Аркадий Сахнин - Тучи на рассвете (роман, повести) Страница 20

Мен Хи отнесли в ее комнату, привели в сознание. Она услышала над самым ухом шепот. Ей объяснили, и Мен Хи поняла, что таким поведением можно разгневать небо, что, если она и дальше так будет вести себя, гнев падет на головы ее родных. Ей втолковали, что и как она должна теперь делать, и наконец оставили одну.

Надо отвести гнев богов. И когда она так решила, ей уже легче было подойти к столику, на котором стояли две чаши куксу. Опустилась на плоскую подушку, стараясь не прикоснуться к целой стопке подушек, приготовленных рядом. Потом раздвинулись двери, и на пороге появился управляющий все с той же зловещей поминальной доской. Он молча прислонил ее к подушке рядом с Мен Хи и ушел.

Мен Хи хочет отодвинуться, но ей страшно пошевелиться, страшно взглянуть на эту доску, в которой живет человеческая душа. А мысли уже бегут, бегут не останавливаясь, обгоняя друг друга, тревожные, пугающие мысли. Она отчетливо видит змею с длинным черным жалом над головой матери. Нет, этого она не допустит, надо сделать все, что ей велели!

Мен Хи придвигает к себе куксу и палочками отыскивает конец тонкой лапши. Вся порция состоит из одной сплошной нити из теста. Надо, чтобы супружеская жизнь была такой же длинной, как эта нить. Она только начала есть, как случайно перекусила нить. Наверно, хватит. Не всю же куксу она должна проглотить.

Теперь надо уложить в постель доску и лечь возле нее. Но откуда же взять силы, чтобы перенести все это?

И снова будто чей-то голос напоминает ей, что иначе она погубит родных. Девочка поднимается, берет доску и кладет ее на циновку. Словно подчиняясь какой-то неведомой силе, подкладывает под доску подушечку и ложится рядом. Так она должна спать до утра…

— Сколько времени осталось до рассвета? — громко спрашивает Мен Хи.

Ведь прошла уже целая вечность. Сколько же еще надо лежать? И чудится ей голос матери:

«Далеко-далеко, на краю земли, есть исполинская гранитная скала. Раз в тысячу лет на нее садится маленькая птичка, чтобы поточить свой клюв. Когда птичка источит, сотрет клювом всю скалу, пройдет один день вечности».

— Так вот сколько надо здесь лежать… — шепчет Мен Хи.

Но она выполнила свой долг, и ей теперь совсем не страшно. Она уже не боится доски, лежащей рядом, но ненавидит ее всеми силами своей исстрадавшейся души. Она бьет кулаками, царапает, кусает эту доску и наконец засыпает.

В деревне Змеиный Хвост творилось что-то неладное. Вскоре после похорон Тхя неожиданно умер один крестьянин, а еще через день — батрак. Через три дня после похорон умерли сразу шесть человек.

Ничего необычного в этом Ли Ду Хан не видел. Смерть часто приходила в деревню, особенно весной, когда уже совсем нечего было есть. Беспокоило его лишь то, что крестьяне скрывали покойников, хоронили их ночью, тайком от полиции. Так бывало, когда люди умирали не от голода, а от болезней. Потом Ли узнал, что перед смертью люди горят так же, как горел и его Тхя.

Помещик испугался. А назавтра его вызвали в уездный город Пучен к капитану полиции Осанаи Ясукэ. В тот же день Ли Ду Хан вернулся, и в усадьбе поднялась суматоха. В большие арбы грузили сундуки, куда-то угоняли скот, заколачивали пустые комнаты. Всю ночь и еще на следующий день люди упаковывали и увозили вещи. В этой суете как-то забыли о Мен Хи, и рано утром она ушла на озеро, а когда вернулась, в поместье никого не было.

Странно было видеть заколоченный дом. Необычная тишина стояла на скотном дворе. Мен Хи ничего не могла понять. Куда разбежались люди? Что происходит?

Мен Хи побродила по двору и, никого не найдя, вернулась на озеро. Она подошла к дереву в иглах и села возле него. Это было ее любимое место, потому что сюда никто не приходил.

Чертова дерева все сторонились. Хорошо бы надеть такую одежду, думала, глядя на него, Мен Хи. А иголки чтоб были из железа и острые-острые, даже Пок Суль боялась бы тогда приблизиться к ней. Она ведь боится сильных.

Внимание Мен Хи привлек огромный баклан. Она всегда с интересом смотрела на эту умную птицу. У нее длинная тонкая шея, быстрые движения. Она издает крик, похожий на гоготанье. Баклан — хороший охотник за рыбой. Уж если нырнет, то обязательно достанет добычу. Он очень осторожен. Заметив вдалеке врага, баклан тяжело бьет крыльями о воду, поднимается и быстро улетает, с силой рассекая воздух.

Мен Хи сидела под деревом, когда прилетел баклан. Он не заметил ее и спокойно нырял, вылавливая рыбешек. Но вот из-за сопки показался человек в пробковом шлеме. Баклан сразу спрятался в воду. Теперь из воды торчала только голова, которой он быстро-быстро вертел во все стороны. Так всегда поступает эта птица, когда враг близко и улетать опасно. Ее тонкую шею и небольшую голову нелегко заметить. Но человек увидел птицу. Снял с плеча ружье, прицелился и выстрелил. Баклан закричал, тяжело забил крыльями, но подняться не смог и уполз в камыши.

Мен Хи вскочила и побежала не оглядываясь подальше от этого места. Она зашла в ущелье и села на гладкий, нагретый солнцем камень. Свадебная ночь казалась ей очень далекой, и она уже не понимала, что произошло в действительности и что ей только почудилось.

Мен Хи неподвижно сидит на камне, обняв колени и упершись в них подбородком. Отовсюду поднимаются горы, высокие скалы. Лишь с одной стороны виднеется зеркальная полоска воды. Тихо вокруг. Изредка прокричит птица, летящая к озеру, или донесется эхо от сильного удара вальком, или зашуршит в кустарнике камешек, сорвавшийся со скалы, и снова все спокойно.

Странное спокойствие и на душе у Мен Хи. Она о чем-то думает, но мысли текут мимо нее, не задевая сознания, не вызывая никаких чувств.

Вот медленно плывет над горами черный аист, размахивая большими крыльями, а сзади, как веревки, тянутся его длинные, тонкие ноги. Интересно, куда он летит? Наверно, за пищей для своих детенышей. А пока аист летает, тибетский медведь может найти его гнездо… Странный какой-то этот медведь. Целыми днями он выискивает гнезда аистов. К нему совсем не подходит поговорка: неуклюжий как медведь. Найдя гнездо, он быстро вскакивает на дерево и поедает аистят…

Черный медведь с белым пятном на лбу тоже странный. На зиму он укладывается не в берлоге, а в дупле дерева, как можно выше от земли… Скоро ли аист полетит обратно? А то медведь обязательно разорит гнездо и съест детенышей…

Интересно, как плачут птицы? Наверно, только кричат. Покричат — и забудут про детей, которых уже больше не увидят. А мама не забыла о своей бедной Мен Хи и все время плачет. Но ведь это хорошо, когда плачут…

На вершине самой высокой горы Пэктусан есть голубое озеро Чендзи. Чендзи — значит небесное. С каждым днем в озере становится все больше воды. Только это кажется, будто там вода, на самом деле в нем слезы.

Во время дождя над Чендзи поднимается сильный ветер и отгоняет дождевую воду, чтобы она не смешалась со слезами. Зато каждая людская слезинка обязательно попадает туда. Когда озеро до краев наполнится слезами, люди перестанут плакать, потому что некуда будет деваться слезам, и всем станет хорошо жить.

Мен Хи тяжело вздыхает и, свернувшись калачиком, ложится на камень.

А что это за гора такая? Ее, кажется, раньше не было. Наверно, гора-заступница. Но почему же она ни за кого не заступается? Тоже, видно, ждет, пока озеро переполнится слезами. Где же тогда гора, что заботится о бедных? Она, скорее всего, низенькая, и ей из-за высоких гор не видно, как страдают люди. Хорошо бы пробраться к ней и все рассказать. Но только не пропустят высокие горы: они сами тоже богатые, все в цветах. А у подножия их охраняют колючие деревья и вот эти грубые скалы. Такие скалы поднимаются над могилами солдат, а гладкие горы вырастают там, где похоронены юноши. Стройные, красивые утесы — это умершие девушки…

А что вырастет над ее могилой? Скорее всего, ничего. Просто холмик маленький на дороге, бугорочек, и все будут на него наступать, и буйволы будут топтать его копытами.

Интересно, больно покойнику, когда топчут его могилу? Ну конечно, больно. Даже земляному червяку больно, если его топчут.

Хорошо бы ей после смерти стать ручейком, и чтоб не из воды ручеек, а из слез. Они тоже вольются в озеро на вершине Пэктусан.

Мен Хи не заметила, как село солнце. Камень быстро остыл. Она встала и поднялась на гору. К подножию другой горы прилепилась ее родная деревня Змеиный Хвост — десятка три маленьких хижин с большими соломенными крышами. Дворики казались рыжими, так же как и ограды из сухого камыша. Отдельно от других стоял дом Ли Ду Хана.

Мен Хи смотрела на деревушку, на этот ненавистный ей дом и чувствовала, что вернуться туда не может. Но и убежать нельзя. Полиция обязательно найдет ее, и тогда будет плохо.

А что, если все-таки убежать?

Мен Хи пошла в сторону от дороги, села у стога сена и тут же заснула.