Аркадий Сахнин - Тучи на рассвете (роман, повести) Страница 25

Сен Дин посмотрел по сторонам и швырнул лопату угля с соседней горки на свою, снова обернулся и быстро бросил еще три лопаты. Потом он выпрямился и облокотился на черенок. Где-то возле эстакады да в противоположном конце двора у ворот тускло горели фонари. Нигде ни души. Только бесконечные штабели угля и брикета сливались во мраке в одну черную бесформенную массу.

Сен Дин решительно подошел ко второй горке и начал перебрасывать с нее уголь на свою.

Он бросал, говоря себе, что на этой лопате надо бы закончить, ну ладно, вот на этой, или, хорошо, только еще одну последнюю, теперь совсем уж последнюю…

Словно какая-то сила мешала ему остановиться, и он, забыв усталость, в ярости швырял одну лопату за другой. И вдруг ему послышался шорох. Он быстро отскочил к своей горке и стал ее заравнивать. Потом боязливо обернулся по сторонам. Нигде никого. Видно, кусок угля покатился с соседнего штабеля.

Сен Дин прошел в барак никем не замеченный, хотя народ еще не спал. Он подходил то к одной, то к другой группе рабочих, собравшихся там, где горели коптилки, вставлял в разговор несколько слов и уходил.

Показавшись людям, Сен Дин лег на свою циновку. Нельзя же было так оставить, оправдывал он себя: каждый день у него самая большая горка, а сегодня меньше, чем у других. Завтра он насеет побольше и подарит соседям эти несколько лопат, что позаимствовал у них.

Проснулся Сен Дин с тревожным чувством и сразу вскочил. Было еще темно, но в щели уже проникали узкие серые полоски.

Скоро рассвет. Он вышел из барака. Густой туман тяжело оседал на шахтный двор. Сен Дин направился к своему ситу и вдруг в ужасе остановился. Возле его большой горы угольной пыли, возвышавшейся над всем рядом, виднелась маленькая, едва приметная кучка угля его соседей. Неужели это все, что он оставил им?

Сен Дин схватил было лопату, чтобы перебросить уголь обратно, но подумал, что теперь не успеть: скоро придут обмерять горки, а потом явятся грузчики с тачками. И вдруг его осенила новая мысль. Рядом находился штабель, состоящий из больших кусков антрацита. Не раздумывая больше, он обхватил обеими руками массивный кусок, с трудом поднял его, затем, согнувшись, подбежал к маленькой горке и опустил на нее свою ношу. Оборачиваясь по сторонам, бросился назад, схватил второй кусок, потом третий и, когда ему показалось, что горка достаточно велика, засыпал куски антрацита угольной пылью.

Убедившись, что его никто не видел, вернулся в барак и смешался с рабочими, которые уже поднимались со своих циновок.

Через час подлог обнаружился. Началась суматоха. Прибежали старший надсмотрщик, начальник двора и еще десяток японцев. Два пожилых корейца растерянно оправдывались, уверяя, что не прятали в свою горку крупного угля.

Сен Дин качал сито и со злостью кричал на своего напарника, чтобы тот быстрее поворачивался. Он слышал все, что происходило рядом, и тревожно поглядывал туда, то расправляя плечи, готовый бросить сито и признаться во всем, то содрогаясь и ежась от этой мысли. Когда надсмотрщик окликнул Сен Дина и спросил его, лучшего рабочего, не видел ли он, как вот эти двое прятали антрацит в угольную пыль, он честно сказал, что не видел.

Потом японцы разошлись и увели обоих корейцев, а Сен Дин продолжал работать упрямо, без передышки и не давал передохнуть напарнику. Вечером он не остался, как всегда, погрести уголь, а ушел вместе с другими. Но он видел, что люди сторонятся его и избегают смотреть ему в глаза. А может быть, ему только так казалось.

Братья

Ван Гун поручил Сен Челю выяснить обстановку на Садонской шахте.

— Точных сведений у нас нет, — сказал он, — но положение там тяжелое. Дороги из рабочего поселка на шахту перекрыты и охраняются полицией. У бастующих остался только один выход — в горы. Шахта возобновила работу — набрали штрейкбрехеров. Чтобы не вызвать подозрений, устраивайся туда на работу. Там еще берут людей.

Ван Гун говорил о том, как следует вести себя на шахте, но Сен Чель почти не слушал. Он и сам понимал, что нельзя горячиться и без нужды рисковать.

До знакомства с революционерами Сен Чель воспринимал жизнь такой, как она выглядела внешне. Он не задумывался над тем, почему земля принадлежит помещикам и Восточно-колониальной компании, так же, как не могла бы возникнуть у него мысль, почему один берег озера отлогий, а у другого высятся большие скалы. Когда мать еще носила его за спиной и он начинал плакать, она стращала его будкой японского полицейского. Да и отец не помнил своей деревни без этой будки. То, что повсюду хозяевами были японцы, казалось Сен Челю естественным. Так боги устроили жизнь.

Два года Сен Чель проработал в паровозном депо. Он не мог бы пересказать все, что слышал от Ван Гуна в беседах на берегу. Он многого не понимал, но всем своим существом воспринял идеи Ван Гуна. Раньше он видел только безысходное прозябание людей, которые притерпелись к горю, потому что вся их жизнь состояла из сплошного горя. Теперь он узнал, что лучшие из них ведут другую жизнь, полную опасностей, но зовущую к свободе. Ему хотелось стать ближе к ним, приобщиться к их делам.

И вот он получил задание. Первое самостоятельное задание! Конечно, с такими делами, какие поручают Пан Чаку, ему не справиться: ни смелости, ни выдержки, наверно, не хватит. Но побывать на шахте, все высмотреть, расспросить и вернуться к Ван Гуну — что тут хитрого? И все же какое-то новое чувство охватило Сен Челя. Он не мог бы объяснить, что именно происходит в его душе, почему он не поехал домой, как обычно, на трамвае, а пошел пешком, почему вдруг остановился возле какого-то тщедушного человека в очках, который колол дрова.

— Дай-ка мне, — сказал Сен Чель, видя, что человек не может справиться с суковатым поленом.

— Попробуй, если охота, — удивился тот.

Сен Чель взялся за топор не потому, что решил помочь тщедушному человеку. У него внезапно возникло необоримое желание приложить к чему-нибудь свою силу. Если бы ему предложили сейчас медленно спуститься с крутой горы или налить водой сосуд с узким горлышком, он, пожалуй, не сумел бы этого сделать. Он ощущал необходимость в резких, решительных действиях, требующих большой затраты энергии.

Сен Чель крепко уперся в землю ногами, высоко занес топор и, шумно крякнув, ударил по полену.

— Ну и силища! — восхитился очкастый, подбирая разлетевшиеся в стороны половинки полена. — А на вид будто тощий.

— Давай следующее! — крикнул Сен Чель, улыбаясь похвале. — Да не это! Что ты мне щепки подсовываешь? Выбирай потолще, посуковатей!

Сен Чель колол дрова с упоением и яростью, будто дрался с врагом.

— Ну хватит! — сказал он, расколов с десяток поленьев, и, вытерев ладонью пот со лба, пошел дальше, забыв ответить на слова благодарности.

Мысли о полученном задании снова завладели им. Мимо него двигались люди, озабоченные своими мелкими личными делами. Им и невдомек было, какую тайну он несет в себе, какой человек дал ему поручение. Вот удивился бы отец, узнав, чем занят его старший сын! Скорее всего, старый Пак стал бы его ругать: без отцовского разрешения пошел на такое дело. А младший брат, Сен Дин, пожалуй, позавидовал бы ему!

И вдруг Сен Челю стало стыдно своей бьющей через край радости, и он попытался вернуть себе утраченное спокойствие. Спохватился, что идет по самой середине тротуара и не уступает дорогу не только японкам, но даже японцам. Он испугался. Ведь этак можно угодить в полицию, не успев добраться до шахты! Ему даже показалось, что прохожие обращают на него внимание, и он инстинктивно осмотрелся и оправил на себе одежду.

Дойдя до перекрестка, Сен Чель остановился. Зачем, собственно, он идет домой? Ведь можно сразу отправиться на шахту. Кстати, и трамвай подошел.

Сен Чель вошел в вагон. Все места были заняты. Взяв билет, он протиснулся вперед и ухватился за гибкий бамбуковый поручень. Он стоял погруженный в свои думы, не обращая внимания на громкий говор людей и грохот трамвая. И в этом шуме, где трудно было что-либо разобрать, он вдруг отчетливо услышал чей-то вопрос:

— Кондуктор, до Садона идет?

У Сен Челя ёкнуло сердце.

Садон! Будто громко произнесли запретное слово. Будто раскрыли его тайные мысли. Это слово он слышал сотни раз, и никакого впечатления оно не производило. А сейчас сердце вдруг заколотилось и мысли спутались…

Трамвай грохотал уже за городом, останавливаясь близ маленьких поселков. Пассажиры выходили на каждой остановке, и в конце концов в вагоне стало совсем просторно. Сен Чель занял освободившееся место и посмотрел в окно. Кругом горы, горы, да кое-где у подножия жмутся хижины с большими соломенными крышами, словно старые, потемневшие от времени, подгнившие грибы.

Сен Чель чувствовал себя спокойнее, находясь в толпе. Теперь, когда вагон почти опустел, ему казалось, что немногочисленные пассажиры словно присматривались к нему. Сен Челя охватывали все более тревожные мысли. Как он себя назовет? Откуда он прибыл? Что делал до сих пор? У кого живет? Чем занимается его хозяин? Ведь все эти вопросы и, наверно, десяток других ему обязательно зададут. Надо будет отвечать уверенно, не задумываясь, не теряясь.