Энтон Майрер - Однажды орел… Страница 22

Постепенно Рейбайрн задремал.

Проснулся он в паническом страхе. Кто-то тяжело навалился на него всем своим телом. Какой-то сильный человек рывком перевернул его на спину, прижал к земле и схватил рукой за горло. В другой руке напавшего блеснуло лезвие ножа. Откуда он взялся? Это было совершенно невероятно. От изумления и испуга Рейбайрн не мог вымолвить ни одного слова. В этот последний миг жизни на земле он хотел только одного: чтобы его пощадили… Надо попросить пощады, произнести какое-то подходящее для такого случая слово… Но какое? Он никак не мог вспомнить. Он вообще все забыл. «Набег на траншеи», — подумал он в ужасе. Его убьют. Но это же несправедливо! Неумолимое приближение вечности буквально сковало его. Нож метнулся вниз, и Рейбайрн почувствовал сильный удар кулаком в грудь. Вместе с ударом к нему вернулось дыхание и голос.

— Ох-ох-ох! — закричал он.

— Kafferhaz![5] — произнес напавший.

Никакой боли Рейбайрн, однако, не ощутил, а в следующий момент на фоне ночного неба он увидел гладкую каску и смятую противогазную сумку у самого горла напавшего на него человека Теперь он понял, кто это.

— Сержант… — выдавил Рейбайрн, задыхаясь.

— Камерад, — начал фальшивым голосом Дэмон. — Ну что, сдаешься, Рейбайрн? — Он поднял руку вверх, как бы замахиваясь ножом. — Сдаешься, да?

— Сержант, ты напугал меня…

— Напугал, говоришь… — Дэмон опустил руку с ножом и разжал пальцы, сдавливавшие горло Рейбайрна. — Ты убит, — сказал он — Понимаешь, убит! Ты лежишь мертвый в этой вонючей яме а немцы свободно идут туда и устраивают нам резню, нападают на спящих. Как тебе это нравится, Рейбайрн? Отлично получается, не правда ли? — После короткой паузы Дэмон продолжал с презрением: — Ты не солдат, а самый последний слюнтяй.

— Сержант… — Дэмон уже не давил на Рейбайрна, но тот все еще не оправился от испуга и не мог пошевелить даже пальцем. Он испытывал чувство вины, страха, негодования и обиды, но вместе с тем радовался, что это была шутка, что все-таки он остался жив. — Сержант, — продолжал он виноватым голосом, — очень холодно и я замерз…

— Замерз, бедненький, — иронически перебил его Дэмон, вкладывая нож в ножны. Звук трения металла о металл произвел на Рейбайрна неприятнейшее впечатление, по всему его телу пробежала дрожь. — Конечно, раз замерз, то они отнесутся к тебе совсем по-другому. Единственное, что тебе нужно сделать в таком случае, это сказать им, что тебе холодно и ты замерз.

— Кому сказать, сержант?

— Немцам, конечно, дурак ты сопливый! Кому же еще, по-твоему? — Дэмон смачно выругался и с отвращением плюнул на землю.

Рейбайрн рассеянно потер щеку; ему показалось, что это не его щека, а чья-то еще, может быть, человека, который находится далеко-далеко от него. То место на груди, куда Дэмон ударил, ныло. Рейбайрна даже немного тошнило.

— Послушай, что это за фокусы? — спросил он обиженным тоном, но сразу же почувствовал, что говорит очень тихо и нерешительно. — Что это за манера будить человека?…

— Ты понимаешь, что натворил? — строго спросил Дэмон, ткнув Рейбайрна пальцем в ключицу. — Ты заснул на посту, да еще на передовой линии. Ты знаешь, что это значит?

— Сержант… очень уж долго тянется время…

— Да? Неужели так долго? Придется для тебя сделать его покороче.

— Это все вода виновата, — начал оправдываться Рейбайрн. — Когда у меня замерзли ноги… — На какой-то момент у него появилось непреодолимое желание рассмеяться, тут же вытесненное малодушным страхом. «Сон на боевом посту…» — пронеслось в его сознании.

— Тебе ведь известно, что за это полагается, не так ли?

— Думаю, известно, сержант.

— Он, видите ли, думает. А ты знаешь, что кое-кто с нетерпением ждет удобного случая, чтобы примерно наказать провинившегося. Тебя же сожгут у позорного столба.

— Виноват, сержант…

Рейбайрна охватило чувство раскаяния и страха; в голове пронеслись картины военного суда: сердитые, угрюмые и неумолимые лица позади стола, влажные серые стены тюрьмы и даже черный столб и стоящее перед ним отделение солдат, готовых дать залп… Однако эти мрачные картины оставались в его воображении недолго; мысли кружились в голове, как стеклянные шарики и банке. Его все еще пробирала дрожь от непомерного страха, испытанного им в момент такого неожиданного пробуждения, ошеломление и тошнота не проходили.

— Ты круглейший дурак, Рейбайрн… Что мне с тобой делать? — Дэмон ударил себя по бедру той рукой, в которой был нож, и махнул ею в направлении на север и восток. — Ведь немцы хотят убить тебя! Перерезать твою глотку и оставить тебя на съедение крысам. Убить. Тебя. Неужели ты не можешь понять такой простой вещи?

Рейбайрн покорно кивнул головой. Он виноват в том, что заснул на посту в такое время, когда безопасность его товарищей зависела от него. Они доверили ему свою жизнь, а он… Однако полностью он еще не осознал всего происшедшего. Его могли на многие годы упрятать в тюрьму. Годы и годы в темной камере…

— Сержант, — пробормотал он, — этого больше никогда не произойдет…

— Разумеется, не произойдет. Я позабочусь об этом.

Раздались хлюпающие звуки: Дэмон медленно вытаскивал ноги из жидкой грязи в воронке. Сделав несколько шагов, он остановился и устремил свой взгляд на ничейную землю. Его лицо было теперь хорошо видно: на очень короткое время на нем появились озабоченность и нерешительность, почти испуг, как будто он заметил на этой, покрытой грязью и обломками, вспухшей и опустошенной земле некую нависшую над ними опасность, угрожавшую им всем разрушительную силу. Неожиданно Рейбайрн проникся безграничным уважением к этому парню из Небраски, каким-то необъяснимым и неотвратимым желанием сделать для него что-то хорошее. «Толковый сержант», — подумал он не без горечи за свою вину.

Однако когда Дэмон снова перевел взгляд на Рейбайрна, его лицо было словно высечено из камня.

— Хорошо, — начал он тихим и спокойным голосом, — я попробую дать тебе, Рейбайрн, шанс исправиться. Попробую простить тебя на этот раз.

— Сержант, я…

— Заткнись. Я говорю, а ты слушай. Ты, бесспорно, самый лучший стрелок среди новобранцев и, по-моему, имеешь задатки хорошего солдата. Может быть, я и ошибаюсь… — После небольшой паузы Дэмон продолжал: — За совершение такого проступка никого никогда не прощали. Но я попробую пойти на это. Пусти то что произошло с тобой, останется между нами. — Дэмон схватил Рейбайрна за шиворот настолько неожиданно и сильно, что тот вздрогнул. — Но если я когда-нибудь застану тебя на посту хоть с одним закрытым глазом, — продолжал он, встряхивая Рейбайрна — если ты будешь даже просто слишком много моргать на посту, то, даю слово, я лично позабочусь, чтобы генерал Першинг запрятал тебя в Бастилию на весь остаток твоей безалаберной жизни. Понял, что я говорю?

— Да, сержант.

— А теперь оставайся на своем посту, будь бдительным и не смыкай глаз, пока тебя не сменят.

— Слушаюсь, сержант.

— Хорошо, — сказал Дэмон и пошел прочь по скользкой земле, приседая на каждом шагу и с трудом поднимая большие, подбитые гвоздями солдатские ботинки, тяжелые от налипшей на них глины.

— Не человек, а сталь… — пробормотал Рейбайрн. В голове у него было полное смятение, беспорядочный круговорот мыслей и чувств. Грудь все еще ныла от сильного удара Дэмона. Рейбайрн потер ее и с ужасом подумал о том, что вместо удара сержантского кулака ему мог быть нанесен удар ножом, острое лезвие скользнуло бы меж ребер и вонзилось в печень или легкое. Далеко слева от него взмыла вверх ракета, и Рейбайрн проследил за ее полетом. «Вот сталь-то», — снова подумал он. Потом его неожиданно разобрал неудержимый смех. Он без сил повалился на землю и долго сотрясался от хохота.

— Ну, дружище, Реб, — бормотал он сквозь смех, — ты ведь почти отдал концы, почти оставил этот прекрасный мир, не взяв с собой в дорогу флягу… — На его лбу выступил холодный пот, а все тело покрылось испариной; весь он съежился в дрожащий комочек. Несколько секунд Рейбайрн сам не мог понять: смеется он, или плачет, или икает, или делает все это одновременно.

— Ну и силен же этот старина Дэмон, — пробормотал он наконец со вздохом и боязливо обвел взглядом теперь уже не освещаемую ракетами местность впереди себя. Тот сумасшедший моряк, наверное, лег спать. — Да, сержант действительно дал мне прикурить… Обращался со мной как с каким-нибудь сопляком. — То и дело шмыгал носом и откашливаясь, наблюдая, как начинало медленно светать, Рейбайрн еще раз широко улыбнулся. — Ну и ну, дружище Реб. Пусть улыбка всегда выручает тебя…

Глава 3

Дорога была забита беженцами. К северу от нее грохотали, сотрясая воздух, артиллерийские залпы; толпы народа, словно подталкиваемые орудийными взрывными волнами, инстинктивно жались к колонне солдат. Солдаты взвода с любопытством смотрели на медленно двигавшихся рядом пожилых мужчин в беретах и в заношенных, вздувшихся на коленях брюках, на женщин, покрытых черными шалями и платками, на костлявых лошадей, тащивших повозки, нагруженные сундуками, стегаными одеялами, железными чайниками и котелками и темными резными спинками и ножками кроватей. Все, за исключением больных и дряхлых стариков, шли пешком. Среди повозок встречались очень древние, и, если бы Дэмон не видел их сейчас, он не поверил бы, что они все еще существуют: старомодные кабриолеты со складным верхом из потрескавшейся и выцветшей кожи, старинные двуколки с массивными колесами в железных ободах, на которых, возможно, перевозили каких-нибудь аристократов на гильотину, мрачные черные фаэтоны времен Второй империи, в окошках которых виднелись испуганные, испещренные сетью морщин пожилые лица в черных кружевах. Встречались также окрашенные в яркие цвета коляски, которые везли собаки, тачки, подталкиваемые мальчуганами с чумазыми, заплаканными лицами, в деревянных башмаках на ногах, а один раз Дэмон увидел даже почтовую карету со сломанной рессорой и наклонившимся набок кузовом. Все они были до предела нагружены имуществом и скарбом из десяти тысяч оставленных домов, фарфоровой и фаянсовой посудой, часами из красного дерева, клетками с пронзительно кричащими попугаями. Женщины, дети и старики, состоятельные и бедные двигались единой массой, как коричнево-желтоватая пена на гребне первой приливной волны, неразличимые в этой бесконечной, полной скорби процессии. «Мир на краю гибели, — гневно подумал Дэмон, — но он не погибнет, для этого мы сюда и пришли».