С утра до вечера. В чистом поле - Ромуальдас Ланкаускас Страница 22

К воде вела узкая, протоптанная людьми тропа. Снега было много. Деревья стояли тихие; ветви склонялись под тяжестью белых шапок. Ближе к морю, где кружился ветер, сосны качались, ссыпая сверкающий на солнце, рыхлый снег. Небо было голубое, яркое, а на западе — сиреневое: садилось солнце.

Дюны тоже окутал снег. Я спустился к обледеневшему, сверкающему, пустынному берегу. Солнце, отражаясь ото льда на линии прибоя, мучительно резало глаза. Море было сумрачно-серое, алое у горизонта, где повисли исполинские облака, словно сказочные замки. Потом они стали похожи на айсберги, и солнце, ударившись об них, разбивалось, словно хрупкий шар из красного стекла.

Жестокий, ледяной ветер пронизывал насквозь. Я замерз. Руки окоченели. Лицо горело от ветра.

Когда я вернулся в поселок, мне стало чуть теплее — от ходьбы, но меня все еще била дрожь. Я заглянул в закусочную. Здесь было тепло и уютно. Под потолком блуждали клубы дыма; пахло горячей едой. Окна дрожали от гула — распаренные, краснолицые рыбаки горланили вовсю. Мой знакомый парикмахер пиликал на скрипке. Я поздоровался с ним и, разыскав свободный стул, заказал коньяку. Я хотел одного: согреться. Что может быть лучше тепла ветреным зимним вечером?..

Я стал искать глазами Беньяминаса. Почему-то его здесь не было. Может, уехал? Может, окончательно спился? Пиликанье замолкло, и ко мне подсел парикмахер. Он сильно вспотел, лицо пошло красными пятнами. На меня дохнуло вином и одеколоном.

— Привет, — сказал я. — Как живете-можете?

— Спасибо. Шебаршим помаленьку.

— Ну, сегодня вы шебаршите как следует, — рассмеялся я. — Где же Беньяминас? Что-то его не видать.

— Пропал, — сказал парикмахер. — Уже с месяц, как исчез. Эх, сами знаете, неисповедимы пути господни…

Кто-то хватился музыки. Парикмахер вежливо извинился и зажал подбородком скрипку. Он играл новое танго, которое наконец выучил.

ПОД ШЕЛЕСТ ТОПОЛЕЙ

Неподалеку от тракта, по которому днем и ночью тянулись военные грузовики, легковушки и мотоциклы, стоял хутор в окружении старых высоких тополей. На верхушке одного из них, на сломанном колесе от телеги, много лет тому назад свили себе гнездо аисты. Каждую осень они улетали на юг и каждую весну возвращались, как возвращается в родной дом человек, вдоволь поблуждав по белу свету. Много лет аисты выводили птенцов на этом старом тополе. Старики умирали, молодые занимали их место на колесе — поколение за поколением высиживали птенцов в этом гнезде.

Большие, красивые птицы взмывали в небо и кружили над хутором, над полями или стояли в гнезде, поджав ногу, и громко стучали клювом. Казалось, аистам суждено жить здесь долго-долго — пока шелестит столетний тополь, пока стоит хутор и вьется дымок из трубы. Война не рассеяла аистов. Они лишь больше привязались к родному гнездовью и не боялись ни рева машин на дороге, ни воя самолетов, ни приближающегося рокота пушек. Птицы были далеки от жестокой схватки, что шла на земле. Но однажды война коснулась и их.

На хуторе устроили привал немецкие солдаты. Стоял жаркий, ослепительно ясный день. Пыльные, потные солдаты помылись у колодца и ввалились в избу. На столе появилась водка. Солдаты быстро охмелели, но веселья на их лицах не прибавилось — они остались хмурыми и злыми. Это были лица солдат, понимавших, что поражение неизбежно, что вскоре пробьет решающий час. За столом затянули песню, но песня звучала уныло, как погребальный псалом.

Маленький, приземистый солдат с обезумевшим от водки взглядом выбрался из-за стола и, перевесив через плечо автомат, проковылял во двор. Он зашел за угол, помочился, вернулся к крыльцу, встал в тени тополя и равнодушно уставился на дорогу.

В эту минуту в гнезде застучал клювом аист. Он принес еду птенцам.

Солдат задрал голову.

Он с интересом разглядывал гнездо на верхушке дерева.

Аист стучал красным клювом, маша им в стороны, и хлопал крыльями. Ветерок едва шевелил серебристую блестящую листву тополя.

Глаза солдата прищурились. На лице появилось жестокое выражение, но губы ухмылялись. Он приподнял автомат, прицелился и выпустил очередь по гнезду.

Стук мгновенно прекратился. Аист подпрыгнул, залопотал крыльями и взмыл в воздух. Но поднялся лишь он. В гнезде уже хозяйничала смерть.

Услышав выстрелы, из избы высыпали солдаты. Выбежал хозяин. Крестьянин застыл на месте, ошалело глядя на гнездо. Губы у него дрожали. Солдаты громко смеялись. Офицер приставил к глазам бинокль.

Солдат выстрелил еще несколько раз по аисту, который кружил над гнездом, оглушительно хлопая крыльями и странно кувыркаясь в воздухе. Пули не брали аиста. Он был словно заколдован. Солдат пришел в ярость — он никак не мог подстрелить птицу. Его приятели хохотали, словно оказавшись зрителями веселого спектакля.

Аист делал круги, все выше поднимаясь в голубое небо. Он уходил все дальше и дальше, пока не стал наконец едва заметной точкой. Птица оказалась необыкновенно высоко, не достать пулей.

И тут эта движущаяся точка снова стала расти. Прошел десяток, другой секунд, может, минута, и в воздухе раздался глухой свист: аист, сомкнув крылья, камнем падал вниз со страшной высоты. Он летел, словно метеор.

Аист упал во двор. На земле лежало окровавленное месиво из перьев и мяса.

Смех солдат оборвался. Крестьянин перекрестился и исчез в избе. Солдат с автоматом растерянно уставился на мертвого аиста. Потом он смущенно повернулся к офицеру, который побледнел и опустил глаза, не смея взглянуть на то, что было птицей. Во дворе воцарилась тишина. Тихо шелестела листва тополя.

И тогда офицер шагнул к солдату, поднял руку и изо всех сил ударил его по лицу. Солдат зашатался и упал.

Офицер отдал приказ садиться в грузовик. Едва грузовик выехал на тракт, как в небе раздался нарастающий рев самолетов, и вскоре над головами солдат завыли бомбы.

ТАКОЙ КОРОТКИЙ АВГУСТ

Выйдя с почты, Арвидас увидел, что на площади остановился запыленный автобус и из него выскочила по городскому одетая девушка. Она держала в руке чемоданчик и озиралась, словно не знала, куда ей идти.

Арвидас шагнул к мотоциклу. Он взялся за руль, собираясь завести мотор, но в тот же миг услышал девичий голос и поднял голову. Перед ним стояла незнакомка.

— Вы не скажете, где живет лесник? — спросила она.

— Лесник? — Он посмотрел ей в глаза. — Это рядом. Пойдете по этой улочке, потом повернете налево и увидите желтый домик. Там он и живет.

— Спасибо, — сказала девушка.

— Вы здесь впервые?

— В первый раз.