ВОЛЬФЗАНГЕР ВИЛЛИ - БЕСПОЩАДНАЯ БОЙНЯ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА Страница 22

Мы хотели забыть прошлое, но и не умели его похоронить. И снова и снова копались в воспомина­ниях, и все еще несли прошлое в своих мечтах.

Мороз постоянно крепчал, как будто ледяной ветер дул откуда-то со звезд. Бледная луна светила все ярче из-под облаков. Наши руки и ноги про­мерзли окончательно. Мы страдали от мании пре­следования и от ежедневного прощания с жизнью. Жили в ожидании смерти, учились ненавидеть вре­мя и проклинать войну. Однако внутри нас остава­лось что-то такое, что позволяло, несмотря на все жертвы, не предаваться отчаянию и не уходить из своих окопов.

Обычно такое чувство возникало после боя. Мы пытались оценить все нами испытанное и придать ему определенный смысл и значение. Но правда жизни отрезвляла нас, и мы возвращались в реаль­ный мир. Умом мы это понимали и все же пытались бороться против этой жуткой реальности, однако не находили никаких причин для того, чтобы снова об­манывать себя. Беспощадная война вторгалась в наши души и не позволяла предаваться иллюзиям.

Снег шел непрерывно. Ночью наступала тиши­на, как будто бы все происходившее днем было только сном. Если мы сохраняли еще в своих серд­цах любовь к людям, то лишь благодаря вере в Бога. Тогда мы снова верили в лучший мир, который воз­никнет, и враг больше не появится с нейтральной полосы. Мы закрывали глаза, и перед нами встава­ли картины нашей родины, погружаясь, как пилиг­римы, в золотой блеск вновь открытой земли.

Солдатские мечты должны были быть связаны с прожитой жизнью. А мы прибыли на фронт с пусты­ми руками, словно раньше с нами ничего не проис­ходило.

Мы о многом спрашивали себя и размышляли.

Мы не жили в какое-то особенное время, в кото­ром происходили гигантские события. Как части бу­шевавшего урагана, мы проходили через потрясе­ния и катастрофы, печалились о закате запада и о себе самих. Мы переживали общую трагедию: это был триумф техники, подавившей человека, и про­изводство массового количества взрывчатых ве­ществ, а также стали, что приводило к строитель­ству многочисленных заводов и фабрик. Не прихо­дилось отрицать чрезмерного напряжения с этой целью всех сил на планете. Однако не власть и не механизмы определяли успех на войне, а сила духа народа.

Однако иллюзия о том, что человек всего лишь послушный слуга власти и механизмов, оставалась. Этому способствовало поведение солдата на поле боя, уверенного, что смерть определена ему вла­стью и законом. Мы, кто мужественно, а кто дрожа от страха, ни в чем не сомневаясь, шли в бой, хотя никто не делал этого добровольно. Иногда в порыве безумия какой-либо одиночка совершал героиче­ский подвиг, потеряв веру в жизнь.

Мы были солдатами, тупыми исполнителями чу­жой воли, прозябавшими в бункерах и окопах, по­терявшими всякую надежду остаться живыми. Хва­стались, проклинали всех и все, заботились друг о друге, терпели — уже не люди, а карикатуры на че­ловека. Имелась только слабая надежда выдержать испытание, которое переживал человек на войне. И мы вынуждены просвещать общество, убеждая его в том, что борьба велась для того, чтобы все время горела свеча и было достаточно пищи, но во­все не для души. Когда-то война рассматривалась как необходимость, как веление Бога, космическое событие, имевшее смысл для сокращения числа людей на земле, и в том числе одиночек. Но теперь мы смотрим по-другому. Война вовсе не нужна бы­ла ни богам, ни людям. И только ничего не пони­мающие личности сдвинули с мертвой точки лавину, которая поглотила все на земле. Никакая победа, никакой захват чужих земель не оправдывали смер­ти тысяч людей, голода, ранений, обморожений и осиротевших детей. Война оправдывала только са­му себя.

В конце концов все это для нас стало ясным, и мы с отвращением вспоминали о героическом ниги­лизме, с которым воевали когда-то под Ярославом. Теперь мы могли осуждать свое нечеловеческое опьянение, любование процессом уничтожения и, не думая о собственной участи, прославление вой­ны. Следовало изменить свои взгляды. Но мы не де­лали этого, мы тогда ошибались. Только впоследст­вии статистика и история открыли нам истину.

Какими же мы были сами?

Как зимняя одежда не раскрыла нам глаза, так и вся солдатская жизнь не давала возможности по­знать свою индивидуальность. Мы были унифици­рованы. Все одинаково немытые, небритые, зав­шивленные и больные, психически подавленные. Солдат становился не мыслящим человеком, а все­го лишь вместилищем крови, внутренностей и кос­тей. Наше товарищество возникало из зависимости друг от друга людей, собранных в одном замкнутом пространстве. Наш юмор стал состоять из злорад­ства. Это был юмор висельников, сатиров, напол­ненный собранием непристойностей, язвительно­стью, яростью и игрой со смертью. Солдаты, покры­тые вшам, гноем и экскрементами, не пытались напрягать мозги. Они не утруждали себя ничем. Ни­кто не считал нужным приводить в порядок заму­соренный бункер. Наш образ жизни предполагал лишь выполнение приказов и постоянную заботу о самосохранении. Мы уже ни во что не верили. Вся наша философия состояла в том, чтобы как-то снос­но обустроить свой быт. То, что мы были солдата­ми, служило оправданием наших преступлений и потери человеческого облика, служило основой су­ществования в этом аду. Наши идеалы ограничива­лись табаком, едой, сном и французскими прости­тутками.

Это не зависело от нас, ничто не могло спасти нас от голода, мороза и лихорадки, поноса и обмо­рожения. А тем более убийство мирных жителей в разрушенных деревнях и ограбление городов, кото­рые не приводили покоренные народы ни к свобо­де, ни к миру. Последнее меньше всего зависело от отдельного человека. Нам разрешали беззаботно умирать.

Долина Фишера

Долину Фишера беспрерывно продували мете­ли. Мы покидали свою рощу и возвращались в око­пы и бункеры долины Фишера, широкого ущелья, в которое лениво стекал ручей, образуя заснеженное болото. Узкие пещеры расходились по обе стороны ущелья. Свечей и дров там не было. Сюда посылали штрафников.

Снежная метель бушевала на равнине и на хол­мах, когда мы брели час за часом с санями, кряхтя и стеная, и в конце концов смертельно усталые пова­лились в снег, с трудом переводя дыхание. Осла­бевшие, со слезами на глазах, мы долго лежали в снегу. Ледяные кристаллы сковывали наши лица. В полночь мы, наполовину ослепшие, приползли к цели.

Бросили наши плащ-палатки на скамьи нетоп­леного бункера и погрузились в смертельный сон. Прошел всего час, и поступил приказ, выгонявший нас снова в темную ночь. Мы должны были рыть траншею. Копали до рассвета. Как только показыва­лось дно траншеи, так снег сразу же засыпал ее, и приходилось копать снова и снова. Наши валенки отсырели и порвались, снег ложился на голые ноги и таял. Шатаясь от усталости, мы вернулись в бун­кер. И тут русские открыли стрельбу. А потом нам пришлось пилить и колоть дрова и топить бункер. Страшно хотелось спать.

Однако покой нам только снился. Через пару ча­сов нас отправили подносить боеприпасы и инстру­мент. Сумерки уже опустились на землю. А нам при­шлось тащить тяжелые ящики со снарядами и шан­цевым инструментом. Мы теряли из вида тропинку, проваливались в водоемы долины Фишера, ползали по мерзлой земле в поисках пути к бункеру. Но ко­гда нашли его, нас сразу же послали с пакетом на незнакомую нам территорию. Мы надели сухие бо­тинки и пошли, но заблудились во мраке ночи. Дол­го ходили по кругу, попали на минное поле и спо­ткнулись на проволоке, приводящей мину в дейст­вие. Взрыв заставил нас броситься ничком на зем­лю, и это нас спасло.

Позднее мы безуспешно искали наш бункер и в конце концов, даже не получив сухого пайка, были посланы на передовые позиции. Достигли их при свете сигнальных ракет и стояли там в скованных льдом ботинках и замерзших перчатках.

Семь часов мы находились на посту, а потом еще семь часов охраняли наш бункер, где не горела печь. Снега насыпалось там по колено, мы дрожали от холода, пока снова не вышли наружу. Стоя в око­пе на застывших от холода ногах, мы не находили защиту даже за бруствером, метель колола лица ле­дяными иголками, хлопья снега налипали на лица и одежду.

Так прошла первая ночь. Утром мы получили завтрак и могли поспать четыре часа.

Всю неделю бушевала метель. Вновь выпавший снег замерзал на морозе. Теперь мы чередовались, выходя на пост. Три часа стояли снаружи, а даль­нейшие пять часов работали лопатами, расчищая окопы, бункера и огневые позиции. В остальное время, шатаясь от усталости, насквозь промерзнув, прятались в траншеях, пытаясь сдержать бессиль­ную ярость.

Снежная метель набирала силу. Когда сле­дующей ночью мы вышли из бункера, то в черно-серой мгле не видели ни неба, ни земли. Только мрак. Мы постоянно теряли нужное направление и ощупью искали дорогу вдоль ущелья, ползали по земле, внезапно скатываясь в ручей. Тяжестью сво­их тел разбивали лед. Вода поднималась до колен, руки заиндевели. Мы начинали тонуть, но никто не слышал наших криков о помощи. С трудом удалось нащупать твердую почву. Шаг за шагом мы выби­рались из ручья и лишь через час вышли к своим окопам.