Гюнтер Хофе - Заключительный аккорд Страница 25

Фаренкрог отчётливо слышал каждый удар собственного сердца. Под койкой, на которой он спал, находится рация. Сегодня ночью они будут жертвовать своей жизнью, чтобы спасти жизнь товарища. А он, Фаренкрог, должен вот с этой кровати руководить всей операцией, не имея возможности активно участвовать в ней.

В тот момент у Фрица Фаренкрога было одно-единственное желание: чтобы его товарищи благополучно перешли линию фронта и ровно в восемь оказались бы у условленной берёзы.

«Во скольких же таких вот землянках мне приходилось, начиная с сорок первого года, спать, решать тактические задачи, ждать возвращения разведчиков, — в основном, конечно, ждать: то разведчиков, то приказа на проведение той или иной операции!» Майор Тарасенко встряхнул головой. Ему нужно было подготовить несколько отчётов.

Походив взад и вперёд по землянке, он остановился перед зеркалом и увидел себя. Загорелое обветренное лицо. Серые живые глаза. Вспомнил упрёк генерала, который тот сделал ему на днях: «Воинская дисциплина требует, чтобы военнослужащий всегда был безукоризненно выбрит». «Слушаюсь, товарищ генерал?» — ответил он тогда и, проведя рукой по щеке, мысленно пообещал себе, что после победы будет бриться по два раза в день.

Майор опустил руку в карман за сигаретами. Но их там не оказалось, и он тихо ругнулся.

«И чего меня так мучают сомнения? — думал манор. — Быть может, следовало попытаться вызволить товарищей с применением оружия? А может, неплохо было бы применить бомбардировочную авиацию, с тем чтобы облегчить выполнение задания? Когда на землю падают бомбы, все бегут в укрытие и тогда легче орудовать. Правда, бомбы не всегда падают туда, куда им следует падать, а это уже плохо».

Тарасенко присел на старенький стул и обхватил голову руками, запустив пальцы в свои чёрные волосы.

«Думаю, что поступил правильно. Солдаты они опытные. Как немцы, они у гитлеровцев никакого подозрения вызвать не могут. Устроятся и переждут до тех пор, пока всё в округе успокоится; Григорьев с ними. А завтра вечером станет известно, вернутся они или нет».

Почти две недели майор Тарасенко жил в напряжении. Двадцать третьего ноября гитлеровцы схватили Хельгерта и Шнелпнгера. После своего возвращения они должны были доложить обо всём, что увидели и услышали за линией фронта. Через неделю майор увидел тех, кто вернулся к нему. Он ни в чём не мог упрекнуть себя.

Майор прислушался. Кто-то приглушённо плакал у противоположной стены. Это была радистка Зина Бунинская.

«Что это она? — подумал Тарасенко. — До сих пор Зина в любой ситуации держалась твёрдо: нервы у неё крепкие. — Майор боялся даже пошевелиться. — Девушка, молодая нежная девушка… И вот она плачет. А чем я, командир, могу её утешить?»

Майор встал и медленными шагами подошёл к девушке, которая, низко опустив голову, всё ещё всхлипывала.

— Зина, голубушка, что случилось?

Девушка продолжала плакать.

— Ты же у нас храбрая, комсомолка. Разве можно так плакать?

Она повернула к нему заплаканное лицо и еле слышно шептала:

— Они сейчас в большой опасности. И даже взрывчатку с собой взяли.

— Взяли на всякий случай. Без взрывчатки там не обойтись. Разве ты этого не понимаешь?

— А если они не вернутся?

Это был тот самый вопрос, который волновал и его самого, только задан он был в более простой и откровенной форме.

— Малышка… Всё будет хорошо. Они же умные люди: Бендер, Фаренкрог, Григорьев… — Тарасенко показалось, что при упоминании последней фамилии всхлипывания стали чаще.

— Я ничего не могу поделать…

— Чего ты не можешь поделать, малышка?

— Я его люблю! — Девушка накрыла лицо руками.

И снова майору Тарасенко показалось, что он слышит голос своего генерала, который говорит: «Сейчас идёт речь о спасении социалистического Отечества, — следовательно, всё сугубо личное должно быть отодвинуто на задний план до тех нор, пока мы не победим…»

«Однако в жизни не всегда так получается», — подумал майор и спросил:

— Кого ты полюбила, Зина?

— Юрия. Скажите откровенно, есть ли надежда, что тех двоих удастся спасти, или всё это делается только для успокоения собственной совести?

— Разумеется, мы их спасём! — почти выкрикнул майор. — Как ты могла такое подумать! — Взяв себя в руки, он уже спокойно добавил: — Ты хоть думаешь, когда говоришь?

— Я люблю его.

Тарасенко инстинктивно кивнул.

— Но только не забывай, что сейчас ещё идёт война.

— Скажите, их группа выполняет только это задание? — Рыдания снова стали душить её.

— Скажи, вот ты, например, могла бы бросить товарища в беде, если бы был хоть один шанс на его спасение? А разве Юрий, которого ты любишь, способен на такое? — Майор отвернулся, невольно подумав о том, что молодые и горячие люди, какими были Зина и Юрий, несмотря на войну, не сдержали своих чувств, дали им прорваться наружу.

Зина стояла перед майором, опустив голову.

— Вернётся он, твой Юрий… — Тарасенко задумчиво закивал головой, словно желая этим подкрепить значимость своих слов.

Зина отвернулась и, вытерев с лица слёзы, включила рацию, хотя не очень надеялась на то, что разведчики ещё раз выйдут на связь с центром.

Ночью полковник фон Зальц получил телеграмму, после которой больше не мог уснуть.

На рассвете его вызвал к себе начальник штаба 2-й армии.

— Ваша выдержка, Зальц, делает вам честь, однако оставим шутки! Нужно лучше разбираться в людях. Короче говоря, этого парашютиста необходимо передать в управление имперской безопасности. Это приказ сверху. Вам всё ясно, Зальц?

— Так точно, господин генерал!

— К нам не должно быть никаких претензий. Это вам тоже понятно?

— Так точно, господин генерал!

— Ну вот видите!

Полковник стиснул зубы, недовольный тем, что СС вновь щёлкнуло его по носу.

«Теперь эти зазнайки в чёрных мундирах заберут арестованного и уедут, высоко задрав нос. Я оказался в цейтноте. Всё, что мне удалось узнать от арестованного до сей минуты, пустой, хлам. Зато самого главного я добьюсь сейчас, в оставшиеся часы. Голыми руками этого Хельгерта не возьмёшь. Передачу нужно произвести так, чтобы не к чему было придраться, то есть Хельгерта следует передать представителю управления имперской безопасности со справкой медицинского освидетельствования, подтверждающей его безукоризненное здоровье».

Полковник фон Зальц задумался.

«Фрейберга я могу продержать здесь самое большее двое суток. А что, если мне заставить доктора Цибарта обследовать Хельгерта сегодня же, приказав датировать день осмотра шестым декабря? — По лицу полковника проскользнула хитрая улыбка. — Мне важны результаты, а то, что у этого дезертира будут переломаны кости, меня нисколько не будет смущать. Тогда по крайней мере при докладе генералу не придётся выдумывать, что за две недели мне всего лишь удалось заткнуть рот полумёртвому, а одного молчальника так и не удалось заставить говорить».

Зальц приказал соединить его с Фрейбергом.

— Я полагаю, — начал он, — что вам уже известно о том, как урегулировано интересующее нас обоих дело?..

— Господин полковник, вы меня удивляете… — снисходительно ответил Фрейберг.

Зальц ни в коей мере не хотел показать, как он воспринял своё поражение.

— В таком случае прошу вас зайти ко мне в десять часов. Свой отъезд вы, видимо, можете планировать на завтрашний вечер. — И полковник быстро положил трубку на рычаг. Через минуту он вызвал к себе капитана медслужбы доктора Цибарта.

Часы показывали без нескольких минут восемь.

Юрий не спеша шёл по улице, небрежно повесив карабин на плечо. В левой руке он нёс старый чемоданчик, в правой — узелок с бельём. Вид у него был такой, будто он только что выписался из госпиталя. Под одеждой на груди у него висел талисман Зины — старая монета. Зина так верила, что этот талисман защитит его от всех бод! И хотя сам Юрий нисколько не верил в приметы, ему всё же было приятно, что эту безделушку долгие годы носила у себя на груди Зина. Он понимал, что здесь, среди фашистов, с его стороны легкомысленно и даже глупо носить при себе советскую монету.

«Если её у меня найдут, то мне несдобровать… — подумал Юрий. — Но я так люблю тебя, Зина, что не могу…»

Своих ребят он увидел издалека. Хейдеман в форме лейтенанта сидел в коляске мотоцикла, Шехтинг и Бендер в длинных плащах копались в моторе. До берёзки, о которой говорилось в приказе, метров двести. Движение на дороге было особенно оживлённым.

«Интересно, где они достали мотоцикл с коляской?» — мелькнуло в голове у Юрия. Он зашагал быстрее. Поравнявшись с Хейдеманом, он козырнул ему.

— Действуйте осторожнее! — тихо пробормотал он.

В глазах у всех четверых светилась радость: встретились-таки!