Анатолий Белинский - Дорогами войны. 1941-1945 Страница 23

– Наделает дел, если бомбы точно накроют траншею, – забеспокоился командир роты. – Теперь понял, какое преимущество мы имеем, находясь здесь?

К счастью, бомбы легли немного в стороне от линии окопов.

– Однако и тут предельная осторожность нужна, – продолжал командир роты, возвращаясь к прерванному разговору о точности огня, – поэтому я тоже выдам тебе некоторые секреты системы немецкого огня вокруг нас, которые я досконально изучил здесь за пару месяцев.

Командир роты подробно начал мне рассказывать обо всем, что могло уберечь здесь жизнь. Я узнал, где можно ночью стоять и ходить, где нельзя, у какой кочки на болоте начинается веер пулеметного огня, у какой кончается, какой метр нашей позиции хорошо просматривается противником, какой не просматривается, узнал, что консервная банка, надетая на колышек у его левого носка, оставлена специально для проверки и уточнения высоты и направления веера огня, а также многое другое. Я узнал при этом главное – что в своем деле он работает по высшему разряду и что это будет мой самый надежный друг.

После этого разговора мне вспомнились напутственные слова командира батареи, которые, как оказалось, не стоят и выеденного яйца. В этой обстановке, представляя артиллерию, надо держаться как можно ближе к пехоте, к которой я по-настоящему почувствовал глубокое уважение.

Время перевалило уже за три часа, а у нас во рту не побывало и маковой росинки, сводило желудки от голода. Подносчики питания, которые пытались добраться к нам на рассвете, были ранены, а их термосы прострелили. Кто и как должен был доставлять мне питание из моей батареи, было неясно.

Солнце с томительной медлительностью приближалось к горизонту. Мы забрались в свое укрытие и решили отдохнуть перед бессонной ночью. В сумерки у входа показался солдат, который выпалил:

– Готовьтесь принимать гостей, идет разведка из соседней дивизии. Какие будут указания?

– Командира разведки провести ко мне, остальных задержать разговорами и присмотреть, чтобы по позиции не болтались.

Вскоре в землянку втиснулся в плащ-палатке рослый командир разведгруппы, привалился к стенке и молча стал рассматривать меня.

– Давай выкладывай, с чем пожаловал. Тут все свои, – кивнул командир роты в мою сторону.

Это была, как выяснилось, армейская разведка, которая имела задание взять «языка».

– Говорят, вы тут в обнимку с фрицами спите, – в голосе старшего лейтенанта были заметные нотки иронии и превосходства над пехотой.

– А вы раз в месяц только приходите из-за Волхова на них посмотреть, – отрезал командир роты. – Где вы были раньше? Только сегодня утром голосистого ефрейтора имели.

– И куда же дели его?

– Как положено, в тыл отправили, но посредине поляны его свои же и накрыли минометным огнем. Вот лейтенант подтвердит, – кивнул на меня командир роты.

– Жаль. Он сейчас вот как нужен, – провел по горлу командир разведгруппы.

Разведка имела задание взять «языка» с боем, после артиллерийского налета, и он начал излагать в общих чертах план операции.

– У вас какой срок? – перебил его командир роты.

– Три дня.

– Послушай, – вдруг решительно заговорил командир роты, – на кой черт здесь ради одного фрица устраивать у меня трам-тарарам? Доставь мне сюда четверть спирта для моих ребят, и я вам отдам одного, который давно уже у меня на примете. Позавчера лежал у него под ногами, когда он свои ракеты пускал. Доставлю вам его за два дня, пока за спиртом будете бегать. Я давно решил взять живым этого фейерверкера, он в печенках у всех сидит.

В тот раз мне помешали.

– Хватит об этом, давай к делу перейдем.

Старший лейтенант принял все за пехотные байки.

– Я тебе серьезно говорю, – настаивал командир роты и кивнул на телефонный аппарат, который уже успел установить связист разведки, – бери трубку и доложи своему начальству, что я за четверть спирта гарантирую «языка» не позже, чем во вторую ночь. Скажи, что разведчики ему пригодятся еще в другое время. Может, сделка и состоится. Я недорого прошу и не для себя, всего по сто грамм на нос, а дело один обделаю. Чтобы не обидеть, поясни, что прошу спирт для санитарных целей: обтереться от болотной грязи своим людям, они нарывами исходят.

Командир роты выжидающе и серьезно смотрел на начальника разведгруппы. Это была не шпилька разведчикам, а деловой разговор, который по форме не мог обидеть даже вышестоящее начальство.

Старший лейтенант, конечно, трубку не взял.

– Если ты можешь, то и мы тем более справимся, – ответил он.

– Хорошо! Тогда берите сами. Я и мои люди к этому делу не касаемся.

– Брали и сейчас возьмем.

– Будем смотреть и учиться. Только это все может намного дороже вам обойтись. Давай выкладывай подробности.

План операции – разведка с боем – был предельно прост. После беспокоящего артиллерийского обстрела объекта, во время которого немецкие солдаты будут заползать в укрытие, спасаясь от осколков, группа захвата должна ворваться в намеченный шалаш и взять «языка». Группа захвата состояла из шести человек, обязанности каждого были строго определены. Два самых рослых и сильных разведчика этой группы выхватывают и выбрасывают первого подвернувшегося под руку немца из укрытия, уничтожают гранатами остальных, двое других принимают «языка», мгновенно скручивают и начинают отход, двое их подменяют для быстроты движения. Группа прикрытия, в случае необходимости, прикрывает товарищей огнем автоматов.

Сигнал начала операции – десять снарядов чуть позади немецких укрытий с интервалом в одну минуту. Сигнал для броска разведчиков к блиндажу – разрыв последнего снаряда. Командир разведгруппы по плану остается в нашем шалаше, командир взвода разведки – при своих разведчиках, один разведчик обеспечивает связь между группой и командиром разведгруппы.

До начала разведки боем было решено в этот же вечер выдвинуть одного разведчика вперед. Хорошо замаскировавшись, он должен в течение суток вести наблюдение за противником и подобрать объект для атаки.

Командир роты, выслушав план, отозвался о нем коротко.

– Ничего из этой затеи не выйдет, только людей потеряете. Артналеты здесь давно не проводились, беспокоящий огонь также не велся, и он вызовет удвоенную осторожность противника. В укрытие заползут, но не все – одного оставят.

Я высказал опасение, что огонь полковой пушки может накрыть всю группу, а заодно и нас, поскольку он никогда с точной наводкой не ведется. Но главная опасность, разъяснил я, заключается в другом. Расчет, который будет вести огонь из орудия, наверняка ничего не знает о характере операции и может послать не десять, а двенадцать снарядов.

– Это исключено, – перебил меня командир разведгруппы, – договорились железно.

Опираясь на собственный опыт, я продолжал настаивать на необходимости разъяснить характер операции командиру орудия лично и всему расчету. Я знал, что орудийная прислуга выполняет команды точно, но иногда стреляет по принципу: «маслом кашу не испортишь», могут сыпануть и двенадцать, чтобы под ногами не валялись.

Прекрасно понимая, какой опасности подвергаются разведчики, предложил послать на огневую позицию своего человека, чтобы лично проинструктировать расчет о смысле данного огня и команды. Мои доводы, однако, проходили мимо ушей начальника разведгруппы, и он продолжал твердить, что расчету было «строго указано».

Тогда я внес предложение на ходу ввести поправки в план огня по другой линии: поручить это дело дивизиону, который представляю я. В нем были также 76-миллиметровые орудия, но дивизионные, которые обладали большей точностью боя, чем полковые пушки. Это предложение также не прошло. Потребовалось бы заново утверждать весь план операции в отделе разведки армии.

Нежелание командира разведгруппы прислушаться к моим доводам начинало меня возмущать. Я мысленно проиграл, как бы выполнялась подобная команда – выпустить десять снарядов на орудие с интервалом в одну минуту, – если бы она поступила в ту батарею, где ранее находился я, даже при самом строгом указании на количество.

Я очень строго приказал бы сделать это командиру первого орудия. Он строго приказал бы выполнить эту команду с одним-двумя номерами орудийного расчета. Часов у них нет. Начнут стрелять. При методическом беспокоящем огне на воробьиную дозу снарядов по противнику, после некоторого количества выстрелов, уже строго перестанут смотреть, собьются в счете, отвлекутся при медленном темпе огня разговорами.

Другое дело, если на огневой позиции расчет знает, что командир батареи ведет огонь на разрушение, к примеру, блиндажа противника. Наводчик, затаив дыхание, будет показывать свое ювелирное мастерство. Все примут участие в этом деле, и командиры будут даже перепроверять наводчика. Сознание ответственности в огромной степени повышает активность и сосредоточенность людей.