Алексей Соловьев - Не мир, но меч! Русский лазутчик в Золотой Орде Страница 25

Андрей не мог понять двух вещей. Первое — где же был тот промах, из-за которого явная милость сменилась ханским гневом? Смерть Тинибека? Но тогда выходило, что Джанибек, вручая саблю и отдавая приказ, уже тогда обрекал своего тысячного на смерть! Ради чего? Ради чистоты своих собственных рук? Ерунда, на них кровь младшего брата. Да и в этой стране царит лишь один закон: победил — ты прав! Великие ханы садились на трон, преступая через кровь, родную и чужую, и их Аллах никого за это не карал. А может быть, карал? Именно тем, что самого убийцу на жизненном пути неотвратимо также поджидал клинок или чаша с ядом? Кто знает, кто знает…

Второе. Почему его не зарубили там же, на глазах коленопреклоненных тысяч, в назидание будущим раболепствующим тьмам? Кровь чингизида священна, об этом завещал еще сам великий основатель империи монголов. Почему продержали две седмицы в одном Сарае, а потом перевезли в другой? Кроме раба, приносившего скудную еду и питье, выносившего зловонную посудину, Андрея никто не навещал. Чего ждал повелитель земель от Яика до Днепра? Может быть, о нем просто забыли?..

…Оказалось, что не забыли! Поздним вечером два нукера вытащили изрядно похудевшего Андрея наверх, заставили снять вонючее тряпье и обмыться под водопроводной струей, посадили на коня и, тесно следуя по обеим сторонам пленника, доставили за город. В громадной войлочной юрте, вход которой охраняли шестеро безмолвных воинов, его уже ждали великий хан и Тайдула. Джанибек был в изрядном подпитии, мать возлежала в глубине жилища возле большой чаши с вялеными восточными сладостями.

Доставившие грубо толкнули Андрея в спину, заставив пасть ниц. Без каких-либо эмоций на плоских лицах застыли рядом. Небрежным жестом им было приказано выйти наружу.

— Подними голову… как там тебя зовут?!

— Я Кадан, о великий!

— Ты уверен? Хорошо, пока я так буду тебя называть. Ты знаешь, за что сидишь в подвале?

— Любой приказ великого хана — милость для его подчиненного. Если так будет угодно Небу, я готов снова вернуться туда.

Джанибек хмыкнул:

— Почему ты мне не сказал, что твоя мать умерла?

— Любой человек когда-то умирает… Зачем говорить о своем горе другим?

— Но она умерла странной смертью прямо перед твоим возвращением из русского улуса!

— Слуги мне сказали, что она уходила около месяца, великий! Многие так уходят…

— Хорошо. Теперь скажи: у тебя есть брат?

Холодная игла вошла в сердце Андрея. Он наконец понял, отчего впал в немилость. Значит, где-то в чем-то дал зародиться червячку сомнения в сердце хана, значит, теперь все висит на тончайшем волоске!

— Есть. Точнее, был, я не знаю, жив ли теперь. Мать говорила, что очень давно, когда мы еще не могли сесть на коня, какие-то злые люди украли его.

— Как звали твоего брата?

— Талтаном, великий…

Джанибек надолго замолчал, сверля Андрея красноватыми глазами. Неожиданно подала голос Тайдула:

— Вели позвать Керулин!

— Позже, подожди. От ее шариков он может просто сдохнуть. Я же пока для себя ничего не прояснил.

Джанибек хлопнул в ладоши и приказал заглянувшему в юрту нукеру:

— Давай сюда этого старого урусута!

Вскоре перед ханом пал на колени седой как лунь старик. Он уткнулся лбом в кошму, не смея поднять глаз на джихангира.

— Кто ты?

— Я Славко, русский раб из стойбища Амылеев.

— Ты знал детей нойона?

— Да, конечно. Любаня при мне их родила.

— Посмотри и скажи мне, кто это? — негромко повелел великий хан.

Старик наконец-то осмелился разогнуться, бросил взгляд на Андрея. Тень воспоминаний пробежала по его лицу.

— Я не могу сказать вот так сразу… много лет прошло. Пусть он разденется полностью.

Вялыми непослушными пальцами русич развязал бечевки халата. Старик подполз, его палец уткнулся в родимое пятно, начал перемещаться вверх-вниз, пока не замер возле левого плеча.

— Это Талтан, о великий!

— Уверен?

— Да. Когда-то Кадана укусил волкодав, сюда, в плечо. Любаня сама зашивала жилой сайгака. После этого остался заметный шрам.

«Все! Проклятый старик! И теперь ни дядя, ни бояре не узнают, чем вся их задумка закончилась. Будь прокляты все эти тайные козни!»

— Хорошо, старик, ты заслужил награду! Хочешь, отпущу на Русь?

Славко тяжело вздохнул:

— Зачем мне Русь, великий хан?! Кому я там теперь нужен, все родные либо померли поди, либо давно меня позабыли. Вели лучше дать мне новый хороший халат, этот зимой уже совсем не греет.

Старика увели. Джанибек торжествующе глянул на Андрея и потянулся к чаше с кумысом. Тайдула вновь заговорила:

— Не спеши казнить его, дорогой! Он еще многое может рассказать.

— Знаю. Ну, мой глупый лжец, теперь твоя жизнь в твоих руках. Ответишь честно на все мои вопросы — примешь легкую смерть. Нет — все равно все скажешь, когда из тебя начнут тянуть жилы и поджаривать над огнем. Где мой Кадан?!

— Не знаю. Должен был остаться в живых. Где-то на Руси…

— Откуда у тебя русское серебро? Кто и зачем тебе велел передать его мне? Кто замыслил иметь соглядая рядом со мной?

Андрей молчал. Он решил принять любую смерть, но не выдавать своего князя.

«Честь превыше жизни! Христос претерпел и на Небеса вознесся. Господи, да пребудет во всем воля твоя!»

Джанибек так и не дождался ответов. Побагровев, он уже хотел вновь вызвать слугу, когда мягкий голос жены посоветовал:

— Лучше Керулин, мой дорогой! От ее чар воля не защитит. А под пыткой палача он просто молча сдохнет!

— Ты думаешь? Хотя да, верно! Шаманку сюда!

Глава 16

Что Андрей помнил потом? Старую нечесаную старуху, явившуюся перед ним. Странный сладковатый дым, которым она окурила его. Темные черносливины-глаза, удивительно молодые и сочные, словно два копья проникающие внутрь. От них нельзя было отвести взора, им невозможно было противиться. Затем ведьма заставила что-то проглотить и запить водой из темной бутыли. И… началось незабываемое блаженство! Дивные сады с деревьями всевозможных окрасок. Юные девы с алыми ланитами, зовущие его, ласкающие его, отдающиеся ему! Невесомый полет под облаками наперегонки с ветром. Благодатное счастье от того, что ТЫ МОЖЕШЬ ВСЕ!

Очнулся Андрей вновь в своем подвале. На каменном изложье стояла лишь чаша простой воды, которую он выпил в два приема. В том, что его одурманили и заставляли отвечать на вопросы, парень не сомневался. Но что он сказал? Выболтал ли все, что знал о замыслах бояр и дяди, или смог исхитриться и вновь увильнуть от правдивых ответов? Незнание жгло его сильнее чувства нарастающего голода.

А потом пришло еще более страшное, более жуткое. Навалилась неведомая ранее боль, не телесная, а душевная, заставляющая стонать и извиваться, рычать и кусать самого себя. Был бы рядом нож — Андрей покончил бы с собой, чтобы пресечь нескончаемые мучения. Но увы…

Лишь к исходу второй ночи стало слегка легче. Парень понял, что это продолжалось действие тех таинственных таблеток колдуньи, от которых, по словам матери хана, многие просто умирали. Он, кажется, выжил?! А что будет потом?

…А потом все повторилось. Его вновь заставили обмыться, вновь провели, теперь уже в кирпичный, изукрашенный разноцветными плитками, ханский дворец. Связали сзади руки и втолкнули в большую залу. В ней был лишь один Джанибек, изящно, словно для приема, одетый и совершенно трезвый. Сесть он не предложил.

— Значит, ты верен князю Семену? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он.

Андрей молчал. Он начал понимать, что в ярком беспамятстве разболтал все…

— Правильно, не спеши отвечать, ибо каждое твое новое лживое слово может стать последним. Я уже все знаю! ВСЁ! Керулин хорошо делает свое дело, недаром она пережила приход веры Мухаммеда и осталась жива и нужна даже кадию и муфтиям. Она может по жертвенным внутренностям или бараньей лопатке предсказать будущее так, словно сама там уже побывала! Ты должен будешь до конца дней своих благодарен ей, щенок!

— За что? — разлепил-таки непослушные губы Андрей.

— Она мне сказала, что во всех поступках московского князя не увидела никаких черных замыслов и намерений. Что ты делал все, что было тебе приказано, от чистого сердца и желания доказать свою преданность. Преданных псов не принято убивать, их надо поощрять, чтобы верно служили и дальше. Поэтому я повелеваю: ты останешься жить и служить мне дальше, но уже не как Кадан, а как русский нойон, под знамя которого я разрешу собрать всех русичей, живущих в Орде и желающих служить мне копьем и саблей! Пусть их будет тумен, пусть хотя бы тысяча, неважно! Работа найдется всем!

Великий хан замолчал, следя, какое впечатление произвели его слова. Хитро улыбнулся:

— Ты согласен?