Клаус Гранцов - Пепел большой войны Дневник члена гитлерюгенда, 1943-1945 Страница 26

Сегодня нам впервые предстоит проверка шкафов, от которой мы столь долго были избавлены. Только что просвистели сигнал к ужину. Я радуюсь полученным письмам, в особенности от ребят из Рюгенвальда, поскольку о домашних событиях уже знаю все от Вальтрауд.

Вот цель: не достижение — но страстное желание!

Подобно разрыву бомбы нас потрясло полученное вчера известие: мы будем участвовать в боях! Передовая группа уже убыла по назначению, остальные, по всей видимости, последуют за ней завтра. Пункт назначения — местечко Шёнау под Руммельсбургом.[144] Оно расположено на отрезке железной дороги между Нойштетгином и Штольпом. Снова для меня ближе к дому. Так что отроем нашими лопатами Померанский вал! Рой, рой, ура! — вот наш теперешний боевой клич. Нам выпадает случай применить наши лопаты по назначению, а не только проделывать с ними ружейные приемы!

Теперь мне приходится ломать голову над тем, как уложить все мои шмотки в маленький рюкзак. Для такого «опытного» упаковщика, как я, это одно только мучение. Однако, успокоившись, мне все же удалось более или менее нормально все разместить.

Перед отправкой мы все очень волнуемся. Ходят слухи, что мы должны еще получить велосипеды.

Сегодня, в воскресенье, мы снова могли выйти из расположения части. Но я не смог этого сделать, потому что мои брюки пребывают в совершенно непотребном состоянии. Надо признаться, это настоящий талант — суметь, как я, получить при обмундировке такие паршивые штаны и не суметь выбить другие при замене формы.

Петер и я утешаемся тем, что вместе читаем «Фауста».

Наше боевое применение отменено. Известно, что места расквартирования там чрезвычайно плохие, точнее, там просто-напросто негде жить. Так что теперь мы ожидаем, когда нас бросят на другой участок Восточного вала. Вероятно, это может решиться уже завтра.

С ребятами из Рейнской области я много говорю о театре в Дюссельдорфе. Он, как говорят, блистателен. Они как-то спросили меня, доводилось ли мне уже что-нибудь видеть из их постановок. Увы, у нас в Штольпе не так уж много возможностей для этого. Жаль, жаль, в некоторых отношениях это является недостатком жизни в Задней Померании…

Сегодня мы отрабатывали применение противогаза во время окуривания в газовой палатке. Это была сплошная жуть, мы должны были провести в ней несколько часов. Под конец я уже был еле жив. Но сегодня все повторилось. И до чего же прекрасно дышится на свежем воздухе!

И вот мы уже третий день работаем на Восточном валу.[145] Романтично! Только что подвезли ранцы с нашими вещами и наконец-то моим дневником.

Мы все выехали сюда в воскресенье на велосипедах. В целом это была весьма неторопливая поездка. Велосипеды оказались плохими, дорога шла по большей части в гору, так что под конец у нас уже от усталости отваливались ноги. От Гросс-Тихова мы покатили через Бублиц на Шёнау под Руммельсбургом, для чего пришлось проехать около 50 километров. Окрестности очаровывали своей красотой, однако у нас было не так уж много времени и сил, чтобы любоваться красотами природы.

Наш старший по команде Трауч, естественно, сделал изрядный крюк, поскольку с чтением карт он был знаком только теоретически и никогда не имел дела на практике. Так что по его милости мы немало покрутили педалями зря, так как должны были следовать за нашим командиром, не задавая вопросов и ничем ему не возражая. Ближе к вечеру мы наконец добрались до какого-то озера, на берегу которого стояли серо-зеленые бараки. Решив, что это пристанище для нас, мы вошли в темное помещение. Внутри его абсолютно ничего не было, ни кроватей, ни электричества, ни окон, ни даже пучка соломы. От такого мы пришли в ужас. Но тем не менее обшарили всю округу и нашли нечто вроде большого мешка с соломой. Мы с Петером так устали, что тут же свалились на него, не раздеваясь, прямо в форме, каске и с противогазом на плече и тотчас же уснули, как младенцы в люльке. На следующее утро мы проснулись очень рано, дрожа от холода. Но что нам до этого! Ведь мы были на первом боевом задании.

И прямо с места в карьер приступили к работе. Нам пришлось работать в лесу: валить деревья, обрубать сучья, вытаскивать их из леса и распиливать. Работа была хоть и тяжелая, но не чрезмерно, и даже доставляла нам удовольствие. Во время ее оставалась возможность думать над собственными мыслями. К тому же от нас не требовалось выполнять какие-нибудь определенные нормы, как от девушек, которые к этому времени уже гораздо дольше нас работали на Восточном валу.

Еду нам доставляют прямо в лес в больших чанах. Мы все получаем здесь общеармейский паек. Сегодня весь первый взвод был вызван к командиру, потому что кто-то из старших рабочих групп услышал, как некоторые из ребят в разговорах о девушками нелестно отзывались о питании. Я лично их не понимаю. Нет никаких резонов связываться здесь с этими совершенно невозможными для нас женщинами. Они требуют немыслимо много времени. Мы, все остальные, более чем довольны, когда нам удается отдыхать от этой работы, а вечером едва успеваем добраться до наших лежбищ и провалиться в сон. Правда, это довольно трудно проделать в небольшом бараке, в котором приходится жить двадцати пяти парням, так что приходится считать это фальшивой романтикой. Что же до окружающей нас местности, то она очень живописна, мы живем на берегу лесного озера, расположенного среди холмов Померании.

А сейчас я должен закончить свои записи, поскольку еще надо перечистить всю входящую в наш общеармейский паек картошку…

«Раз-два, левой!» С обескураживающей быстротой наше пребывание в прифронтовой полосе завершилось. Разумеется, ликование по этому поводу перехлестнуло все пределы, поскольку такой бродяжнической жизнью при всей ее романтике мы очень скоро были сыты по горло. Мы все жаждали снова вернуться в систему упорядоченных отношений, иметь возможность чистить зубы и гладить форму, наконец, снова спать в тепле!

Работая в лесу, мы частенько устраивали костер, около которого попеременно грелись. Остальные тем временем трудились, выполняя установленную норму выработки. В день мы должны были заготовить по крайней мере 250 бревен, которые должны были применяться в качестве противотанковых заграждений, то есть вместо «ежей» из стальных рельсов. Как будто ими можно остановить Т-34!

Некоторые из нас ходят еще и в Шёнау на «стройку». И даже будто бы разговаривали кое с кем из девчонок «землекопной команды», хотя всякие разговоры с ними нам строго-настрого запрещены. Янке даже вроде бы смог пару раз насладиться ими. Нам потом пришлось отстегивать ему хлеб из своих пайков, чтобы он мог после этого нормально работать. Кстати, наказание грозит и тому, кто не берет с собой на работу завтрак, потому что он обязан делать это.[146] Бредятина!

В конце концов эти наши «боевые действия» на Восточном валу так нам надоели, что мы стали работать все меньше и меньше. Теперь мы руководствовались лозунгом: «Ах, как это здорово — ничего не делать и после этого отдыхать!»

И вот 1 ноября пришло известие: наша работа заканчивается! Мы отправились той же дорогой обратно через Бублиц на своих стальных конях. Поначалу было очень приятно катить по лесным дорогам, пригреваемым солнцем. Но потом ветер поменял направление, и нам пришлось преодолевать его напор. В наш лагерь мы прибыли умотанные до предела, но зато потом нам дали целый день отдыха.

После столь внезапного прекращения наших работ на Восточном валу мы предчувствовали, что должно произойти нечто особенное. Так оно и случилось, предчувствия нас не обманули. Сегодня мы узнали: мы будем освобождены от отбывания имперской трудовой повинности! Поначалу еще циркулировало много слухов относительно точной даты этого события. Но теперь нам ее сообщили: наше увольнение произойдет в период с 9 до 11 ноября.

Как мы все этому обрадовались! Наконец-то это тупое времяпрепровождение закончится! Как здорово, что трудовая повинность оказалась столь краткой и так быстро прошла! В нас вспыхнула надежда на то, что мы сможем чуть больше времени провести дома, прежде чем нас призовут на воинскую службу. С 15 ноября должен начаться первый набор в армию. Но дело не только в этом. Когда знаешь, насколько сейчас серьезно положение на фронте, то можно понять, что было бы неправильно позволить нам долго засиживаться дома. Возможно, что в армейской службе еще есть какой-то смысл, но здесь, в этой тупой имперской трудовой службе, его точно нет.

Честно сказать, я все же испытываю определенный страх перед будущим, когда думаю о том, что на следующий год я могу оказаться на фронте. Но я сражаюсь с этим сидящим во мне собачьим отродьем, пытаюсь преодолеть его другой, лучшей частью моего существа, тем радостным и бесстрашным «я», которому известно, что он победит. Так, например, я говорю сам себе: Руди Мюллер был всего лишь годом старше меня, но он уже пропал без вести или погиб, как и многие другие ребята из нашего села, пошедшие на эту войну. И чем я лучше их, что должен избежать такой судьбы?