Владимир Возовиков - Особое задание Страница 2

— Александр Павлович, — спросили мы Рязанского, — говорят, на войне хватало одного боя, чтобы солдат или офицер по-настоящему возмужал, стал воином без оговорок.

Генерал ответил не сразу.

— Случалось и такое. Конечно, не у всех боевое становление происходит одинаково, но испытание опасностью иных людей и в самом деле преображает. Это случается не только на войне. Могу засвидетельствовать со всей ответственностью: от боя к бою цена командиру и рядовому бойцу росла. В гвардии у нас, поэтому существовал закон: в первом бою рядом с необстрелянным солдатом обязательно должен идти бывалый фронтовик. И офицеров мы расставляли так, чтобы новички сразу находили себе опору среди ветеранов частей.

Мы попросили Александра Павловича рассказать о своем боевом крещении, он улыбнулся:

— Долго вспоминать. Да и боюсь сфальшивить. Когда рассказываешь о себе многим людям сразу, невольно хочется выглядеть молодцом, и сам не заметишь, как присочинишь да приукрасишь всякую историю. Я вам лучше кое-что почитать дам. — Генерал раскрыл полевую сумку и осторожно достал несколько ученических тетрадок в поблеклых, стертых обложках. — Вот это писалось для себя, для памяти. Тут всё честнее, откровеннее, чем в ином устном рассказе.

— Что это?

— Записки лейтенанта. Да-да, фронтовые записки лейтенанта. Нет, не мои… Сорок лет храню, иногда перечитываю. Раньше они мне просто напоминали имена товарищей, дела наши фронтовые, а вот теперь, перед выездом на учения, стал перелистывать тетрадки и оставить дома не смог. Наверное, не только мне и моим однополчанам-фронтовикам они ещё могут послужить. В них как раз, по-моему, есть ответ на ваш вопрос: каким образом вчерашние мальчишки-школьники в считанные дни мужали под огнем. Автор этих записок лейтенант Геннадий Овчаренко из числа таких мальчишек.

Воспользовавшись временным затишьем на учениях, мы до самой темноты разбирали на пожелтевшей бумаге торопливые, прерывистые строчки, выведенные где чернилами, где карандашом. Видно, не всегда писались они за столом и, конечно, не в тиши уютной квартиры.

Разговор об истории тетрадей генерал Рязанский продолжил лишь на другой день, в машине, когда ехали в мотострелковую часть, где служил тот самый молодой комбат, чьи действия накануне подверглись строгому разбору. За стеклом кабины мелькали суровые картины армейского полигона, может быть, поэтому рассказ генерала так живо воскрешал в нашем воображении образ последних дней минувшей войны.

…Первое мая сорок пятого года — разгар Берлинской операции. Весеннее солнце утопает в дыму жесточайшего сражения, разгоревшегося между 5-м гвардейским механизированным Зимовниковским корпусом и пятидесятитысячной группировкой гитлеровцев. Фашисты бешено атакуют, стремясь прорвать фронт корпуса и уйти на запад. Бой идет в долине реки Ниплиц, между селением Цаухвитц и городком Беелитц, что в тридцати пяти километрах к югу от Берлина.

Корпус дерется на два фронта, потому что приходится одновременно отражать удары частей двенадцатой армии гитлеровцев под командованием генерала Венка, вызванной на помощь окруженному гарнизону вражеской столицы.

В критический час в район боевых действий корпуса прибыл командующий 4-й гвардейской танковой армией гвардии генерал-полковник Лелюшенко. Прибыл не один. С ним полк «катюш», самоходно-артиллерийская бригада и бригада армейских саперов. По просьбе командарма в воздух для поддержки зимовниковцев был поднят гвардейский штурмовой авиационный корпус гвардии генерал-лейтенанта авиации Рязанова. Небо и земля стонали от непрерывного рева моторов, грохота артиллерии, треска очередей, заглушаемого гулкими разрывами фаустпатронов. Воздух поминутно полосовали огненные стрелы «катюш».

— Среди такой вот кутерьмы, — рассказывал генерал, — мне запомнилось, как в окоп на командном пункте вошел офицер связи гвардии капитан Брагер. Видя, что командарм слушает доклад командира корпуса, гвардии генерал-майора танковых войск Ермакова, капитан подошел ко мне и доложил о передаче боевого распоряжения командиру 12-й гвардейской механизированной бригады Герою Советского Союза гвардии полковнику Борисенко. Капитан нанес на карту положение бригады и лишь потом кратко сообщил: посланный на рассвете на КП бригады офицер связи лейтенант Овчаренко пакет с боевым распоряжением вручил вовремя, несмотря на тяжелое ранение, полученное в схватке с разведчиками противника…

Лейтенанта Овчаренко я увидел несколько позже, когда его отправляли в госпиталь. Он узнал меня и попросил достать из полевой сумки тетради и фотографии. Потом через силу улыбнулся: «Прочтите. Может быть, пригодится когда-нибудь…» Унесли его в полубессознательном состоянии…

— В те, последние дни войны, — продолжал Александр Павлович, — мне, начальнику штаба корпуса, было не до записок, и я спрятал их понадежнее, чтобы не затерялись. В первые послевоенные месяцы забот тоже хватало. Записки я посмотрел, они показались мне любопытными, но война была ещё так свежа в памяти, что подробности её мы помнили без блокнотов и тетрадок. Поначалу след Овчаренко затерялся в госпиталях, потом я услышал, что он жив. Встретились мы через много лет после войны, и я сказал Геннадию, что тетради его уцелели. Он улыбнулся и ответил: я, мол, писать мемуары не думаю, так что оставьте у себя, вам они больше пригодятся. Он знал, что я работаю над книгой «В огне танковых сражений» — о боевом пути 5-го механизированного корпуса, того самого, Зимовниковского, в котором мы с ним служили. Книгу я написал научно-историческую, поэтому использовать в ней «свободные» записки лейтенанта не удалось. А жаль будет, если они не увидят света.

Мы согласились с генералом, посмотрев записи в старых тетрадях до конца. Александр Павлович помог нам уточнить наименования воинских частей и соединений, районы боев, фамилии старших офицеров и генералов. По соображениям военной тайны лейтенант Овчаренко либо зашифровывал их, либо просто опускал. При подготовке к печати его записок мы также использовали комментарии генерала Рязанского. Они в основном касаются общей обстановки на участке боевых действий корпуса. По понятным причинам лейтенант не мог знать всего, даже будучи уже офицером связи. Нам кажется, что эти отступления помогут читателю лучше понять события, о которых повествует автор записок.

«Я тоже стрелял…»

…Родился я в городе Георгиевске Ставропольского края. К началу войны жил на станции Прохладной, здесь окончил восьмой класс, стал комсомольцем. Уже тогда решил: буду военным. Враги грозили нам отовсюду.

В нашей школе, как, впрочем, и во всякой другой, почти каждый старшеклассник состоял в Обществе содействия обороне, авиационному и химическому строительству — Осоавиахиме. Я к тому же в последний год был избран председателем такого кружка — значит, обязан пример подавать в изучении военного дела. Мы знакомились с устройством моторов и стрелкового оружия — от винтовки до пулемета, учились стрелять, метать гранаты, изучали основы противовоздушной и противохимической защиты, усиленно занимались спортом, участвовали в военных играх, военизированных походах и эстафетах. Ещё школьники, мы уже понимали важность подготовки к защите Родины. К тому же в мире становилось всё тревожнее.

На Востоке японские самураи немного поутихли, после того как их отколотили на Халхин-Голе, зато на Западе война придвинулась к самой нашей границе: фашистская Германия захватила Польшу, а затем разгромила Францию. По существу, вся Западная Европа находилась в руках Гитлера. Куда теперь фашисты направят свой удар?

Каждый комсомолец и член Осоавиахима считал делом личной чести сдать зачет по основам военно-технических знаний и нормативы «Готов к ПВХО», завоевать значки ГТО и «Ворошиловский стрелок». Конечно, в нашем городке не было таких возможностей, как в крупных центрах, где при советах Осоавиахима действовали аэроклубы, готовились парашютисты, связисты, водители машин и другие специалисты для армии и флота. Однако и наш кружок давал немало. Я, например, уже мог обращаться с пулеметом, довольно метко стрелял из винтовки, далеко и точно бросал гранаты. Если бы знал тогда, как скоро всё это мне пригодится, вероятно, занимался бы ещё старательнее.

Война пришла внезапно и грозно — как туча в солнечный день. Чувствуя себя достаточно подготовленным и крепким, я в первый же день войны послал заявление в ростовскую спецшколу ВВС, однако то ли не было приема, то ли возраст мой подвел — ответа я не получил. Наступил сентябрь, и мне пришлось продолжать учебу в девятом классе. В свободное время вместе с другими комсомольцами школы работал в вагоноремонтном депо. Конечно, бесплатно. Зимой мы, старшеклассники, строили линию укреплений в степи, помогали военруку школы проводить занятия, записались в истребительный батальон и в батальон по борьбе с диверсантами. Словом, жили по-военному, но всё же это не фронт!..