Пикник со спецназом - Вася Бёрнер Страница 2

них содержался комбижир, перемешанный с варёной капустой. Этикетка на банке гласила «Щи армейские». Теоретически, эту субстанцию можно было скушать, то есть, пожмякать зубами в ротовой полости и проглотить внутрь туловища. Сильно большого вреда организму это не должно было причинить, ибо снадобье не токсичное. Но, бесполезное. То есть, ни вреда, ни пользы человеку от него быть не должно. Комбижир промышленность изготавливала из химически устойчивых насыщенных парафинов, которые не вступают в реакцию с ферментами нашего организма. Такая «еда» была прямая, как дышло, что вошло, то вышло. Ну и капуста тоже особой пищевой ценностью не обладала, особенно варёная. Казалось бы, зачем пытаться проглотить такое варево? Ответ простой — солдату надо что-то жрать, он не может долго протянуть на одной плесени, её требовалось чем-то закусить. Однако наукой достоверно установлено: пытаться употреблять «Щи армейские» — это бесполезное времяпрепровождение. И отвратительное, насчёт вкусовых ощущений.

Как эти стеклянные банки не расколотили при разгрузке, я не знаю. Наверное, экипаж вертолёта с бортовым номером 96 привёз их и разгрузил по-человечески, с рук на руки, а не с высоты птичьего полёта на минное поле. После разгрузки мы вскрыли одну банку, попробовали содержимое, пришли к выводу, что пока имеются душманские консервы, то щи жрать невозможно. Не, ну тоже прикол! Духов снабжали так, что консервы горкой валялись в блиндаже. А солдата Советской армии как? Что это за херня?!

В такой военно-политической обстановке к нам на Зуб Дракона прибыла толпа странно обмундированных пацанов. Они вылезли к нам на пост во второй половине августовского дня, из скал, со стороны полка, расположились и сказали, что переночуют, а утром пойдут дальше. Какую задачу они выполняли, мне, как всегда, не доложили. В последствии я так и не узнал, куда их гоняла фронтовая судьбина, обратно они выходили не через Зуб, поэтому, где были и что делали, мне рассказать не смогли.

Их форма отличалась от нашей, на всех были выцветшие хэбчики с карманами, на головах — кепки с пуговкой сверху.

Между собой мы называли такую форму спецназовской, соответственно, пацанов называли спецназовцами. По возрасту они были, как мы и являлись солдатами срочной службы. Во главе взводов у них стояли офицеры, в замыкании — большой лохматый пёс по кличке Душман. Логика присвоения клички мне была понятна, а смысл поступка не очень, я решил прояснить тему, задал пацанам вопрос:

— Зачем вы таскаете за собой это лохматое чудовище?

В ответ услышал единодушное многоголосие:

— Да не, ты чё! Душман шарит!

— Да он по горам, как электровеник шпарит!

— Он душманов за версту чует!

А дальше понеслись рассказы о том, как он мины в толще литосферы вынюхивает, вертолёты в грозовых облаках разглядывает, чуть ли не кипятком отливает, золотыми слитками личинки откладывает и фиалками в разные стороны ароматы испускает. Слушал я всю эту бредятину и почему-то никак не мог вспомнить, когда в прошлый раз видел грозовые облака в прозрачном Панджшерском небе.

В тот час шла смена моего дежурства, я сидел, дежурил, смотрел по склонам, контролировал подходы с вертолётки. Понятное дело, выходки Душмана мне тоже пришлось наблюдать, хотел я того или не хотел.

Развитие драматургии дня продолжилось тем, что Душман на Третьей точке оказался не один. Одну кудлатую собаку я как-нибудь смог бы потерпеть, но кроме этого лохматого чудища в дело вступила Тяжелая Артиллерия в лице сержанта Манчинского. Старший третьей точки гордо восседал на зелёном ящике и попирал своими стопами россыпь расклёпанных «трассеров». Для тех, кто в бронепоезде, для тех, кто не втыкает, поясню, что капсюль в такой гильзе остаётся целым. Он не пробит бойком, этим патроном выстрел не производился, внутри остался заряд гремучей ртути, а он нехорошо реагирует на сжатие. Наш начальник точки, товарищ Манчинский, взял в руки топор, поднял с земли расклёпанный «трассер» положил его на камень и начал от нехрен делать постукивать обушком по «жопке» гильзы.

— Тук-тук-тук!

Донышко гильзы начало сплющиваться под ударами обуха. А в сплющенном донышке выдувался назревшим прыщом непробитый капсюль.

— Бах! — В конце концов выстрелил капсюль, и полетел в хаотически выбранном направлении с мелодичным звоном: — Дз-з-з-з-з!

Нормальный человек должен в такой ситуации сказать: — «Ой!», и быстренько бросить топор на землю. Потому что люди кругом, можно уязвить кого-нибудь. Но сержант Советской Армии, охреневший на Зубе Дракона от Зуба Дракона сказал: — «Ага, бля!». И поднял следующий патрон с расклёпанным «трассером».

А дальше в окрестностях начал, как говорится, «раздаваться топор дровосека»:

— Тук-тук-тук! Бах!!! Дз-з-з-з-з!

— Тук-тук-тук! Бах!!! Дз-з-з-з-з!

Весёлый прикол продолжался до тех пор, пока не превратился в грустный. Очередной капсюль угодил мне в кисть правой руки аккурат между средним и безымянным пальцами.

Хорошо, что не в глаз, ибо удар был настолько сильный и болезненный, что я начал приплясывать и завывать от боли. Пёс Душман задрал голову в сторону подпёртой доской масксети и принялся завывать вместе со мной. В приступе вокального экстаза я замахнулся сапожищем, решил дать пинка, как собаке, чтобы не дразнилась, чума хвостатая. Но спецназовцы начали стыдить меня:

— Да как ты мог! Душман тебе сопереживает!

Пока я выл и прыгал под масксетью, Манчинский метнулся на Вторую точку за перевязочным пакетом. Он выскочил через бойницу АГСа и понёсся вдоль скалы к окопу Бендера, схватил там ИПП, побежал обратно тем же путём. Бежал-бежал, торопился-суетился, в результате грохнулся. Да не просто грохнулся, а поехал на пятой точке по склону до кучи пустых консервных банок, влетел в них. Банки покатились. Манчинский на этом «роликовом подшипнике» преодолел метров десять вниз по склону, как положено, с грохотом, звоном банок и русскими матюгами. А пёс по имени Душман в это время сопереживал мне и скулил во всё собачье горло под масксетью. Хоть бы фамилию спросил, кто там, за бруствером хулиганит, тоже мне, сторож!

Манчинский кое-как остановился на гадских банках, чуть на минное поле не выкатился. Поднялся, отряхнулся, выматерился пуще прежнего и начал подниматься на пост.

Пёс по имени Душман проигнорировал и это движение.

Манчинский подобрался к бойнице АГСа. Собака