Ганс-Ульрих Рудель - Пилот «Штуки» Страница 21

Мне дают под командование третью эскадрилью.[35] Я знаю ее как свои пять пальцев, разве не служил я когда-то ее инженером? Хотя здесь появились новые лица, я уже со всеми познакомился во время своих визитов в эскадрилью. Будет нетрудно привести эскадрилью в подобающую форму, тем более что здесь находится обер-лейтенант Беккер. Мы прозвали его Фридолин. Нет ничего, что бы он не знал, он душа и мать наземного персонала. Медицинская служба в руках у доктора Гадермана, он кроме того, всем друг и утешитель. Вскоре штаб третьей эскадрильи становится настоящей семьей, в которой все приказы отдаются и выполняются в духе настоящего сотрудничества и взаимопомощи. Применительно к действиям в воздухе это означает, что не нужна никакая реорганизация, поскольку в прошлом году я часто сам вел строй.

В составе эскадрильи я вскоре совершаю свой 1200-й боевой вылет. В качестве эскорта нас сопровождает эскадрилья истребителей, к которой, по чистому совпадению, принадлежит и знаменитый лыжник Йеневайн. В промежутках между вылетами мы часто болтаем с ним о наших родных горах и, конечно же, о лыжном спорте. Однажды он не возвращается из нашей совместной миссии и отмечен в рапорте как пропавший без вести. По всей вероятности он был подбит, затем, согласно рассказам его товарищей, передал по радио: «Получил попадание в двигатель, лечу в направлении солнца». В то время солнце находилось почти точно на западе. Он не мог бы выбрать более неудачного курса, потому что после прорыва севернее от нас, в районе Болхова, Советам удалось проделать в нашей линии фронта выступ в форме воронки, сужающейся с востока на запад. Следовательно, если Йеневайн полетел на запад, то оказался над центром этой воронки и приземлился на территории, занятой русскими. Если бы он пролетел всего несколько километров к югу, то этого было бы достаточно чтобы достичь наших позиций, поскольку воронка очень узкая.

Здесь, под Орлом, полоса неудач не прекращается. Адъютантом штаба 9-го звена является Хернер, обладатель Рыцарского креста и один из наших старших офицеров нашей эскадрильи. После того, как его самолет подбивают зенитки к северо-востоку от Орла, он резко теряет высоту и падает на ничейной земле. Хернер не появляется из кабины самолета, лежащего на склоне небольшого оврага. Поначалу я считаю, что он совершил вынужденную посадку, хотя мне и кажется, что он получил сильные повреждения, находясь в воздухе и когда его самолет ударился об землю, удар оказался слишком сильным. Пролетев несколько раз над этим местом на небольшой высоте я не смог обнаружить никакого движения в кабине. Наш медик с помощью солдат-пехотинцев добирается до обломков, но уже слишком поздно и экипаж спасти не удается. С собой он берет священника и вскоре два наших товарища обретают вечный покой.

В следующие несколько дней в нашей эскадрилье почти никто не разговаривает, летчики обмениваются самыми необходимыми словами: горечь этих дней подавляет нас всех. То же самое — в других подразделениях. Во время утренней атаки на важные артиллерийские позиции к востоку от Орла, группа самолетов из первой эскадрильи летит вместе с моим вторым звеном, которым командует капитан Якель. Он стал отличным летчиком и у него есть любимый трюк, который он то и дело проделывает. Где бы он ни увидел вражеский истребитель, он атакует его, хотя тот значительно превосходит пикирующий бомбардировщик Якеля в скорости и мощи бортового оружия. Еще на Кубанском фронте он много раз заставлял нас смеяться. Он считает, что его самолет особенно быстрый, и при полном газе он оставляет другие самолеты далеко позади. Этот жизнерадостный шутник часто сбивает истребители, он напоминает мне оленя, рыскающего по лесу в поисках охотника и когда он находит одного из них, то бросается в атаку, нагнув голову и выставив вперед рога. Он жизнь и душа эскадрильи, ни разу не повторившись и не останавливаясь, он может рассказывать анекдоты с девяти вечера до четырех утра. Разумеется, у него в репертуаре и «Бонифаций Кизеветтер» и другие баллады.

В это утро он атаковал вместе с другими самолетами соседнюю батарею и мы возвращаемся на базу. Мы находимся как раз над линией фронта, когда кто-то кричит: «Истребители!» Я вижу их, они далеко от нас и не показывают намерения атаковать. Якель разворачивается и затевает с ними драку. Он сбивает одного, даже толстый Йенш, его бортстрелок, в другое время надежный и ответственный, скорее всего глазеет по сторонам, а не перед собой. Другой Ла-5 заходит им в хвост. Я вижу как с высоты 600 метров самолет Якеля круто идет вниз, перевернувшись вверх колесами и взрывается от удара о землю. Я могу только догадываться, что в жажде боя Эгберт забыл, как низко он летит и не должен был увлекаться своими акробатическими номерами. Вот мы и его потеряли.

Многим из нас приходит в голову одна и та же мысль: «Сейчас, когда старики уходят один за другим, я могу точно определить когда будет моя очередь, просто посмотрев в календарь». Каждого ждет конец, рано или поздно, мы все ждем, а неудачи нас не покидают. Жизнь в постоянной опасности способствует фатализму и определенной бесчувственности. Никто уже не выпрыгивает из кровати, когда ночью на нас сыплются бомбы. Смертельно уставшие после полетов, длящихся весь день, мы в полудреме слышим, как бомбы взрываются где-то совсем рядом.

В зоне прорыва к северу от нас дела идут все хуже, только что возникла угроза Кричеву, находящемуся к северо-западу от нас. Для того, чтобы тратить меньше времени на подлет к целям и летать в Жиздринский сектор, находящийся еще дальше к северу, мы перебазируемся на Кричевский аэродром. Бои идут в лесах, где очень трудно что-то разглядеть с воздуха. Красным легче маскировать свои позиции и атаковать их очень трудно. Я крайне редко вижу внизу танки и поэтому летаю чаще в обычном бомбардировщике. Поскольку я вступил в командование эскадрильей, противотанковая группа еще теснее взаимодействует с другими машинами и штабная работа, как техническая, так и тактическая, быстро приспособлена к использованию противотанковых самолетов.

Мы стоим в Кричеве недолго. Идут разговоры, что нас вскоре опять перебросят на юг, где ситуация критическая. После нескольких вылетов в район Брянска мы и в самом деле возвращаемся в Харьков. На этот раз мы базируемся на аэродроме к югу от города.

11. НАЗАД К ДНЕПРУ

И здесь, на Харьковском фронте за последние несколько месяцев произошли большие перемены. Наши дивизии полного состава были выведены и Советы перешли в наступление. Всего через один или два дня после нашего прибытия советские снаряды начали падать на город. На нашем аэродроме не было больших запасов горючего или бомб, поэтому еще один перевод на другой, более безопасный аэродром не оказался неожиданностью. Новая база находится в 150 км к югу, недалеко от деревни Димитриевка. Поскольку расстояние до фронта оказалось довольно большим, мы пользуемся двумя аэродромами подскока, один в Барвенково, откуда мы летаем в район Изюма, и другой, в Сталино, для полетов на Миусский фронт. На каждом из этих аэродромов находится по небольшой группе механиков, которые обслуживают наши самолеты после полетов. По Донцу и Миусу созданы рубежи обороны, которые подвергаются сильным советским атакам. Часто наш оперативный офицер назначает для нас ту же самую старую цель: тот же самый лес, тот же овраг. Мы вскоре уже обходимся без чтения карт и прочей чепухи. Как говорил когда-то Стин: «Мы уже большие ребята!»

Во время одного из наших первых вылетов в район Изюма кто-то вызывает по радио: «„Хеннелора“! — это мой позывной — Это не ты тот самый парень, который для нас „орехи колол?“» Я не отвечаю и он повторяет свой вопрос снова и снова. Неожиданно я узнаю этот голос. Это один из офицеров разведки, с которым мы часто взаимодействовали и с дивизией которого мы всегда достигали наилучшего взаимопонимания. Конечно, это противоречит правилам соблюдения секретности, но я не могу не поддаться искушению и отвечаю, что я действительно «колол для них орехи» (танки), а он сам, насколько я помню, увлекался футболом. Он немедленно признается в этом и все развеселившиеся экипажи, слышавшие наш разговор, пикируют навстречу яростно лающим зениткам. Этот офицер службы разведки Люфтваффе, по фамилии Эпп, был одним из лучших центрфорвардов венской футбольной команды. Поскольку он прикреплен к части, находящейся в самой гуще битвы, я буду часто с ним встречаться.

Капитан Антон, принявший командование 9–1 эскадрильей после смерти Хернера, убит на Миусе. Его самолет взорвался на выходе из пике тем же необъяснимым образом, как это уже случалось несколько раз. Вновь погибает один из наших «стариков», обладатель Рыцарского железного креста. Одни экипажи погибают, на их место приходят другие, никто не задерживается надолго — беспощадный ритм войны.