Владимир Владко - Удар на себя Страница 2

Вдруг Рощин почувствовал, как напряглось его тело. Руки крепче сжали штурвал. Вдали, в розовой дымке, выше облаков, приближаясь, появились маленькие черные точки. Они быстро росли, становились более четкими, ясными. Они приближались. Это — самолеты врага! Они вылетели навстречу советским летчикам, чтобы остановить их.

Не оглядываясь, не проверяя, Рощин знал, что не он один заметил приближение врага. Теперь нельзя было терять время! Была дорога каждая секунда. Мотор неистово заревел. Тело с силой втиснулось в спинку сиденья. С каждым мгновением увеличивая скорость, истребитель помчался навстречу врагу.

И одновременно с самолетом Рощина дали полный газ другие истребители. Как яростные шмели, в несмолкаемом гудении моторов, они неслись вперед и вперед, оставляя тяжелые бомбардировщики далеко позади, принимая удар врага на себя.

Кто же нападал — самолеты с полосатыми кругами на крыльях или самолеты с яркими красными звездами?

Сначала можно было подумать, что нападают японцы. Ведь советские истребители только защищали свои бомбардировщики, Накацуми же летел для нападения. Уже издали он впился глазами в приближающиеся советские самолеты. Он был готов к атаке.

Но целью японских истребителей были не маленькие юркие шмели, вылетевшие им навстречу, а большие черные птицы — бомбардировщики. Надо было сломить сопротивление шмелей, проскочить мимо и напасть на тяжелые медленные машины.

Накацуми потянул штурвал на себя. Его истребитель круто взмыл вверх. Лейтенант хотел выиграть высоту. Но в ту же минуту он заметил, что так же быстро пошел вверх и летевший ему навстречу советский самолет. Теперь оба самолета приближались, круто взбираясь вверх.

— Ч-чорт! — прошептал Накацуми. — Ну посмотрим!

Короткая очередь трассирующих пуль из его пулемета прошила воздух, почти соединив оба самолета дымным веером. Но истребитель Рощина все так же настойчиво несся на врага.

Не оставалось времени думать. Руки Рощина автоматически нажимали на рычаги. И самолет, покорный этим приказам, с бешеной скоростью мчался вперед, все круче врезаясь в воздух.

Вдруг истребитель проделал сложный переворот. Рощин увидел, как мимо его крылья снова протянулись дымки трассирующих пуль. Эти дымки возникали ближе и ближе, через секунду они были бы на том месте, где только что была голова Рощина. Сбоку выскочил второй японский истребитель. Это он успел подобраться к Рощину и обстреливал его из пулемета. Переворот в воздухе, сделанный совершенно автоматически и только потом осознанный умом, вынес самолет Рощина ниже обстрела. Теперь уже Рощин оказался в хвосте японского истребителя.

Рощин почувствовал прилив энергии. Это было вроде опьянения, радостного опьянения боем, уверенностью в себе, в машине. Начиналась главная часть рискованно игры со смертью.

Первый японский истребитель, избежав встречи с самолетом Рощина, летел к советским бомбардировщикам. Второй шел недалеко от него! Рощин увидел, как японский летчик оглянулся и сразу после этого сделал крутой вираж, чтобы избежать возможной атаки. Решение пришло сразу. На полном газу Рощин кинулся вслед за вторым истребителем. Рука лежала наготове на гашетке пулемета.

Японец почувствовал опасность. Сделав крутой вираж, он ушел в сторону, спасаясь от возможного обстрела. Но Рощин видел, что японец одновременно хочет увести его от первого японского истребителя, летевшего к бомбардировщикам. Полный газ! Повторить крутой вираж!

Маленький силуэт японского истребителя появился, наконец, в рамке пулемета — и в ту же секунду Рощин нажал гашетку пулемета. Ручка затанцевала, запрыгала в руке. Длинные темные дымовые следы протянулись к японцу. Секунда, две, три… И вдруг японский истребитель накренился. Из его фюзеляжа показался огонь. Черный дым вырвался из передней части, вьющейся лентой опоясал самолет, растянулся причудливым длинным плащом. Самолет, кувыркаясь, падал. Рощин успел заметить, как безжизненной деревянной куклой выпала из него маленькая фигурка летчика.

— С этим покончено! А второй, летит к бомбардировщикам?..

Японец забирал выше и левее, пытаясь подойти к бомбардировщикам сбоку. Рощин следил за ним и взял направление правее, чтобы оказаться между ним и бомбардировщиками. Больше скорости, больше! Удар на себя!

Пригнувшись к штурвалу, Рощин следил за японцем. Теперь можно было не бояться внезапного нападения второго японского истребителя. Задача была решена правильно. Газу, газу! С радостью Рощин увидел, что расстояние между ним и японцем все уменьшается.

Накацуми заметил погоню. Надо было выбирать. Или напасть на бомбардировщики — однако, тогда он будет полностью отрезан от своих. Ведь остальные японские истребители, отогнанные советскими самолетами, уже повернули назад. И сам Накацуми давно уже бежал бы назад, если бы его не увлекла ярость. Теперь он ругал себя за несдержанность, которая толкнула его на эту глупость.

Есть еще второй выход. Сразу же круто повернуть направо, пройти на высоте над бомбардировщиками, между делом выпустить в них очередь из пулемета — и бежать, скорее назад. Это было целесообразнее. Зачем ему, Накацуми, рисковать, брать на себя больше, чем взяли другие? Разве кто-то подумает выручать его потом? Зачем ему быть храбрее остальных?..

Думать не о чем. Этот второй вариант — единственно подходящий. Только бы уйти от этого отчаянного большевика, что гонится за ним, уже сбив один самолет!

— Справа!

Самолет Накацуми вдруг повернул. Он шел над бомбардировщиками, постепенно поворачивая на восток. Еще мгновение — и можно выпустить очередь из пулемета. Но советский истребитель был уже здесь. Отрезая Накацуми от бомбардировщиков, самолет Рощина несся прямо на японца, заставляя его бежать в сторону под угрозой столкновения.

И снова лейтенант Накацуми не выдержал. Он отдал штурвал от себя. Его самолет швырнуло вниз. В крутом пике он несся к земле, спасаясь от советского самолета, который, казалось, готов был протаранить его. Можно так долететь почти до земли, делая вид, что самолет поврежден, перевернуться, даже войти в штопор. Когда советский летчик перестанет думать о нем, полетит своим путем, можно будет над самой землей выправить полет, спастись…

Но Рощин не пролетела над ним. Он так же круто пошел вниз. Два самолета быстрее камней падали вниз один за другим.

Вот второй самолет, словно коршун, повернулся над первым, ловя его в рамку пулемета. Рощин нажал гашетку. Целая очередь пуль устремилась вслед японцу. Самолет Накацуми перешел в штопор. Ввинчиваясь в воздух, он сломя голову мчался к земле.

— Спасается, обманывает ли?.. — мелькнуло в голове у Рощина.

Лейтенанту Накацуми поздно было спасаться. Из под приборной панели вырвалось желтое пламя, ударило ему в лицо. Накацуми успел перевалиться через борт. Но найти кольцо парашюта и потянуть его он уже был неспособен. Он камнем падал вниз, на чужую землю Маньчжурии.

Последнее, что успели услышать уши лейтенанта Накацуми, были взрывы бомб, рвавшихся на японском аэродроме. Последнее, что успели увидеть его широко раскрытые в ужасном предчувствии смерти глаза, были белоснежные цветы советских парашютов, которые медленно плыли к земле.

В. Владко. Удар на себе (1939)

Перевод С. Гоголина.

Иллюстрации А. Александрова.

Переведено по тексту опубликованному в журнале «Піонерія», № 10 за 1939 г., стр. 39–42.[1]

Примечания

1

В 1941 году рассказ включен автором в авторский сборник "Давнiй ворог" (Киев-Харьков: Держлітвидав). Для сборника рассказ был переработан, вместо японских, наши летчики сражались с немецкими. Десант теперь высаживается в районе Грюнвальда, вражеского летчика зовут обер-лейтенант Мерцель, самолеты неприятеля — "Мессершмитты". Упоминаются бои в Югославии и Греции, недобрым словом Мерцель поминает Гитлера и маршала Геринга.

Изменилось и количество уничтоженных вражеских самолетов в предыдущем бою. Если, в первом варианте "из сорока самолетов на аэродром вернулось всего шестнадцать", то в переработанном — только шесть.