Александр Степанов - Бои под Нарвой Страница 24

Блохин прежде всего справился, где немцы. Но крестьяне этого не знали. На расстоянии двадцати верст вокруг врага не было. Зато местные жители сообщили, что латыши и моряки еще засветло прошли мимо, направляясь к Нарве.

— Хуже всего у нас — это отсутствие общего командования. Каждый отряд воюет на свой страх и риск, сам по себе. Отсюда много неурядиц, — проговорил Петров.

— Выходит, мы одни в этом районе, — потер обмороженное лицо Блохин. — Надо быть начеку, чтобы немцы неожиданно не стукнули нас. Много ли у вас народу, товарищи? — спросил он у солдата.

— Около сотни, половина из них — фронтовики, — ответил «командир» деревни.

— С вооружением и снабжением как? — поинтересовался Прахов.

— Винтовки есть у всех, патронов по сотне на человека, триста лимонок. Есть еще один разобранный пулемет, но наладить его не можем.

— Пулемет, если поспеем до утра, мы вам соберем… И патронов дадим. Только имейте в виду — еще затемно мы уйдем в Нарву, где должны быть завтра утром, — сказал Блохин.

— Значит, нашу деревню поутру заберет немец? — нахмурился солдат. — Мы-то думали, вы у нас будете оборону держать, хотели вам пособить.

— Все, кто захочет, могут уехать в Нарву с нашим обозом и санчастью. Дадим охрану до Нарвы, а там разберутся, куда вас определить дальше.

— Вот ведь какая беда свалилась на наши головы! Кому охота ходить под немцем? Надо поскорее оповестить всех!

Громыхая сапогами, солдат выбежал из избы. Между тем, пересиливая усталость, Прахов собрал к себе в избу коммунистов.

— Соснуть хоть бы полчасика, Маркел Яковлевич, — жалобно попросил Туркин, едва раскрывая слипающиеся глаза.

— Партия нам спать не велела, покеда немца не сокрушим, — наставительно ответил ему Фесин.

Старый рабочий тоже едва стоял от усталости, но силой воли держался на ногах.

Неожиданно в избу вошла Лебедева. Она выглядела очень устало, но ввалившиеся глаза, как всегда, смотрели решительно и бодро.

Хотя Лебедевой уже приходилось быть под огнем во время боев с казаками Краснова в ноябре минувшего года, но непосредственной рукопашной схватки с врагом она еще не видела. На нее произвела большое впечатление неустрашимость, с какой рабочие атаковали немцев. Их храбрость наполнила гордостью сердце опытной большевички. Убедившись в боеспособности рабочего отряда, Лебедева сочла возможным уехать из отряда к латышам и морякам, отступающим под натиском противника. До наступления темноты она пробыла в этих отрядах, которые до вечера сдерживали продвижение немцев и лишь по приказу начали отход. Лебедева забеспокоилась о судьбе Стального отряда и решила ехать ему навстречу.

Зная маршрут отхода Стального отряда лишь приблизительно, Лебедева в каждой деревне наводила подробные справки о немцах. Уже совсем стемнело, когда ее задержала крестьянская застава у околицы деревни. Под конвоем ее отвели к «командиру» деревни — бородатому мужику из бывших солдат. Его поразило, что Лебедева оказалась комиссаром всех отрядов Нарвского фронта.

— Где это видано, чтобы баба комиссарила? Тут что-то не так, — решил «командир».

Тогда Лебедева справилась, есть ли в деревне большевики.

— Все в большевиках ходим, я аж с самого февраля прошлого года… Как Николашку скинули, я и записался в большевики, — ответил «командир» деревни.

Лебедева показала ему свой партийный билет и удостоверение от ЦК партии.

— Выходит, вы и впрямь комиссар? — удивился «командир».

Лебедева расспросила его, не слыхал ли он что-либо о рабочем отряде.

— С темнотой пришел какой-то отряд, да собирается утром уходить дальше в Нарву.

Лебедева попросила провести ее к прибывшим. Так она отыскала Стальной отряд.

Выслушав доклад Прахова и Блохина, она справилась, выставлено ли сторожевое охранение. Блохин сообщил, что люди сейчас выйдут на посты, но они так устали, что могут заснуть.

— Согласна с вами, товарищи, тяжело! — кивнула Лебедева. — Но необходимо побороть усталость. На то мы и большевики.

— Говорить долго не будем, — сказал Прахов. — Мы решили так: коммунисты должны взять на себя охрану деревни…

Через несколько минут половина всех партийцев Стального отряда под командой Круповича и Прахова вышла в дозоры и заставы. Остальные тут же, в избе, легли спать. Через два часа они должны были сменить товарищей.

Воспользовавшись первой свободной минутой по прибытии в деревню, Петров забежал в избу, где расположилась санчасть. Рая дежурила около тяжелораненых и смогла уделить жениху лишь несколько минут.

— Если бы ты знал, Аркаша, что я пережила за эти сутки! — воскликнула она, обнимая Петрова. — Утром услышала о столкновении с тобой Фомина и его подпевал. Я успокоилась только тогда, когда сама увидела тебя в лесу на нашем боевом участке. Затем ты остался в арьергарде, и снова я забеспокоилась, цел ли ты, не обморозился ли, не отстал ли от отряда… Только мы пришли сюда — проходят через деревню латышские стрелки, потом матросы, а вас все нет… Вдруг показался какой-то солдат, маленький, в прожженной шинели, и сообщил, что всех вас в арьергарде перебили немцы. Я два часа не могла найти себе места, все время плакала… Потом привезли раненых, и Соколов, из мартеновского цеха, успокоил меня, сказал, что ты жив и здоров… А затем мне опять начало мерещиться, что ты ранен или обморожен… Петров почувствовал, как дрожат плечи девушки.

— Устала ты, Раечка, изнервничалась, вот и мерещатся тебе всякие страхи, — ласково проговорил инженер. — Я, правда, тоже очень устал, но не поддаюсь. Особенно радует меня то, что удалось заслужить уважение рабочих. Теперь мне никакие козни фоминских прихвостней не страшны, — старался успокоить девушку Петров, хотя сам далеко не был уверен в том, что в ночной темноте его не подстрелит из-за угла затаившийся недруг.

— Береги же себя, любимый! — умоляла Рая, провожая Петрова.

На улице, прижавшись к жениху, она еще раз взяла с него слово зря не рисковать в предстоящих боях. Растроганный девичьей лаской, Петров бодрой походкой направился к избе, где размещались Блохин и Прахов. Тут же, лежа на печи, на лавках и просто на полу, храпели красногвардейцы. За столом, скудно освещенным мигающей коптилкой, нагнувшись над картой, сидели Лебедева и Блохин.

Вслед за Петровым в избу вбежала Повалихина.

— Товарищи начальники! Почитай, вся деревня собралась убегать от немца вместе с нами, — объявила она.

— Надо нам с вами, товарищ Блохин, заняться этим делом, — поднялась Лебедева. — В Питере и его окрестностях трудно с продовольствием. Надо это объяснить крестьянам. Я сама поговорю с ними…

Лебедева поспешно надела полушубок и вышла из избы.

— Огонь-баба! Настоящая большевичка! — горячо говорил Блохин. — Товарищ Петров, как думаешь — к Нарве нам двигаться проселками или по шоссе?

— По шоссе скорее можно напороться на немецкие части, — задумчиво ответил Петров. — И все же придется двигаться по шоссе, иначе мы рискуем застрять по дороге в лесу и остаться в немецком тылу.

— И я так думаю! — кивнул Блохин.

Около полуночи вместе с Праховым в избу явились Самохин и Демин. Они сообщили о гибели Онуприенко. Посеревшие от усталости и горя, они сбивчиво рассказали о происшедшем.

Первой заплакала и запричитала Повалихина:

— Парень-то какой был! Редкая деваха на него не засматривалась, особенно когда он начинал петь! Голос у него был звучный и ласковый, слушать его — что мед пить…

— Жил честно и достойно умер, как настоящий большевик. Надо всем рассказать о его геройской смерти, чтобы народ знал, какие герои живут среди нас, — с чувством проговорил Блохин.

— Обязательно подробно расскажем перед выступлением. Память о таких, как Онуприенко, не может, не должна умереть, — с жаром отозвался Прахов.

Спавшая на лавке Саня вдруг проснулась, вскочила, расширенными глазами посмотрела на Демина и Самохина и сдавленным голосом воскликнула:

— Что?! Что вы говорите? Неужто убили Андрюшу?

— Не убили, а сам он подорвал себя, не захотел сдаться в плен, — ответил Демин, грустно глядя на взволнованную девушку, и повторил свой печальный рассказ. По мере того как он говорил, Саня все больше мрачнела. Она жадно ловила каждое слово и не чувствовала, как крупные слезы катятся по ее лицу.

— Андрюша! Андрюша-а!.. — шептала она, сама того не замечая. — Андрюшенька, мой любимый…

К ней подошла Повалихина, и, обнявшись, обе горько заплакали.

Известие о подвиге и гибели Онуприенко настолько взволновало всех, что об усталости и отдыхе забыли, оживленно обсуждая это событие.

— Подумать только, каким героем оказался Онуприенко! — задумчиво произнесла Кустова. — Я ведь его знаю давно, еще молодым парнишкой, когда он только пришел на завод.