Брюс Федоров - Вестники Судного дня Страница 22

– Вот именно, Лернер. Ну расстреляем мы этого Корнея, ну и что с того? Только деревню переполошим.

– Расстреляем, это я так сказал, – голос Сашки стал опять насмешливым. – Мы его тихо-тихо положим. Петух не услышит.

– А толку? Немцы другого поставят, ещё хуже, ещё подлее. А главное то, что у нас нет точных данных, где этот немецкий майор со своими диверсантами объявится. Он же не сидит на месте. Никому не доверяет, даже здесь, в глубоком немецком тылу. Он здесь отлёживается, жир нагуливает, а казнями и расправами над мирными жителями поддерживает «боевой дух» у своих душегубов, чтобы не застоялись и навыки не растеряли. Вот потому и проводит одну карательную акцию за другой. Нам нужна точная информация, где в данный момент базируется отряд Лернера, и чтобы знать, что он не сорвется с этого места хотя бы в течении двух дней. Тогда у нас появится возможность его накрыть.

А завтра староста обязательно добежит до Игната и его полицейских. Деваться ему некуда. Скажет ли он, что у него разместились трое красноармейцев с пакетом, или ограничится тем, что сдаст нас четверых-пятерых – разницы большой нет. Кто мы, ему не известно. В конце концов те же красноармейцы, отбившиеся от своих частей. Тогда скорее всего полицейские соблазнятся легкой поживой и шансом отличиться перед немцами. Сам Лернер или другое егерское подразделение заниматься мелочевкой не будет, вернее всего. А зачем тогда они содержат полицию? Если Игнат примчится сюда со всеми своими опричниками, то их будет человек пятнадцать-двадцать. Мародёрствовать и насиловать они умеют, а воевать нет. Мы их спокойно перехватим и из засады уничтожим. В деревню ведёт всего одна дорога. Сейчас зима и полицаи нас не объедут. Ну как идея?

– А что? План хорош, – оживился Александр Панкратов. – Может сработать. Надо только не переборщить. Большинство полицаев мы положим. Это как мама не горюй. Задача в другом – не затронуть Игната или кого-либо из его ближних. Нужен «язык», обладающий информацией. Глядишь, он и на Лернера выведет.

– Примерно так, Саня, – улыбнулся в темноте Фёдор. – Поэтому стрелять надо метко. За пулемёты ляжешь ты и Егор. У вас это неплохо получается. А мы с нашим чемпионом по боксу вас прикроем. Степан же посидит с семьёй Корнея. Чтобы шум не подняли.

Ходко бежали по укатанному зимнику низкорослые пузатые крестьянские лошадки. Помахивали гривами, чуя близкое человеческое жильё. Успокаивающе скрипел под полозьями выпавший ночью снег. Глава окружной полиции Игнат Гниденко ехал на вторых санях вместе с деревенским старостой Корнеем и умиротворенно дремал, накрывшись большой меховой дохой, которую позаимствовал у одного интеллигента при обыске в уездном городишке. Игнат никогда никого не грабил. Отнимая у мирных граждан вещи и драгоценности, любил говорить:

– Ну что ты, я взаймы. Хочешь, расписочку оставлю? Ведь ты же сам, добровольно отдаёшь. – Вот такая смешная присказка. – Все довольны, и я доволен.

Тревожиться было не о чем. Какие-то изголодавшие красноармейцы? Возьмём их тёпленькими, а потом отдохнём в деревне и самогоночки попьём. Корней – справный мужик. Хлебосольный и полезный. Вон сколько никчемных людишек нам сдал. Даже сам бециркскомисар герр Антон Херцнер, районный комиссар, ставит его всегда всем в пример. Да и хлопцам будет чем позабавиться. Новый год через пару недель. Пусть сделают из этих красных доходяг снеговиков. Чай колодезной воды в деревне много.

Вот уже с пригорка открылся вид на «Сорочий Грай», кони ускорили бег и розвальни плотнее подтянулись друг к другу…

Неожиданно с боков дороги чуть ли не из-под снега одновременно ударили перекрестным кинжальным огнём пулемёты. Пять минут мела свинцовая метель. Покатились с саней полицейские, так и не сумев понять, откуда к ним пришла смерть. А потом всё сразу стихло. В мир вернулось спокойствие, как будто ничего неожиданного и не случилось. Даже какая-то шалая ворона, спрятавшаяся было от страха за ветвями деревьев, подала свой голос. Вдоль обочин в беспорядке валялись тела в разорванных пулями зипунах и полушубках, да всё ещё предсмертно хрипела одна подстреленная лошадь. Хорошо сработала засада. Сделали своё дело «финские сугробы». Пригодился оплаченный кровью опыт финской войны.

– Виктор, помоги животине, не видишь, мучается, бедная, – крикнул Фёдор здоровяку-десантнику, когда разведчики подошли к месту, где лежали убитые полицейские.

– А вот и наш староста, – Александр Панкратов указал на свесившееся с саней тело.

– А этот, похоже, их начальник Игнат, – Фёдор нагнулся ниже, чтобы определить, жив ли он или нет. – Нет. Мертвый. Эх, неаккуратно ты, Сашка.

– Подожди. Вот эти двое, кажется, живы. Только легко раненные. – откликнулся Сашка, радуясь, что всё-таки взяли тех, кто сможет рассказать, где прячется Лернер.

– Ну, ты, рожа, знаешь, где Лернер, он же Николай Николаевич? – Панкратов сильно тряхнул за ворот того, который был помоложе.

– Дяденька, отпусти. Помоги. Не убивай. Я недавно в полиции. Ничего не знаю, – заверещал молоденький полицейский.

Сухо, почти не слышно щёлкнул на морозном воздухе пистолетный выстрел, и лейтенант Панкратов перешёл к другому полицейскому. Тот был возрастом постарше и сидел на снегу, привалившись спиной к крылу повозки и придерживая рассечённую пулей руку.

– Ну а ты что знаешь об этом немце? – Сашка встал над «языком», покачивая в зажатом кулаке ТТ.

– Хорошо, я всё скажу, – пожилой попытался подняться, но только застонал от боли. – Перевяжите мне рану.

Майор Эберхард Лернер не считал себя сентиментальным человеком, полагая, что чувство сопереживания и сострадания другому человеку недостойно профессионального военного. Но накануне Рождественского сочельника суровое сердце бравого офицера Абвера начинало тревожиться. Так происходило каждый раз, когда приближались дни Адвента. В голове всплывали воспоминания о далёком детстве. В то время мир был таким огромным и таким прекрасным. Маленький Эберхард стоял перед круглым венком из еловых веток и очень волновался, сумеет ли он выполнить важное поручение и зажечь все рождественские свечи. Как было чудесно, когда всегда ласковая и добрая мама наконец вручала ему заветную волшебную коробочку со спрятанной сказкой, смысл которой он всегда мечтал разгадать. Для этого каждым ранним утром, когда в их родном доме на чудесном альпийском склоне высоко в горах неповторимой Баварии ещё все спали, он мчался, сгорая от нетерпения и путаясь в длинной ночной рубашке, чтобы открыть новый лист волшебного календаря и достать из него маленькую шоколадную фигурку. В доме горели мириады цветных лампочек, за окном в хороводе кружились принаряженные в игольчатые платьица снежинки, и всё кругом замирало до тех пор, пока не послышатся чуткие летящие шажки приходящего к людям Рождества.

Но нет уже мамы, не было ни детей, ни жены, так как хлопотливая жизнь диверсанта плохо сочетается с семейными радостями. И вот сейчас он находится здесь, в этом забытом богом и людьми русском краю, где столько снега и кругом одни безмолвные леса и бесконечные поля. Нет никого, кроме забитых испуганных крестьян, ютящихся в жалких допотопных деревнях, и злобных ненасытных партизан, взрывающих и уничтожающих всё вокруг, что когда-то принадлежало им же, мешая доблестному вермахту довести до конца свою отважную военную кампанию в России. Проклятая страна, населённая варварами и дикарями.

А с ним рядом, в никому неведомом селе, на постели лежит голая, разметавшаяся в пьяном забытьи славянская девка с растёкшимися до живота дойными грудями и во сне что-то причмокивает румяными губами. Нет, довольно. Эту ночь он проведёт один, со свечой и бутылкой коньяка. А девку отдаст солдатам. У них тоже должен быть праздник.

Прошлепав босыми ногами по деревянному полу, майор подошел к столу и нашёл недопитую бутылку немецкого бордового рома. Проверил на свет первый попавшийся стакан, налил в него крепчайший алкоголь и залпом выпил. Туман в голове стал рассеиваться. Славная была вчера пирушка. Офицерам надо было расслабиться. Как-никак через неделю, после нового года, вновь идти в русский тыл и вырезать их командиров.

Пожилой полицейский сказал правду. Видимо, жить хотел очень. Фёдор вывел полбатальона десантников точно к деревне, в которой на ночлег остановился отряд Николая Николаевича. В окна хат полетели тяжелые противотанковые гранаты, ударила струя огнемёта, пулемёты чисто, как бритвой, вычищали дворы и просёлок. Взлетали в воздух бронемашины и вездеходы. Диверсанты, как скошенная трава, валились на землю под автоматными очередями разведчиков. Яркое зарево от горящих сараев освещало всё вокруг, раздвигая подступавшие вечерние сумерки. Постепенно бой стал затихать. Разведывательно-штурмовой батальон Александра Коржа задачу командования выполнил. Неожиданный налёт оправдал все ожидания. С гнездом немецкой разведки было покончено. Никому из карателей и убийц не удалось обмануть свою судьбу и уйти от возмездия. Только с заднего двора стоявшего в стороне большого дома вырвался всадник на высоком, сером в яблоках, длинноногом коне. Это был первоклассный скакун, который сразу принялся иноходью мерить проселочную дорогу, равномерно выбрасывая вперед ноги и выбивая копытами фонтанчики снежной пыли.