Анджей Збых - Встреча в замке Страница 2

Незадолго до их прихода на несколько часов заехал ее дядя. Он привез письмо и сообщил, что отец Инги попал в окружение под Вроцлавом. Дядя ежеминутно поглядывал на часы и, даже не попрощавшись, выбежал из дома, как только подъехала машина с охраной.

Шенк, который после ухода ее отца в армию принял на себя аптеку, повсюду кричал, что победа Германии не за горами. Но с появлением первого же русского танка он снял со стены портрет фюрера и вывесил в окнах белые простыни.

Анна-Мария Элькен (может быть, до этого ее звали по-другому) закопала в саду свой эсэсовский мундир и объявила себя медсестрой из Гамбурга, на что имела надлежащие документы.

Старая кухарка Берта согласилась, чтобы Анна-Мария пожила пока у них. Только одна она верила в чудо. Над ее кроватью все еще висела небольшая фотография Гитлера. Вернее, висела до обеда, ибо фрейлейн Элькен, не спрашивая Берту, вечером сняла со стены фотографию фюрера и сожгла ее.

Казалось, что все, чем они жили столько лет, вдруг так неожиданно перестало существовать.

Инга Ринг никогда не забудет тех нескольких часов перед вступлением советских и польских войск в ее родной город, который до этого, по словам Геббельса, был неприступной крепостью Германии. Теперь здесь воцарилась тишина. О войне напоминали только полуобгоревшие дома, разрушенные артиллерийскими снарядами стены, намертво ставшие на перекрестках разбитые немецкие танки, орудия и машины. И белые флаги во всех окнах. Огненный вал линии фронта катился все дальше вглубь Германии. И только изредка слышались отдаленные глухие артиллерийские раскаты, напоминавшие, что война еще не окончена.

На улицах Бишофсфельда около домов толпились еще не освободившиеся от пережитого страха и трусливо ожидавшие решения своей судьбы немцы. Многие из них еще вчера носили мундиры национал-социалистской партии, фольксштурма или СА. Никто из них в тяжелое время не думал об обороне города, а только спасал свои шкуры. Местная функционерка национал-социалистского женского корпуса фрау Медель, в ярком платье, тащила из овощного магазина в подвал мешок с картофелем. А блок-фюрер НСДАП прохаживался важно, как на параде, но выглядел бродягой в своей залатанной старой куртке и изрядно поношенных ботинках.

– Что стало с немцами? – спросила Инга.

Шенк только махнул рукой и молча отошел от окна.

По вроцлавскому шоссе тянулись колонны советских и польских войск. Загоревшие и почерневшие от порохового дыма и дорожной пыли, с суровыми лицами, с оружием, готовым к бою, солдаты уверенно двигались на запад. Улицы городка были безлюдны, дома наглухо закрыты. Потом появился первый танк. Он остановился на середине центральной площади. Инга видела, как поворачивается его башня с орудийным стволом.

Ночь прошла без сна, в страхе ожидания и неизвестности. Слышались топот сапог по каменной мостовой, автоматные очереди, голоса на чужом языке. Берта, Шенк, Анна-Мария и она, Инга, боясь зажечь свет, закрылись в большой комнате. Разговаривали тихо, почти шепотом, настолько были перепуганы неожиданными поражением немецкой армии, что не осмеливались встать и подойти к окнам или дверям.

Инга подумала, что совсем недавно немцы были на Украине, в Польше, ходили днем и ночью по улицам городов и сел, чувствовали себя господами. А теперь… Эти мысли не приносили ей облегчения, напротив, вселяли неуверенность и страх.

– Почему все так случилось? – прошептала она. – Ответьте, что произошло с нами, немцами?

Все промолчали. Анна-Мария беспрерывно курила, нервно ходила по комнате и наконец осмелилась подойти к окну.

– Будьте осторожны, фрейлейн, – с беспокойством предупредил Шенк, – могут заметить.

Утром Инга выбежала в сад. День был ясный, солнечный, по-настоящему весенний, вершины гор в эту пору красочны, величавы. Она заглянула в беседку, где любила когда-то сидеть и мечтать, и вдруг остановилась как вкопанная. Крик замер на ее губах. На земле лежал Марта. Платье женщины было разорвано, а левая рука перевязана тряпкой. Когда Инга наклонилась над ней, Марта открыла глаза.

– Марта, Марта… – прошептала девушка, не веря себе. Она виделась с Мартой каждую неделю, по воскресеньям бегала к ней в замок Эдельсберг, где в одном из флигелей в уютной маленькой комнатке чуть ли не со дня своего рождения жила Марта. Когда-то, во времена, которых Инга уже не помнила, муж Марты был управляющим имением графа. Затем муж умер, а Марта осталась на правах вечной нахлебницы. И когда граф с семьей покинул замок и уволил всех слуг, она единственная не пожелала выехать, несмотря на приближение фронта. Ей просто некуда было ехать. Инга просила ее, чтобы она переселилась к ним в дом, ибо Марта была дальней родственницей Рингов, но Марта не захотела этого и осталась в замке. Она слишком привыкла к своей небольшой комнатке во флигеле.

– Поляки, – прошептала Инга, – тебя ранили поляки. Сейчас заберем тебя домой и сделаем перевязку…

– Только не к вам, – тихо ответила Марта. – Не хочу к вам.

Инга не понимала, почему Марта отказывается. Подумала, что, может быть, она бредит или настолько пришла в себя, что имеет силы вернуться в замок.

– Девочка моя, – прошептала Марта, – никто не должен знать, что я была здесь. Слышишь, никто, кроме тебя, милая Инга.

И потом Инга узнала самое страшное. Марта с трудом, нескладно и сбивчиво, повторяя по нескольку раз одни и те же слова, рассказала ей все. Это не поляки стреляли в нее. Стрелял полковник Ринг, дядя Инги, тот самый Ринг, которого Марта знала почти с детства…

А было все так. Пополудни Марта услышала рокот моторов. Стоя в дверях флигеля, она приготовилась к худшему, ибо подумала, что это русские или поляки. Однако старушка Увидела немцев. Они выпрыгивали из грузовика, а из легковой автомашины вышел офицер, которого Марта сразу же Узнала – это был полковник Ринг. Она хотела пойти ему навстречу, но заколебалась, не зная почему, и осталась стоять на пороге, хотя интуитивно чувствовала, что здесь что-то не так, и только машинально попятилась вглубь темного коридора.

Эсэсовцы держали наготове автоматы, а мужчины в рабочей одежде выгружали из кузова какие-то ящики. Марта увидела, что Ринг показывает им вход в подвал замка, тщательно замаскированный в парке и известный только графу, владельцу замка, и еще нескольким доверенным лицам. Рабочие подняли цементную плиту, спустили ящики в подвал, а потом, когда они вышли наверх, Марта услышала короткие автоматные очереди. Она не хотела верить, не могла даже себе представить… Рабочие, насмерть сраженные пулями, падали на землю, а один из них, тяжело раненый, попытался отползти, но полковник Ринг добил его выстрелом из пистолета. Тела убитых эсэсовцы погрузили на автомобиль.

Один из эсэсовцев подбежал к Рингу и показал ему на дверь во флигеле. Слов его Марта не слышала, но была убеждена, что эсэсовец заметил ее.

Старушка подумала, что безопаснее будет в парке, и выбежала из флигеля. В это время она услышала окрик Ринга и заметила, как он поднял пистолет. Она побежала в парк, где росли густые, как в лесу, деревья, но не успела сделать и десяти шагов, как почувствовала удар в плечо, а потом по нему потекло что-то теплое, липкое. Закружилась голова, и, теряя сознание, женщина упала на землю. К счастью, Ринг не поинтересовался, жива ли Марта. Он не сомневался, что его выстрел был метким.

Когда старая женщина пришла в себя, было уже тихо, но возвратиться в замок она побоялась и скрылась в беседке, чтобы немного переждать.

В глубине парка находился небольшой домик, в котором когда-то жил садовник. Инга отвела туда раненую Марту, пообещав никому не говорить об этом: ни Берте, ни Шенку, ни Анне-Марии. Девушка украдкой принесла из дома одеяло, приготовила Марте кое-что из еды, а потом сделала перевязку. Когда-то окончила курсы медсестер и умела это делать.

Наступили сумерки, по мостовой снова загрохотали артиллерийские орудия, бронетранспортеры, грузовики с солдатами, певшими незнакомые песни. Инга стояла у окна и, глядя на улицу сквозь неплотно прикрытые шторы, старалась ни о чем не думать. Мысли в голове перепутались, в душе было пусто, на сердце лежал тяжелый камень от того, что случилось в замке и что пережила Марта.

– Отойди от окна, – услышала она голос Шенка. – Вчера у Познеров нашли оружие, обыскивают все дома.

– Пусть обыскивают. Пусть приходят и к нам, – раздраженно ответила Инга. Их страх, их беспокойство возбудили в ней только ненависть. – Пусть приходят, и, может быть, все это кончится. Мне теперь все равно: что будет, то и будет.

Анна-Мария Элькен подошла к Инге и положила ей руку на плечо.

– Перестань, не распускай нервы, – укоризненно-успокаивающе проговорила она. Голос Анны-Марии был тих, но тверд. – Ты же взрослая девушка…

– Замолчи! – раздраженно прервала Инга. Как же она ненавидела их: Шенка, Анну-Марию, Берту и своего дядю Ринга, который, трусливо убегая, стрелял в старую Марту! Девушка отошла от окна и в полумраке увидела их перепуганные, побледневшие лица. – Неужели все немцы так же трусливы, как и вы? – спокойно спросила она. – Думаю, что не все.