Людмила Харченко - Шел ребятам в ту пору… Страница 24

…Аул. Кругом степь да пески. Да речка тихо плещется о берег. В этих песках потянулись напряженные дни учений.

Последним в строю всегда стоял Володя Шеманаев. Вот и сейчас вместе со всеми он внимательно слушал негромкий голос командира:

— Предположим, кому-то из вас дано задание — переправить важный пакет через реку. Река глубокая. Как вы поступите?

В ту же секунду Володя ползая вперед:

— Разрешите ответить, товарищ командир?

— Отвечай!

— Я бы принял пакет и отправился на выполнение.

В строю послышался смешок. Аня Шилина осуждающе посмотрела на своего пионера: «Мальчишка». Командир снисходительно улыбнулся и уже слушал ответ Анны Шилиной…

— Задание выполнено, товарищ командир, — раздался с противоположного берега реки звонкий Вовкин голос.

Партизаны остолбенели.

— Боец Шеманаев! Приказываю немедленно вернуться в строй.

Теперь десятки глаз смотрели, как Володька с бумажкой в зубах быстро плыл к своему берегу. Вот он уже стоит перед командиром, вода ручьями стекает с его одежды. Приложив руку к виску, он еще раз повторил, что задание выполнено. Выразительные глаза Володи светились какой-то шальной радостью.

— Молодец! Хвалю за находчивость, но рисковать зря не надо. И дисциплину нарушать — тоже. Запомни это раз и навсегда. А сейчас, боец Шеманаев, приказываю пойти в землянку и надеть сухую одежду.

Наконец получен приказ — выступить ночью и сосредоточиться в ауле Камыш-Бурун.

Летнее иссиня-черное небо с яркими мигающими звездами. Ехали долго. Тихо вокруг, лишь песок шуршит под копытами. В предрассветной дымке показался Камыш-Бурун.

Оставив часовых, все уснули. А когда снова наступила ночь, двинулись к селу Владимировка, чтобы выбить из него войска противника.

Снова пески и ночь.

По пути примкнул к партизанскому отряду конный эскадрон десятой дивизии.

На рассвете переправились через Куму и начали бой. Партизаны заняли удобный рубеж. Примостившись рядом с усатым дядей, стрелял и Володя. Он видел, как падали фашисты. Вдруг во весь рост поднялся командир партизанских отрядов Алексей Григорьевич Однокозов:

— Бей фашистов! — и рванулся наперерез гитлеровскому офицеру, удиравшему на легковой машине.

Володя видел, как офицер из окна машины выстрелил несколько раз, и Однокозов упал. Не обращая внимания на свистящие пули, Шеманаев подбежал к командиру. Но помощь Володи была ему уже не нужна. Тогда Шеманаев бросился вперед, стреляя на ходу:

— Гады! Советской земли захотели? Получайте же! Получайте! — кричал он, не сознавая того, что в грохоте боя никто его не слышит.

Метким выстрелом он убил шофера, и легковая машина опрокинулась в кювет.

— Не ушел, гад!

Кончился бой. Партизаны простились с Однокозовым.

На отдыхе, крутя цигарку, воин-кавалерист, тот самый усатый дядя, говорил своему соседу:

— С такими ребятами можно воевать!

— Откуда они взяли этого мальчишку? Храбрый чертенок! — говорил второй.

А храбрый «чертенок», насупив брови, топтался у трофейной штабной машины с радиостанцией и интересовался ее устройством.

На другой день партизаны вернулись на базу в аул Кумли.

Сигнал тревоги. Минута-другая — и партизаны в строю.

Шеманаев-младший держался на коне так, будто всю жизнь сидел в седле. Отец косил взглядом на сына: «Когда же он стал кавалеристом? Только недавно подсаживал его на коня. Молодец, Вовка!»

Хорошо пригнанный по фигуре военный костюм, черные, до блеска начищенные сапожки, серая смушковая шапка-кубанка с красной лентой делали Володю неузнаваемым.

Отряд двигался по степи и поднял такие облака пыли, будто на марше была многотысячная армия. Вероятно, так подумали и немцы, потому что спешно, без единого выстрела покинули Терекли-Мектеб. Пока готовился обед в той же кухне, которую приспособили для своей части немцы, Володя и Люба Некрасова на конях поскакали к тете Груне. Во дворе они спешились, привязали коней к дереву. Легко взбежав по глиняным ступенькам крыльца, Володя постучал в дверь.

Дверь открыла тетя Груня.

— Господи, наши! — обрадовалась она и… остолбенела. — Вроде как знакомый, а не пойму…

Она не успела договорить, как рядом с нею очутилась Соня. Откинув правой рукой косичку, девочка всплеснула руками, засмеялась.

— Смотри, какой партизанский царевич! Мама, это же Володя! Ты не угадала?

— «Людимых» тетей не забывают, — весело отозвался юный партизан.

— Та заходите ж в хату! — захлопотала тетя Груня.

Люба вошла первой, положила на стол буханку черного хлеба и коробку консервов.

— От щедрого сердца. Чем богаты… — сказала она.

Соня, подпирая своей худенькой фигуркой дверь, не сводила глаз с Володи. Заметив ее восторженный взгляд, Шеманаев рассмеялся:

— Что так смотришь, Соня?

Соня передернула худенькими плечиками, усмехнулась и неожиданно дерзко ответила:

— Подумаешь, и посмотреть на него нельзя.

— Люди добрые, та вы садитесь, расскажите, где наши солдаты? Как там на фронте?

— Соня, почитай маме, — Люба протянула газету. — Нам надо в отряд.

Володя и Люба сели на коней и умчались к центру села.

Недолго оставались партизаны в Терекли-Мектебе. Зная, что силы неравны, в одну из ночей они тихо ушли на прежние рубежи.

Через несколько дней группа разведчиков отряда получила задание выяснить расположение вражеской обороны у села Урожайного.

Разведчики подползли к оборонительной линии гитлеровцев и залегли примерно в ста метрах, в высоком бурьяне. Проходила тревожная ночь. Перед рассветом на подмогу партизанам должны были подойти восемь бронемашин и сообща атаковать немецкую линию обороны, чтобы разведать огневые средства и захватить «языка».

Обнаружив партизан, противник открыл сильный заградительный огонь. Разгорелся жестокий бой. Чтобы сохранить людей, командир дал приказ отойти к балке.

Медленно стали отползать.

Пули свистели беспрерывно. Аня Шилина не успевала подползать то к одному раненому, то к другому. Немцы заметили девушку и, выскочив из окопов, хотели взять ее живой. Аня вскинула автомат, с яростью нажала на спуск. Семеро гитлеровцев нашли здесь свою смерть. Когда кончились патроны, она метнула в наседавших фашистов гранату, схватила вторую, но бросить не успела. Подкравшийся сбоку гитлеровец ударил ее штыком.

Несколько часов подряд немцы не давали нашим забрать мертвую Аню Шилину. Лишь с наступлением темноты к ней подошел броневик.

Печальная весть о гибели черноокой казачки Ани Шилиной облетала всех.

— Аня? Шилина? — не поверил Володя.

Не верилось, нельзя было поверить в то, что его вожатой уже нет. Но лицо ее неподвижно. Володя растерянно оглянулся на притихших партизан и неожиданно для себя побежал к реке. Он упал на берегу и плакал, плакал, ладонью размазывая по лицу горячие слезы. Много времени прошло. Стало темнеть. Володя сел, осмотрелся вокруг. Вон там, у берега, Аня чистила своего коня и пела:

Прослужил казак три года,Стал он коника ласкать:Конь мой милый,Конь ретивый,Лучше нет мово коня.

— Володя! Где ты?

Шеманаев вскочил, стряхнул с одежды сухие травинки. К нему подходила Люба Некрасова.

— Пойдем простимся с Аней. Сейчас ее будут хоронить, — глухо сказала она, взяла Володю за руку и вдвоем они торопливо направились к месту похорон.

По дороге услышали винтовочный залп Володя выдернул руку и побежал. За ним Люба. Остановились возле свежего холмика земли. Партизаны расходились. Шеманаев сжимал в руках кубанку. Ветер шевелил его светлые волосы. Володя опустился на колени перед могилой и тихо сказал:

— Клянусь, Аня, я отомщу за тебя!

В ночь под первое ноября вместе с частями десятой дивизии партизанский отряд сделал бросок под Ачикулак — важный стратегический пункт на перекрестке дорог к Моздоку и Кизляру. Отряд занял дорогу из Владимирова в Ачикулак. Артиллерия открыла по Ачикулаку, где закрепился противник, артиллерийский и минометный огонь. Лишь к вечеру прекратилась стрельба.

Ночью землю окутал густой туман. Утро тоже было туманным. В двух шагах ничего не разглядишь. Стояла зловещая тишина.

Из обоза к отряду подобрался старик Егор Титыч и доложил командиру, что на завтрак сварили суп рисовый с бараниной. Сейчас привезут. Партизаны повеселели — со вчерашнего дня не ели почти ничего.

Медленно начал рассеиваться туман. Когда горизонт прояснился, увидели, что там, где вчера занимали позиции кавалерийские подразделения, никого не было.

— Как же так? Почему конники снялись, не предупредив нас? — взволнованно спросил Андрей Петрович Шеманаев у комиссара Щеголева.