Сергей Андрющенко - Начинали мы на Славутиче... Страница 20

Но не прошло и полутора часов, как Редькин сумел перебазировать узел связи в близлежащий лес и восстановить его под непрекращающимся обстрелом. Под стать командиру работали и его подчиненные: младший сержант А. В. Федин, рядовой А. Ф. Кушнарев. За боевые отличия все они вскоре были удостоены правительственных наград.

Однако вернусь к разговору с Тер-Гаспаряном. Когда я, положив трубку, безнадежно махнул рукой, находившийся тут же Н. Е. Чуваков все понял без слов.

— Да-а… Положеньице… Что же будем делать? — рассуждал он вслух, расхаживая по комнате и, разумеется, не ожидая от меня подсказки. — А что, если позвонить генералу Нефтереву? Вот кто мог бы помочь!

Иван Федорович Нефтерев был помощником командующего 1-м Украинским фронтом по формированию. Чуваков хорошо знал его: они когда-то служили вместе. Комкор рассказывал, что это был исключительно чуткий человек, настоящий партиец. Будучи членом РКП (б) с апреля 1917 года, он всю гражданскую войну провел на фронте как комиссар полка. Уже одно это говорило о многом. Характерная деталь: Нефтерев дважды был награжден именными часами: золотыми — за форсирование Белой на Восточном фронте и серебряными — за форсирование Луги под Петроградом. На Польском же фронте за боевые отличия он был удостоен ордена Красного Знамени.

— Попробовать можно, — задумчиво продолжал Чуваков. — Авось поможет хотя бы со связью. Иначе мы скоро совсем останемся без средств управления.

Никита Емельянович тут же связался со штабом фронта и попросил к аппарату генерала Нефтерева. Иван Федорович, к счастью, оказался на месте. Он сразу стал подробно расспрашивать, как обстоят дела, что мы намерены предпринять в дальнейшем. Чуваков рассказал о наших бедах.

— Сейчас иду на доклад к Ватутину, — ответил Нефтерев. — Обрисую ему обстановку и попрошу разрешения выехать к вам, чтобы во всем разобраться на месте ну и, вполне естественно, помочь…

Иван Федорович сдержал слово. На другой же день он приехал к нам в корпус и решил побывать в 23-й и 30-й дивизиях. Мы его всячески отговаривали от этой затеи. Обстановка оставалась напряженной и не всегда ясной. 23-я вела тяжелые бои в районе Кмитов, а 30-я под давлением превосходящих сил противника отходила на Студеницы. 3-я гвардейская воздушно-десантная дивизия дралась в окружении западнее Харитоновки, пытаясь прорвать вражеское кольцо и выйти в район севернее хутора Козак, как ей было приказано комкором. И она эту задачу к исходу 18 ноября выполнила.

Переубедить генерала Нефтерева мы не смогли. Он хотел все увидеть своими глазами и поехал сперва в Студеницы, а оттуда в 23-ю дивизию. Тут-то он и попал в переплет. Машина Ивана Федоровича была обстреляна прорвавшимися на этом участке вражескими автоматчиками. Лишь наступающая ночь да близкий овраг спасли Нефтерева от гибели. Вместе с адъютантом он сумел, отстреливаясь, уйти от гитлеровцев. Мы уже начали беспокоиться за судьбу генерала, не имея от него никаких известий. Но позвонил Бастеев и сообщил, что Нефтерев у него и собирается ехать на север, в штаб 60-й армии.

Словом, Иван Федорович воочию убедился, что нам очень трудно, и, вернувшись в штаб фронта, сумел помочь. По его настоянию в корпус были присланы пополнение, средства связи, а позже запчасти для автомашин и горюче-смазочные материалы. Я так подробно остановился на этом случае только потому, что он, на мой взгляд, очень характерен и показывает правильный стиль работы вышестоящего штаба. Именно так и должно быть: контроль, осуществляемый на месте, в войсках, необходимо всегда сочетать с последующей конкретной помощью им. С Иваном Федоровичем мы на фронте больше не встречались. Но после войны, начиная с 1948 года, вместе работали в Академии Генерального штаба, оба были старшими преподавателями. Нефтерев же вдобавок был бессменным секретарем нашей парторганизации и всегда пользовался у людей большим авторитетом.

В ночь на 19 ноября 218-я стрелковая дивизия, окруженная в Житомире, по приказу командующего 1-м Украинским фронтом генерала Н. Ф. Ватутина прорвала совместно с частями 1-го кавалерийского корпуса вражеское кольцо и вышла в район Каменный Брид.

В ту же ночь в район Студеницы прибыла 322-я стрелковая, которую подчинили нам. Мы познакомились с ее командиром полковником Петром Николаевичем Лащенко. Он тоже участвовал в форсировании Днепра, только севернее нас, в районе города Чернобыль, высаживался на западный берег вместе с десантом и лично руководил захватом и удержанием плацдарма, за что был удостоен звания Героя Советского Союза. Отличилась его дивизия и при взятии Житомира. Ей было присвоено наименование Житомирской, а Лащенко награжден орденом Богдана Хмельницкого II степени.

Чуваков приказал Лащенко занять оборону на рубеже западнее Слипчицы, чтобы не допустить прорыва противника по дороге Вересы — Горбулев. В составе корпуса 322-я фактически приняла лишь один бой. Это случилось утром 23 ноября. Гитлеровцы силой до полка с танками попытались прорваться вдоль железной дороги Черяяхов — Слипчицы, но были остановлены и, понеся значительные потери, отошли. В полдень же мы получили приказ передать дивизию П. Н. Лащенко в распоряжение командира 15-го стрелкового корпуса. Вместе с ней от нас уходила и 218-я дивизия. Обстановка была настолько серьезной и чреватой самыми неожиданными осложнениями, что состав войск постоянно менялся. Точнее, командарм И. Д. Черняховский делал все, чтобы создать на наиболее угрожаемых направлениях сильные группировки частей и соединений и сдержать натиск врага. В тот же день 23 ноября в состав корпуса были введены три новые стрелковые дивизии — 3-я и 75-я гвардейские и 132-я Краснознаменная, а также 1-я гвардейская кавалерийская и 248-я отдельная курсантская стрелковая бригады. Одновременно мы получили приказ передать 23-ю и 30-ю дивизии в распоряжение 94-го стрелкового корпуса.

Перед отъездом полковник И. В. Бастеев забежал ко мне на КП.

— Ну, вот и расстаемся, Сергей Александрович, — вздохнул он.

Обоим, конечно, было грустно. Столько все-таки пройдено и пережито вместе на дорогах войны!

— Что ж, Иван Васильевич, успехов тебе! — сказал я. — Очень хотелось бы снова где-нибудь встретиться.

— Обязательно… И лучше — в Берлине, — улыбнулся Бастеев.

Потом ко мне зашли Ф. И. Винокуров и А. И. Фролов. Мы обнялись. На долгое прощание не оставалось времени. Бои продолжались, и немцы, подбрасывая подкрепления, рвались вперед, тесня наши войска. Обстановка оставалась тяжелой.

Приняв в свой состав новые дивизии, корпус вступил в сражение юго-восточнее Радомышля, на правом фланге 60-й армии. Немецко-фашистское командование на этом направлении бросило в наступление крупную танковую группировку, и гитлеровцы снова овладели Житомиром. Они намеревались ударом танковых соединений в направлении Радомышль — Малин разбить наши войска западнее Киева и вернуться к Днепру. Однако осуществиться этим замыслам не было суждено.

Последние дни ноября шли тяжелые оборонительные бои. Немцы атаковали позиции наших войск превосходящими силами пехоты и танков. Части корпуса местами были вынуждены отойти. Мы оставили колхоз имени Ленина на ближайших подступах к Радомышлю и Гарбарову. Попытались отбить его обратно, но это не удалось. Продвижение под Гарбаровом было остановлено сильным артиллерийско-минометным огнем и последовавшей затем контратакой противника.

В этих боях гитлеровцы стали применять ночные танковые атаки. Переняв нашу тактику, они начали бросать машины в бой с зажженными фарами и включенными на всю мощь сиренами. Психологический эффект от этого был довольно сильным. Свет бил по глазам, мешая вести прицельный огонь, а нарастающий вой сирен угнетающе действовал на нервы. Некоторые бойцы, особенно молодые, не выдерживали и отступали.

Нам пришлось повести решительную борьбу с этой особой танкобоязнью. Штаб корпуса, политотдел во главе с полковником А. И. Романовым провели в частях большую работу. Бойцам было разъяснено, что смелому, хладнокровному красноармейцу танк ночью не страшен: он становится даже менее опасным, чем днем, потому что сектор видимости экипажей ограничен, он не выходит за пределы лучей фар. Была выпущена специальная памятка. Усиленно пропагандировались — и устно, и через дивизионные газеты — подвиги бронебойщиков, уничтожавших немецкие танки в ночных боях. Организовывались и выступления таких людей в кругу товарищей. Все это делалось в ходе непрекращающегося сражения, в редкие минуты затишья. Работа проводилась с группами бойцов, а чаще — индивидуально. Командиры и политработники учили людей на личном опыте, а в бою подавали им пример. Агитаторы, активисты вели разъяснительную работу непосредственно в окопах, используя малейшую возможность. И это давало хорошие результаты. Сопротивление ожесточенно рвущемуся вперед врагу нарастало с каждым днем. Бойцы корпуса научились метко поражать фашистские танки как днем, так и ночью, умело владеть «карманной» артиллерией и, отсекая бронированные машины от пехоты, уничтожать ее в ближнем бою.