется, мой любознательный друг, придется, — улыбнулся старик.

— Вы Бог?! — пораженный внезапной догадкой, с замиранием сердца по-детски прямо спросил Алексей.

Старик засмеялся, отпил чего-то из оловянной чаши с изображенными на ней херувимами и сказал:

— Ты говоришь. Интересно, а кем ты хочешь стать?

— Либо как папа священником, либо мотоциклистом, — честно ответил ребенок.

— Ну, мотоцикл так мотоцикл, — улыбнулся хозяин, жестом показал, что разговор окончен, и продолжил листать ветхую книгу, испещренную странными символами.

Алексей в очень странном, но приподнятом состоянии духа покинул скит и почему-то со всех ног побежал прочь. Однако вскоре он опомнился и попытался той же тропой вернуться обратно. Но увы, обратной дороги он не нашел — тропа заканчивалась у затянутого тиной пруда. Мальчик немного побродил по округе и вернулся к монастырю.

Ворота монастыря

— Где ты был? — встретил его вопросом младший инок у ворот.

— Я был в скиту на болотах, — сказал Алексей.

— На болотах нет скита, — пожал плечами инок и повел мальчика в покои, куда разместили их семью.

Отец подошел уже к полуночи.

— Ну, что? — бросилась к нему жена.

— Нам нужно возвращаться, пока там есть верующие, кто-то должен служить литургию, — строго ответил отец и, не раздеваясь, лег на кровать.

— Мы умрем?! — то ли спросила, то ли констатировала мать.

— Да, — просто ответил отец, закрыл глаза и добавил: — Когда-нибудь.

Храм

Ровно через три дня специальный уполномоченный по делам религий района открыл перед отцом Алексея двери небольшого храма и отдал ему ключи.

— Не знаю, о чем там в центре думают, но по мне, так я бы давно здесь дом культуры сделал, крышу обрезал бы и телескоп поставил, чтобы простые трудящиеся смогли наблюдать за жизнью на других мирах. Но раз такое указание, творите ваши мракобесия. Думаю, что через месяц-другой мы эту лавочку все равно прикроем. — Спецуполномоченный зло плюнул на порог храма и застучал подковами на сапогах в сторону рынка.

Алеша первым вошел в храм и посмотрел по сторонам. Со стен на него взирали строгие лики святых, с высоты купола его благословлял воспаривший в облаке Христос.

— Мне нравится здесь, — сказал он отцу.

— Мне тоже, — приобнял его рукой за плечо тот.

Музей

— Через четыре года вероломное нападение фашистской Германии на мирную Эстонию в одночасье разрушило экономику республики и привело эстонский народ в состояние рабского услужения немецкому господину, — продолжала говорить экскурсовод. — Партизанское сопротивление насчитывало несколько тысяч человек. Большинство из них происходило из семей эстонской бедноты и советских солдат, попавших в окружение.

Храм

Алексею доверяли убирать храм и алтарь, а потом доверили даже читать молитвы ко причастию.

— «Хотя ясти, человече, Тело Владычне, страхом приступи, да не опалишися: огнь бо есть…» — изо всех сил старался ребенок. Его звонкий голос летел к самим сводам храма и растворялся там, среди купольных мозаик.

В приоткрытую дверь храма заглянул Петька и подал рукой знак читающему Алексею. Тот кивнул.

Улица города перед храмом

Петька дожидался Алексея, прохаживаясь перед храмом, и когда тот вышел, тут же предложил ему:

— Пошли в гараж, разговор есть.

— Пошли, — согласился тот, и друзья зашагали в глубь дворов.

Гараж

— Ну, как дела-то?! — усаживаясь на полуразваленном верстаке, деловито поинтересовался Петька.

— Много чего было, — ответил Алексей. — Мы на Валаам ездили, я там Бога видел.

— Здорово, если не врешь! — восхитился его друг и тут же тоже похвалился: — А мне отец компас подарил. — И он достал из кармана компас. — Если ты, предположим, в поле, то по нему можно определить, где восток, и туда молиться, только надо по стеклу постучать, у него стрелка западает. Это когда мы в Тарту к тетке ездили, отец у нее в комоде нашел. Наверно, от ее мужа остался, тот с русско-японской привез. Видел, чего в городе-то творится. Немцы везде. Вчера к нам приходил один такой, в штатском, с отцом говорил. Потом они чего-то даже поругались. А чего, я не знаю, я с матерью поздно с рынка пришел. Сапоги искали.

— Чего немец-то хотел? — спросил Алексей.

— Да непонятно, — пожал плечами приятель. — Отец говорит, что нас могут попросить куда-нибудь переехать.

— Когда?

— Со дня на день, — сказал Петька и добавил: — Я чего тебя искал-то. Помнишь тайник?

— Ну! — кивнул Алексей.

— Я все оттуда забрал, надо поделить, а то мы переедем и когда еще увидимся, — объяснил другу мальчишка и достал из-под верстака сверток.

— Ух ты! — восхищенно вздохнул тот, разворачивая кусок серого брезента, в котором обнаружились дюжина стеклянных шариков, медная пряжка с тесненным двуглавым орлом от офицерского ремня, перочинный ножик, увеличительное стекло и обрывок какой-то карты.