Теодор Константин - И снова утро (сборник) Страница 24

— Господин полковник, русские перерезали нам дорогу! — одним духом выпалил мотоциклист, уставившись расширенными от возбуждения глазами прямо в глаза Матеяну.

— Не может быть!

— Они на пересечении дороги на Бакэу. Увязались за нами…

— Много? — спросил Матеяну.

— Там на перекрестке около взвода, но дорога на Бакэу забита ими.

— Что за части?

— Разные… пешие и конные, на машинах и на орудиях. Их много!

— Танки есть?

— Не видел! — отрицательно мотнул головой мотоциклист.

Матеяну подал знак танкистам остановиться там, где они находились на склоне, послал за командирами подразделений и вытащил из планшета карту. Стало еще светлее; до перекрестка, о котором говорил связной, оставалось всего несколько километров. Там, без сомнения, ночью прошли советские танки. Значит, первые советские части действительно спустились на юг по долине Серета и обогнали их. Здесь, по этой проселочной дороге, могла пройти только колонна, которая, возможно, преследовала немцев, отступавших в горы… Он стоял задумчивый, нахмурившийся, окруженный первыми побежавшими офицерами, не понимающими, зачем их собрали.

На дороге появились и остальные мотоциклисты авангарда, а за ними следовали… русские — целая группа подпрыгивающих в седлах всадников и несколько коротких, приземистых, запорошенных пылью машин. Нет, не время было выступать, но ведь не напрасно же он мучился, ведя танки сюда! Он должен привести их в район, который ему указан, и никто не сможет поколебать его решимость!

Матеяну отдал офицерам приказ занять круговую оборону на холме, расположив танки по краям, саперов и горных стрелков — между ними, а орудия — в середине, уступом на холме, чтобы у всех был сектор обстрела на дороге. Танки развернулись на месте, заскрежетав гусеницами по камням, снова пересекли канаву и поднялись по склону, ревя двигателями. Матеяну тоже отъехал на холм впереди танков, которые все еще выбирали себе позиции. Саперы, горные стрелки и артиллеристы, которые суетились вокруг орудий с длинными стволами, начали быстро окапываться. Мотоциклисты авангарда тоже переехали через канаву и выстроились в линию, лицом к дороге. Тоже выстроившись в линию, остановились и советские всадники, приставив автоматы к бедру. Позади них затормозили несколько автомашин, и солдаты, выскочив из них, приблизились к канаве. Между ними и румынами из авангарда завязались переговоры. И те и другие показывали в сторону танков на холме. Матеяну следил за ними в бинокль, пока на дороге не появилась колонна, состоявшая из десятков, а может, и из сотен машин. Командир авангарда, младший лейтенант с тонкими девичьими чертами лица, быстро подъехал к нему и с удивлением и испугом в голосе доложил:

— Они требуют, чтобы мы сдались, господин полковник!

— Ни за что! — проревел Матеяну, помрачнев. — Ведь не для этого мы доставили сюда танки, хотя могли бы оставить их там, на фронте. К тому же со вчерашнего вечера мы находимся в состоянии перемирия! Возвращайся и скажи им, что мы не сдадимся!

Мотоцикл спустился по склону до канавы. Матеяну снова прильнул к биноклю. Младший лейтенант поднес к фуражке руку с видом подростка, гордого порученной ему миссией. И при первых же его словах всадники зашевелились, раздраженные. Благожелательность, которую они проявляли до тех пор, рассеялась. Румынский младший лейтенант вновь козырнул и показал на канаву между ними и танками на холме. Михуляк молча, с напряженным лицом подошел к Матеяну.

— Заводи двигатели! — приказал ему полковник.

Внизу младший лейтенант с побелевшим как мел лицом, ho все же сохраняя достоинство, повернулся в сторону танков, двигатели которых зарычали. Потом взял ствол автомата рукой и отвел его вниз, к земле.

В это время позади всадников, на дороге, останавливались машины, полные солдат с круглыми большими касками на голове. Солдаты не спеша выскакивали из машины прямо в пыль на дорогу и, обойдя всадников, располагались вдоль канавы. Сюда же подкатили отцепленные от машин орудия, и весь холм оказался окруженным, как ожерельем, цепью круглых касок и орудий. Один из русских, возможно офицер, перешел через канаву и послал младшего лейтенанта к Матеяну. Русские настаивали, чтобы румынский отряд сложил оружие и сдался.

— Михуляк! — крикнул Матеяну. Когда майор приблизился к нему, он сказал: — Ступай к русским, Михуляк, к командиру. Наше условие — перемирие, но мы не разоружимся!

— Мы можем и сами пробиться, господин полковник! — проговорил майор. — Поставим впереди танки, прорвемся и пойдем дальше, прямо до Фокшан…

— Куда, Михуляк? — раздраженно спросил Матеяну. — Танки русских, должно быть, уже в Аджуде. Мы не можем пройти…

— Изменим маршрут, господин полковник, и все равно прорвемся!

— А имеет ли это теперь какой-нибудь смысл? Через неделю русские будут во всей стране… Может, лучше пойти с ними?

— А если они не согласятся?

— Скажи им, что мы хотим сражаться против немцев…

Майор оставил планшет и бинокль, сел в коляску мотоцикла и спустился за младшим лейтенантом на дорогу, к русским. Но он не смог убедить старшего колонны, чтобы тот выделил ему офицера, который проводил бы их к командиру. Начальник колонны, тоже майор, молодой и чернявый, отвечал, разрезая воздух ладонью:

— Это ни к чему! Не имеет смысла!

— Господин майор, — сказал советскому офицеру Михуляк, поднеся руку к фуражке, — вы лично будете отвечать за последствия! Сейчас перемирие. Состояние войны между нами прекращено вчера вечером.

Советский майор, смягчившись, на минуту задумался, потом ответил:

— Я ничего не знаю…

— Что же тогда делать?

Михуляк, не дожидаясь ответа, перешел через канаву и сел в коляску мотоцикла. Но не успел он тронуться в обратный путь, как советский майор окликнул его. Он выделил офицера и показал дорогу между машинами, орудиями и солдатами. Русские и румыны оказались, таким образом, друг против друга. И те и другие проводили взглядом мотоцикл, который умчался по дороге, поднимая пыль, и стали ждать. Никто не знал, сколько продлится это ожидание.

Внизу, вдоль канавы, устроились русские. Они по-хозяйски вырыли окопы для пулеметов и пушек, потом достали из мешков провизию, без сомнения радуясь этой неожиданной передышке. Потом, также не спеша, закурили, и над всей канавой поплыл тонкий дымок, будто кто поджег прошлогоднюю траву. Вверху, на холме, у румын, стояла гнетущая тишина и только кое-где из рук переходил бидон с водой, провожаемый жадными и голодными взглядами остальных. А солнце начало безжалостно припекать прямо с этих первых часов дня, накаляя каски и броню, испепеляя и без того иссушенную почву с высохшей травой, переливаясь в воздухе, насыщенном запахом сухой земли и раскаленной пыли. Склоны холма будто вымерли. А по дороге и между машин деловито сновали русские, потом снова ложились вдоль канавы.

«Им не о чем беспокоиться!» — с завистью подумал Матеяну и задумчиво опустил бинокль.

V

К обеду полковник потерял терпение. Над дорогой не было видно ни облачка пыли, а русские почти все дремали на своих местах. Опасение, что придется оставаться в таком положении весь день, потеряв как раз те ценные минуты, когда еще можно было выйти на важнейшие коммуникации страны, постепенно нарастало в нем, как угроза, которую он не мог отвести. «Они хотят выиграть время, — подумал Матеяну. — Хотят проникнуть своими танковыми колоннами как можно дальше в глубь страны!»

Но к полудню, когда солнце поднялось в зенит, играя на броне танков, и нетерпение Матеяну достигло наивысшего предела, на шоссе появился мотоцикл. И русские и румыны неотступно следили за ним. Мотоцикл остановился сначала в расположении русских, где вышел их офицер, потом, треща, стал подниматься прямо по склону. Матеяну поспешил ему навстречу.

— Что это ты так задержался? — спросил он у Михуляка.

— Они в движении, было трудно найти их генерала.

— И чего ты добился? — торопил его Матеяну.

— Почти ничего, то есть не совсем ничего… в общем, пока все остается как есть!

— Он что, не знает о перемирии?

— Знает… то есть только сегодня узнал, но не знает, что делать с такой частью, как наша. Я ему сказал, что мы составляем отряд!

— Так они позволят нам пройти или нет? — взорвался полковник.

— Он говорит, что торопиться нет смысла… что все равно мы после них только доберемся до Бухареста…

— Но мы хотим сражаться против немцев! Ты сказал ему об этом?

— Сказал… Он ответил, что это очень хорошо, но, пока он не получит приказа, не может принять никакого решения…

— Значит, мы и на ночь здесь останемся…

— Это в любом случае! — подтвердил Михуляк.

Полковник задумчиво стоял с потерянным видом. Его взгляд будто унесся следом за ослепительным солнцем. Потом Михуляка окружили другие офицеры, которых интересовала скорее не судьба отряда, а то, как его приняли русские.