Масудзи Ибусэ - Чёрный дождь Страница 26

Сигэко и Ясуко сказали, что видели в Сэнда-мати разбросанные под сосной листья и бутылку из-под уксуса. Обоим запомнилась яркая этикетка, где была изображена деревенская девушка с развевающимся алым шарфом. Сигэко еще удивилась, как бутылка осталась целой, хотя кругом — сплошные развалины. Странным казалось и то, что на земле валяются зеленые плоды кэмпонаси. Почему же я ничего не заметил? Я не думал, что моя мать окажется такой предусмотрительной: пошлет плоды, чтобы умилостивить дух усопшего сына. В детстве я очень любил эти плоды и часто, не дожидаясь, пока они созреют и упадут, сшибал их камнями. Камни, увы, не всегда попадали в цель. Бывало, что они обрушивались на крышу нашей бани, и тогда мне крепко доставалось от отца. По-видимому, мать этого не забыла.

Гости рассказали, что к моей матери заходили многие соседи и знакомые. Они якобы хотели справиться о нас. Однако тон, которым они вели разговоры, свидетельствовал о том, что они пришли выразить свое соболезнование. Один лишь владелец мелочной лавки усомнился в нашей гибели.

— Слишком рано ставите вы фотокарточки на алтарь. Вот увидите, ваш сын жив и здоров. И его семья тоже,— сказал он матери и ушел, не выразив никакого сочувствия...

Назавтра мне предстояло подняться рано, я извинился перед гостями и ушел в соседнюю комнату...

Проснулся я с первыми лучами солнца и хотел было написать матери письмо, рассчитывая передать его с гостями, но внезапно нахлынувшие чувства и воспоминания не позволили мне выполнить это намерение. Наши гости еще спали, когда я вышел из дома, торопясь на первую электричку. Как и в прошлый раз, я доехал до станции Ямамото, а оттуда шел три километра пешком до моста Ёкогава. И вот я снова среди развалин. Вокруг хлопотали люди, разыскивавшие останки своих близких. Они то наклонялись к земле, то вдруг резко разгибали поясницу, то снова наклонялись — совсем как во время сбора устриц на мелководье. Переходя через мост Ёкогава, я опять увидел ту самую лошадь, которая стояла возле своего мертвого хозяина. Теперь от нее остался один скелет. Чуть ниже по Течению двое — должно быть, отец и сын — набирали воду в посудину из жести, свернутой наподобие кулька. Такой же посудиной черпали воду две пожилые женщины с другой стороны моста. Время от времени, устав, они прислонялись к каменной набережной. Тут же они устроили себе жилье: вколотили в щели между камнями несколько жердей, покрыли досками, циновками и кусками рифленого железа — и готово. От дождя и града, во всяком случае, спастись можно. Вверх по реке виднелось еще несколько таких навесов.

В Сиридзая-тё, около моста Лион, я заметил двух молоденьких девушек, должно быть, сестер. Они сидели на груде битой черепицы и горько плакали.

К балюстраде каждого моста, который я переходил, приклеены были сотни, тысячи бумажных объявлений, сообщавших, где находятся родственники и как с ними связаться. Некоторые объявления были написаны углем на каменных тумбах. Перед ними, словно перед витринами крупных газет с последними новостями, толпились люди. Иногда подходил какой-нибудь незнакомец, приклеивал бумагу и поспешно уходил прочь. Тексты на этих объявлениях были очень краткие, но давали неплохое представление о том, кто их писал, о его горестях и бедах.

Вот некоторые из тех, что я видел на мосту Мотокава; я переписал их в блокнот.

«Коносукэ, приходи к тете в Гион. Отец».

«Мама, папа! Сообщите, где вы находитесь. Маюми. Мой адрес: г. Хацукаити, Сакуро, г-н Абэ».

«Сын разыскивает отца. Хацуэ, г. Хаппонмацу. Яити Синитаки».

«Синдзо Ватанабэ жив и здоров. Адрес: Мидории, Сигэки Сэхара».

«Беспокоюсь о своих сокурсниках. Буду приходить каждый день в десять.

Тайдзо Огава, класс 2 «а», Промышленный колледж».

«Дедушка, бабушка и Эмико пропали без вести. Сёдзи и Пацуё! Приходите к. г-ну Токуро Ида в Окава-тё. Ясуока».

«Г-н Икуо Нисигути из Камия-тё! Сообщите Ваш нынешний адрес, чтобы я смог вернуть Вам долг. Ваш знакомый из Накахиро-тё».

«Яэко! По возвращении, в Футю мы остановились у Михара. Отец...»

Пока я читал, мухи не давали мне покоя, и в конце концов, отмахиваясь от них полотенцем, я бросился бежать, но сразу же запыхался и перешел на обычный шаг. Глядя по сторонам, я поражался, как быстро разрослась сорная трава в щелях между развалин и среди камней, служивших для украшения сада. Сорняки вытянулись так высоко вверх, что не могли держаться прямо и склонялись под собственной тяжестью. Неужели на их рост повлиял взрыв этой бомбы?

Однажды заезжий агроном рассказывал в своей лекции, что если выращивать рис в слишком глубокой воде, клетки стебля от соприкосновения с водой начинают непомерно разрастаться, и стебель ложится. По его словам, это научно доказанный факт. Неужели такой же эффект может иметь мгновенное воздействие света, звука или тепла? Бомба убивает людей, но мухи от нее размножаются с невиданной быстротой, растения растут как на дрожжах. Еще вчера я видел во дворе харчевни, где кормят китайской лапшой, новые ростки банана — само дерево свалило взрывной волной — длиной в полтора фута. Сегодня они достигают уже добрых двух футов. Я родился в деревне и знаю, как растут деревья, но такого я еще никогда не замечал.

Харчевня эта была мне хорошо знакома. Во время моей службы на армейском продовольственном складе я каждое воскресенье ходил туда ужинать. Владелец называл меня «боссом». Но не в том дело. После того как начались перебои с продовольствием, хозяин харчевни по моей просьбе потихоньку снабжал меня лапшой из своих запасов. Он готовил изумительно вкусную лапшу с мясом и овощами с приправой из индийского кари [18]. Обо всем этом я и вспоминал, измеряя пальцами молодые ростки банана. Внезапно из-за камня выглянул хозяйский терьер. Я попробовал подозвать его свистом, но пес не подошел ближе, даже не завилял хвостом, лишь пристально глядел на меня. Видимо, он убежал с началом пожара, а когда вернулся, его встретили негостеприимные развалины. Удивительно, как он жил, где находил пищу в этой выжженной безлюдной пустыне. Пес страшно исхудал, его шерсть сбилась в комки, стала черно-бурой. Я хотел было дать ему кусок рисового колобка, но раздумал. Чего доброго, еще увяжется за мной, а мне это ни к чему. Пусть сам о себе заботится.

Невдалеке раздавался громкий стук. Подойдя ближе, я увидел мужчину средних лет, в шортах, в рубашке с короткими рукавами цвета хаки и в стальной каске. С помощью молотка и зубила он пытался взломать большой, потемневший до коричневого цвета сейф.

Обуреваемый любопытством, я подошел к нему и заговорил:

— Откуда у вас берется столько энергии в такую жару? Дверца не открывается?

Человек в каске скользнул по мне взглядом и, продолжая стучать молотком, ответил:

— Ключ заедает. Вот я и решил вскрыть заднюю стенку.

— Почему бы вам не стукнуть прямо по замочной скважине?

— Тут молотком ничего не сделаешь. А мне надо поскорее открыть сейф, не то придут взломщики и тогда плакали мои денежки.

Вокруг его каски, никак не решаясь на нее сесть, вился целый рой мух. Вряд ли это был вор. Я извинился за непрошеное вмешательство и пошел прочь.

Среди развалин торгового центра виднелось множество покрытых свежей ржавчиной сейфов. В нашем доме на Сэнда-мати сейфа не было. Во всем нашем квартале сейфов было всего два: у Накао и Миядзи. Об этом я узнал лишь после того, как весь квартал сгорел. Миядзи купил сейф, по-видимому, совсем недавно — после середины июля, когда над Хиросимой стали пролетать вражеские самолеты; минуя горный хребет в Тюгоку, они сбрасывали мины в Японское море. Многие тогда решили эвакуироваться в деревню и по баснословно дешевой цене распродали свои пианино, органолы, сейфы и тому подобные вещи. В конце июля налеты участились, то и дело объявляли воздушную тревогу в Токуяма, Ивакуни, Курэ и других городах, и соответственно расширился ассортимент вещей, которые продавали беженцы. Буквально за гроши можно было купить гардеробы, вазы из бамбука, карликовые деревья, рамы для картин, стиральные доски, лохани, теннисные ракетки...

Хиросиму принято было считать сухопутной военной базой, а Курэ — морской. Двадцать второго июня Курэ подвергся сильной бомбардировке с воздуха, первого июля вражеские самолеты сбросили огромное количество зажигательных бомб, превративших центр города в пустыню. Двадцать четвертого июля Курэ вновь подвергся воздушному налету. На этот раз вражеские самолеты были встречены огнем зениток с японского линкора, укрывшегося в ожидании горючего за островом. Нефти не было, вместо нее изготовляли горючее из сосновых корневищ, но и его не хватало. И вот грозный корабль вынужден был стоять на якоре. Двадцать четвертого июля самолеты противника бомбили Удзина, а 6 августа, во время налета на Хиросиму, вражеский самолет, сбросив неизвестного типа бомбу, превратил город в развалины.