Николай Тычков - Маленькие пленники Бухенвальда Страница 20

— Илюша, ты постанывай, — наклонился над малышом дядя Яша, когда они подкатывали тачку к воротам. Илюша так старался, что своими стонами мог разжалобить любого.

Тачка миновала ворота и покатилась к восьмому блоку.

…В тот островок, на котором жила кровожадная медведица, не попала ни одна бомба. Зверь забился в конуру и лежал там до конца воздушного налета.

Когда земля перестала вздрагивать от оглушительных взрывов, медведица, громыхая цепью и отряхивая густую коричневую шерсть, вышла гулять. За время бомбежки она успела проголодаться. Потянув носом воздух, медведица почуяла раздражающий запах мяса. Лакомый кусочек валялся поблизости, она быстро его отыскала и проглотила. Но этого куска ей было недостаточно, она стала искать, нет ли еще чего-нибудь на островке.

Она бегала по клочку земли довольно резво. Толстая, длинная цепь как-то весело позванивала. Потом медведица замедлила шаги, остановилась, замотала головой. Внутри у нее жгло.

Кусок мяса, который она проглотила, был отравлен. Неизвестный человек, бросивший его на островок, раздобыл где-то очень сильный яд.

Через некоторое время медведица повалилась на землю и стала кататься, как будто стремясь освободиться от напавшего на нее врага. Но враг оказался много сильнее. Она царапала лапами землю и злобно рычала. Смерть уже подбиралась к этому чудовищу, пожиравшему людей.

Последнее, предсмертное рычание… Коричневая, лохматая туша конвульсивно задергалась…

Медведица издохла.

ЛАГЕРЬ ВЫШЕЛ ИЗ ПОВИНОВЕНИЯ

Дела фашистов становились с каждым днем хуже. В их распоряжении осталась узкая полоска земли между Кельном и Дрезденом, которую беженцы пересекали всего за сутки. Как в мышеловке метались здесь гитлеровцы, перебрасывая войска и снаряжение то в одну, то в другую сторону. Ни днем ни ночью не прекращалась лихорадочная работа военной машины, которая скоро должна была выйти из строя, как бывает с мотором, когда в бензобаке не остается ни капли горючего.

Чувствуя приближение возмездия, гитлеровцы хотели спрятать концы в воду.

Эшелоны с заключенными пересылались из лагеря в лагерь.

Под дулами автоматов брели измученные, голодные узники. Где конец их пути — никто не знал. Их не кормили, не давали возможности напиться. Отставших немедленно пристреливали. Впрочем, убивали не только отставших. Вооруженные гитлерюгендовцы жаждали показать свою «храбрость». Эти зеленые юнцы выходили на дороги и поджидали колонны узников, держа автоматы наготове. Им доставляло большое удовольствие скашивать длинными очередями людей в полосатых «зебрах». Эсэсовцы не препятствовали этой забаве молодых головорезов. Фашисты заметали следы, чтобы будущее правосудие не узнало о существовании лагерей смерти. Они хотели уничтожить всех пленников, до одного человека.

Бухенвальдский лагерь находился почти в центре этого военного хаоса, и сюда все прибывали и прибывали новые узники. Число заключенных значительно возросло. Кто говорил, что в середине марта 1945 года в бараки Бухенвальда было втиснуто пятьдесят тысяч человек, а кто — более шестидесяти тысяч.

…В каморку Якова Семеновича заглянул Илюша Воробей.

— Ну, что нового у тебя? — спросил штубендинст, что-то проверяя в своем шкафу.

— Дядя Яша, — взволнованно начал мальчик, — снова прибыл транспорт… Мертвых сколько!.. Весь двор крематория забит трупами. Страх смотреть.

Гофтман молчал. На его худом, бледном лице была скорбь. Закрыв шкаф, он сел на койку, положив на колени длинные костлявые руки.

— А что с нами будет, дядя Яша? — звучал тревожно детский голос. — Возьмут фашисты да и уничтожат всех нас. Не зря они столько народу сюда согнали. Говорят, фашисты начали сверлить в нескольких местах эту гору, на которой лагерь стоит. Заложат туда взрывчатку — и все мы на воздух взлетим…

— Как бы им самим не взлететь, — промолвил Гофтман.

— Слышите, что-то гудит? — прислушался Илюша. — Наверное, это машины, которыми сверлят гору.

— «Гудит, Илюша, гудит… А ты побаиваешься?..

— А чего мне!.. — мотнул головой мальчик. И опять спросил — А могут они нас с самолетов разбомбить? Или из пушек?

— Все могут, Илюша…

— Зачем же нам ждать, дядя Яша? Надо сделать восстание и перебить всех эсэсовцев. Винтовки и патроны теперь у нас есть…

Яков Семенович покачал головой:

— Это ты имеешь в виду то оружие, которое мы достали из тира?

— А что, и этого хватит. Можно еще камнями, палками их бить.

— Нет, Илюша, камни и палки вряд ли помогут. Время придет — и ударим мы по этой нечисти. Да так, чтобы наверняка. Неудача только всех нас погубит. Я слышал, что сейчас в Веймаре и Эрфурте, да и в окрестных селах, очень много скопилось немецких войск.

— А если войска еще долго тут будут? — опечалился Илюша. — Петю в тюрьме могут убить…

Блоху могло спасти только восстание или неожиданный прорыв советских войск.

Было начало апреля 1945 года. Весеннее солнце обливало землю теплом. Шумела молодая листва букового леса. Зеленела свежая травка, пробивающаяся кое — где из затоптанной тысячами ног, страдальческой земли Бухенвальда.

Илюша Воробей прибежал в восьмой блок и взволнованным, прерывающимся голосом сообщил Якову Семеновичу, что комендант лагеря дал приказ выстроиться на апцель — плаце всем евреям для отправки их в другое место. Даже малышу было понятно, что евреев ожидает расстрел.

— Ведь их убьют! Некоторые уже пошли на построение. Надо их как-то спасти, дядя Яша!

— Надо, надо, Илюшенька, — подтвердил Гофтман. — Вот видишь, что я делаю. — Он показал кусок красной материи и вырезанные из нее красные треугольники — винкели.

— Вы хотите заменить у них знаки? — догадался мальчик.

— Да. Документы ведь в канцелярии сгорели. Мы фашистов запутаем. — Нарезав целую стопку красных винкелей, Гофтман стал отпечатывать на них букву R. Илюша помогал ему штемпелевать. Каждая минута была дорога, стоила многих человеческих жизней. Но и при этой торопливости они сделали винкели очень хорошо, ни один эсэсовец не мог придраться.

Когда все было готово, Илюша сбегал за Владеком и Митей Бужу, которые сидели возле барака, греясь на солнышке.

Втроем они быстро разнесли винкели по баракам.

Мальчики видели, как евреи торопливо срывали шестиконечные звезды и нашивали на грудь новые знаки, которые должны были их спасти от смерти.

Прошли те времена, когда узники повиновались своим тюремщикам с первого слова. К главным воротам, на которых чернели слова «Каждому — свое», явилось всего несколько человек. Лагерное начальство было встревожено, стало принимать срочные меры. В лагерь ворвались эсэсовцы. Их мотоциклы с треском носились от барака к бараку. Гитлеровские головорезы явно были сбиты с толку: в толпе заключенных они видели очень мало евреев. Почти некого гнать на аппель-плац.

Эсэсовцы рыскали по баракам. Им удалось захватить только тех евреев, которых уж очень выдавала внешность. Их повели расстреливать, окружив плотным кольцом охраны. Особенно тяжело погибать в такое время, когда со дня на день по всему миру может пронестись ликующая весть о падении гитлеровской Германии. Пройден такой тернистый путь, обидно споткнуться и упасть на дороге к свободе. Жизнь после войны будет намного лучше. Люди больше будут ценить мир и ненавидеть тех, кто сталкивает народы для истребления друг друга.

Большинство узников верило, что придет день их освобождения. Но были и такие, которые впали в уныние, ждали только смерти, искали утешения в религии.

Митя Бужу и Илюша зашли в умывальник тридцать шестого блока. Они увидели здесь странную картину: в углу на коленях молился подросток, доставая лбом при поклонах почти до каменного пола. Мальчики удивленно переглянулись. Еще не беда, если верует в бога старый человек, а тут ведь почти ровесник им. Как же так? Кто его научил?

Молящийся был весь поглощен своим занятием. Кажется, он ничего не слышал и не видел, кроме пустого угла. Взор его был полон наивной веры, что вот сейчас произойдет чудо, к нему слетит на крылышках спаситель. Но никто к нему не прилетел, и он продолжал шептать молитву, крестясь и кланяясь.

Друзья подошли поближе, осторожно закрыв за собой дверь. Митя кашлянул. И тогда подросток, повернув к ним страдальческое, какое-то темное, иконописное лицо, вскочил с колен.

— Не бойся, мы не кусаемся, — сказал Митя.

— А я и не боюсь, — последовал ответ. Подросток был явно недоволен, что ему помешали.

— Ты, кажется, молился? — извиняющимся тоном спросил Митя.

— Молился. Ну и что? Если хотите, и вы молитесь. — Подросток смотрел на них холодно.

— Нет, мы лучше уйдем.

Подросток вышел из умывальника вместе с ребятами. Безобидное поведение двух мальчиков обезоружило его и настроило на мирный, доверчивый лад.