За последней чертой - Александр Леонидович Аввакумов Страница 26

Кулик впервые за все время своего заключения поднял глаза и посмотрел с интересом на следователя. В глазах Григория Ивановича блеснули огоньки интереса.

– Вы знаете, гражданин Кулик я изучил ваш послужной список. Могу сказать одно – я был восхищен им. В 1937 году началась тотальная чистка Красной Армии. Шли аресты среди командного состава армии. Были арестованы: Блюхер, Тухачевский, Якир, Уборевич и многие другие, которых вы хорошо знали. Скажите мне, почему не арестовали вас, ведь судя по имеющимся в деле материалам, вы были на крючке у Ежова?

Впервые за все дни заключения, Кулик улыбнулся. Действительно следователь был прав. То, что он находился в оперативной разработке у сотрудников НКВД, Григорий Иванович, заметил не сразу. За ним вот уже который день двигался молодой человек в серой кепке. Он иногда, забыв об осторожности, приближался на недопустимое расстояние, а затем, испугавшись этого, быстро скрывался за спинами прохожих.

«Неужели это за мной, – рассуждал он, двигаясь по улице в сторону дома. – Если за мной, значит мой арест дело нескольких дней».

Как-то вечером ему позвонил его бывший приятель. Григорий снял трубку.

– Григорий Иванович! Сегодня утром чекисты арестовали Тухачевского.

– И что? Что ты предлагаешь?

– Как что? Это же беспредел! Ты же хорошо знаешь этого человека, какой он враг Советской власти? Он же армию поднял…

– Что ты хочешь от меня? Говори конкретно.

– Поговори с Ворошиловым, объясни ему, что Тухачевский не враг!

– Что? С Ворошиловым?

Григорий, молча, положил трубку и, отодвинув в сторону занавеску, выглянул на улицу. Напротив его дома стояла черная «Эмка». Около машины, прохаживаясь взад и вперед, ходил все тот же паренек в серой кепке.

– Кира, подойди ко мне, – позвал он супругу. – Посмотри, пожалуйста, в окно. Видишь этого паренька в серой кепке? Ну, тот, что стоит около машины?

– Вижу, – коротко ответила Кира. – В чем дело Григорий? Что случилось?

– Ты знаешь, этот парень, уже который день ходит за мной. Думаю, что не к добру все это. Сейчас мне звонил Николай, говорит Тухачевского взяли. Предлагает мне, чтобы я обратился к Ворошилову и попросил его повлиять на этот арест.

Он замолчал и снова взглянул в окно.

– И что ты решил?

– Пока ничего. Зачем звонить за кого-то. Кто мне такой Тухачевский – ни друг, ни брат. Сейчас жизнь такая – каждый за себя.

– Я тоже так думаю, – ответила она и задернула штору.

***

Сегодня выходной, так решил про себя Кулик. Прошло полдня и его так и не вызвали на допрос. Он сидел на бетонном полу и смотрел на небольшое окно, которое было опутано стальной сеткой, и старался представить какой сегодня день: солнечный или пасмурный. Солнце не заглядывало к нему в окно, и поэтому трудно было отгадать, какой сегодня день. Выбрав удобную позу, Григорий Иванович погрузился в воспоминания:

Шел 1937 год. В стране шли аресты. В ту ночь Кулик не спал. Он несколько раз вставал и подходил к окну. Легковая машина черного цвета по-прежнему стояла на месте, напротив его дома.

«Неужели арестуют? – думал он. – Но я, же ничего противозаконного не сделал. Постой, но Тухачевский тоже, наверняка, ничего такого не делал, а его взяли и спеленали. А вдруг он назвал и мою фамилию?»

От этой мысли ему стало как-то не по себе. Он моментально представил себя в камере, злые лица конвоиров и следователей. Он снова посмотрел в окно. «Эмка» по-прежнему стояла напротив его дома.

«Что может о нем рассказать Тухачевский? – подумал он. – Ну, встречался я с ним, ну, выпивали, и что? Кто с ним не встречался? Но, Ежову, абсолютно без разницы, что они делали: пили водку или обсуждали планы свержения Ворошилова и Сталина. Главное для него, сама встреча, а не содержание разговоров. Боже, мой, откуда я тогда мог знать, что все так обернется, что Тухачевский, Гомарник, Якир окажутся врагами народа».

Он снова попытался вспомнить, о чем они тогда говорили с ним. Откуда-то из глубины его головного мозга всплыла одна из встреч, которую тогда проводил Тухачевский. . Тогда он приехал из-за границы и маршал попросил его рассказывал о немецкой армии, приводил цифры, а вернее называл тактико-технические параметры немецких танков и самолетов.

– Вот видите товарищи, что немецкие танки более боеспособны, чем наши и в случае войны нам придется нелегко бороться с этими машинами. Григорий Иванович, что скажешь? Ты же артиллерист, вот и ответь, сможем мы их остановить или нет?

– Имеющими сейчас средствами, едва ли, – ответил он на вопрос Тухачевского. – Надо создавать новые орудия и новые боеприпасы.

– Вот и я так считаю, – как-то буднично ответил тот.

«А если они уже знают об этом выступлении и разговоре? – снова подумал Кулик. – Выходит, что я не верю в боеспособность нашей Красной Армии. Если об этом донесли Сталину? Что тогда?»

Кулик лег, а затем снова встал с кровати и прошел на кухню. Достав из буфета рюмку, он наполнил ее армянским коньяком и опрокинул ее в рот. Жидкость обожгла горло и медленно потекла по пищеводу в желудок. Услышав скрип двери, он резко обернулся. В дверях стояла Кира.

– Ты что не спишь Гриша?

– Что-то не спится, милая. Иди, ложись, я сейчас приду.

Супруга повернулась и направилась в спальню. Кулик проводил ее взглядом и, взяв в руки бутылку, снова налил в рюмку коньяк.

«Нужно срочно написать письмо Сталину, – решил он. – Нужно опередить чекистов, а иначе будет поздно. Если окажешься на Лубянке, оттуда уже не напишешь».

Он выпил коньяк и, достав из тумбы чистый лист бумаги, он направился в зал. Включив настольную лампу, он сел за стол и начал писать:

«Товарищ Сталин, со второй половины 1937 года на меня пытаются навесить клеймо «врага народа. Я точно знаю, что командиров, которых выпустили из тюрем, заставляли давать на меня показания, что я преступник. Я знаю, что меня даже хотели сделать немцем, что я не красный командир Кулик, а немец, окончил немецкую военную школу и послан в СССР шпионом…».

Закончив писать, он сунул письмо в конверт и, заклеив его, написал на нем крупными буквами – «Лично товарищу Сталину». Выпив еще одну рюмку коньяка, Кулик направился спать.

***

– Вы знаете, Григорий Иванович, тогда от ареста вас, как вы лично считаете, спас лично товарищ Сталин.

– Да. Мне тогда удалось передать ему свое письмо, – тихо ответил Кулик. – Мне удалось убедить