Александр Косарев - Картонные звезды Страница 25

— Все равно, — не согласился с ним дневальный, — никакого аврала нет, и нечего тут скакать, словно макаки по лианам.

Где он увидел в казарме лианы, непонятно, но с самого первого дня мы поняли, что от нас здесь вовсе не ждут формального выполнения уставных правил, видимо, больше полагаясь на нашу сознательность и желание учиться чему-то новому. Но чисто домашняя, даже какая-то нереально дружественная обстановка на полигоне касалась только времени до построения на занятия и времени после того, как они заканчивались. Весь учебный день проходил просто с пугающей быстротой, и был он пронизан совершенно непререкаемой муштрой. Так что даже передвигались мы по территории полигона, несмотря на крутой горный рельеф местности, только бегом.

Это чтобы уметь дыхание держать во время длительной стрельбы, — добродушно объяснял неотступно сопровождавший группу прапорщик Клюев, назначенный к нам в инструкторы.

Мы понимающе киваем, поскольку умение держаться на ногах после горных маршей нам прививали еще во Владивостоке.

Разбит наш небольшой отряд на три команды, и изучаем мы всего три, так сказать, предмета. Крупнокалиберный пулемет ДШК, полуавтоматическую зенитную пушку ЗАУ-57Д и двадцатитрехмиллиметровый автомат ЗАТИ-23С-4. Только практика, теория, как бы походя, в процессе практического обучения. Устройство механизмов, способы и методы приведения оружия в боевое состояние, заряжание и разряжание его, устранение возможных задержек в стрельбе и мелких неисправностей. Заодно нам объясняют, как правильно обслуживать изучаемое вооружение во время консервации и в боевых условиях. Да, забыл сказать. Каждая из групп отныне занимается по особой программе. То есть весь общий для всех курс разбит на определенные разделы, и каждой группе всегда находится свое занятие. Начинается военная учеба как всегда однообразно. Мы все выстраиваемся у склада боевой техники и дружным хором озвучиваем все известные уже вам правила. Каждое по три раза, как молитву. Затем к нам подходят инструктора. Обычно это усатые махровые прапорщики в сопровождении одного или нескольких сержантов полигонной команды. Командой, к которой прикреплен я, занимается высокий и длиннорукий Виталий Клюев. С виду он словно зажат изнутри и даже двигается с какой-то определенной механичностью и угловатостью. Но это продолжается обычно только до того момента, пока мы не добираемся до одной из учебных площадок. Там он словно преображается. Руки его сами собой становятся неожиданно легкими и подвижными, а словно бы задеревеневший от возраста торс — гибким, как у юноши. С необычайной подвижностью он проникает к любой, даже самой малозаметной детали полуавтоматической зенитной пушки среднего калибра. И при этом он словно заклинивший магнитофон по десять раз подряд повторяет каждый тезис и по десять раз подряд совершает одно и то же демонстрационное действие. Двигается вокруг пушки он просто артистически и требует от нас того же.

— Понятно? — спрашивает он в конце очередного цикла вколачивания знаний в наши головы.

Мы дружно киваем, поскольку, по сравнению с полковой программой, нам сейчас объясняется сущая ерундовина, которую запросто можно понять и с первого, не то что с десятого, раза. Прапорщик удовлетворенно кивает и незамедлительно заставляет каждого из нас повторить то, что демонстрировал минуту назад. Если у всех получается с первого раза, он, как правило, удивляется, но переходит к следующему заданию. Так шаг за шагом он объясняет всю тему занятия и просит нас по очереди повторить все от начала до конца. Когда каждый курсант осваивает предлагаемое упражнение, задача слегка усложняется. Шлифуется и многократно оттачивается все, любое, даже мельчайшее, движение. И то, как правильно держать руки, чтобы не сбить локоть во время оттягивания затвора. И как удобнее поворачивать рукоятки наводки, и даже, как легче переносить кассеты со снарядами. Меняемся местами. Меняемся ролями. Далее прапорщик распределяет нас по номерам расчета или по специально оборудованным ячейкам для стрельбы. И все продолжается по новому кругу. Пять минут на теорию и пятьдесят пять минут на практику. И как по нотам. Если занятие касается вопросов заряжания 57-милиметровой зенитки, то уж будьте любезны, нам приходилось заряжать ее просто до посинения. И не спускающий с нас глаз Клюев стоял над каждой нашей душой, словно легендарный ментор. Пятьдесят пять минут обычно просто пролетали.

— Быстрей, быстрей, — непрерывно подбадривает нас прапорщик, — живей двигайтесь, ребята. Помните, что от этой быстроты будет зависеть и ваша жизнь, и друзей ваших тоже. А ну еще раз провернем это дело, для закрепления материала.

Тяжко поначалу было ужасно, и мы изматывались смертельно, но такая потогонная методика очень скоро дала самые положительные результаты. В довершение каждого раздела, убедившись, что мы уже все действуем достаточно уверенно, Клюев каждый раз объявляет, что весь расчет ранен. Причем «ранения» наши своеобразны. Прапорщик уже прикинул, кто ловчее работает наводчиком, а кто заряжающим. И теперь, чтобы сбить нас с толку, он запрещает пользоваться теми или иными конечностями. Для верности даже заставляет, например, руки в карманы положить или заткнуть за ремень. Положение наше резко ухудшается. Все ранее удобное и ухватистое сразу же становится неудобным и мешающим. Но и мы проявляем характер. Упражнение любопытное, и сдаваться никто из нас не намерен. Пыхтим, сопим, но пробуем снова и снова. И только тогда, когда догадываемся, что в определенные моменты надо помогать друг другу, дело вновь налаживается. Такая практика продолжается ровно пять дней. Работа только понарошку и только с холостыми зарядами. Дошли до того, что и ночью снится одно и то же. Затвор открыть, предохранительную собачку на стопор поставить, кассету со снарядами по правому бедру спустить в приемное устройство…

Встаем утром, словно вовсе и не отдыхали, руки непроизвольно дергаются, словно у ненормальных. Но, однако, жаловаться вроде бы не на что. Обстановка вокруг царит самая доброжелательная. Понимаем, что так и надо и… куда деваться, терпим. К тому же и Понченко, чутко уловив возникшее напряжение, резко меняет привычный ритм обучения. Начинаются реальные стрельбы с использованием настоящих боеприпасов. Можете понять наш энтузиазм, когда вместо привычной холостой тягомотины нас вдруг повели на склад, получать два ящика боевых патронов к зенитному пулемету. Теперь, когда три правила майора выучены назубок, мы сами то и дело тревожно озираемся, выискивая глазами цветные флажки-ограничители. И вообще, в армии стрельба из боевого оружия здорово дисциплинирует личный состав, как еще иногда говорят — внушает. ДШК — оружие крайне опасное. Пуля у него размером с две фаланги указательного пальца. Кирпич разносит с такой силой, что и осколков потом не сыщешь. Поэтому наше внимание на занятиях не то что удвоилось, а буквально удесятерилось. Работать начинаем поначалу по наземным мишеням.

Как, спросите вы, можно учиться сбивать самолеты, стреляя по неподвижным мишеням?

Оказывается, очень даже можно. По горным склонам, окружающим полигон, проложены специальные провода, по которым подаются команды на небольшие устройства, на секунду поворачивающие к нам белые листы мишеней. Располагаются они не очень далеко от наших огневых позиций, но вся штука заключается в том, что попасть в такую мишень можно только тогда, когда она поворачивается к тебе фронтом. Пульт управления находится в руках сидящего позади боевого расчета сержанта, и именно он устанавливает время, на которое мишень доступна для поражения. Вся система достаточно примитивна, но нужного эффекта, тем не менее, достигает вполне. Нам снизу кажется, что по горному склону неторопливо бежит солнечный зайчик. Наводчику приходится все время ловить в прорезь прицела словно бы нарочно ускользающую цель. Естественно, что вначале мы только учимся сопровождать ее. Но как только стреляющий докладывает, что готов стрелять по-настоящему, ему тут же дается на это разрешение. Моментально становится понятным, почему майор с таким жаром заставлял нас изучать три его правила. Смотря в прицел и пытаясь поразить ловко порхающее по откосу белое пятнышко, совершенно перестаешь контролировать все остальное. А поскольку стрельба ведется почти безостановочно, длинными очередями, то посторонний человек, внезапно появившись на линии огня, был бы неминуемо разрезан очередью пополам. И препятствуют этому только разноцветные флажки, поскольку только они указывают границы безопасных территорий.

Первый же день реальных стрельб наглядно показал нам, какие мы все скверные стрелки. В лучшем случае две-три пробоины удается сделать на всех трех-четырех десятках мишеней. Не в каждой по три пробоины, а всего три, если осмотреть их все. Тех, кто умудрился сделать целых три пробоины, Клюев хвалит долго и от души. Тех, кто сделал две, поощрительно похлопывает по плечу. Тому, кто попал только раз, только милостиво кивает. Но большинство из нас не попадает ни разу.