Александр Авдеенко - Над Тиссой. Горная весна. Дунайские ночи Страница 27

Кларк отлично понимал, какое впечатление произвел на девушку, - не меньшее, чем рассчитывал. А что будет, когда польются его медовые, соловьиные речи!..

В своем тайном исследовании Кларк писал:

«Если тебе по ходу дела нужно завоевать сердце юноши или девушки, не разменивайся па мелочи. Проигрывает тот, кто стыдливо и нудно просит оказать ту или иную услугу, подробно объясняя, зачем это понадобилось. Чем больше объяснений, чем больше подробностей, тем меньше веры. Действуй с эмоциональной непоследовательностью. Играй на самом святом, чем живет облюбованный тобой объект. Короче говоря, излучай доверчивость, дыши любовью - и ты станешь неотразим».

Такова была «отмычка», которую Кларк собирался применить в данном случае к сердцу Терезии.

- Разрешите представиться, - Кларк сдержанно отрапортовал: - демобилизованный гвардии старшина Иван Федорович Белограй.

Терезия поставила утюг на подоконник, который сейчас же задымился, бросила платье и прижала руки к груди:

- Иванэ! Иван Белограй! Ты?…

Кларк бережно смахнул с подоконника обугленную краску, поставил горячий утюг на каменную ступеньку крылечка и только после этого, опустив глаза, тихо сказал:

- Да, он самый, Иван Белограй.

Терезия выскочила через окно на крыльцо, протянула к нему свои загорелые руки. Кларк схватил их, крепко сжал. Он мог бы сейчас без всякого риска - в этом он твердо был уверен - обнять и поцеловать Терезию. Воздержался. Не надо форсировать события. Пусть все идет своим чередом.

Кларк взъерошил кудри и, оглядываясь вокруг, вздохнул всей грудью:

- Хорошо тут у вас!..

Круглое красное солнце высоко катилось над Венгерской равниной. Длинные прохладные тени гор дотянулись до самой реки. Из ущелий, где белел снег, веяло утренней прохладой. В яблоневых садах щелкали соловьи. Над крышами домов по эту и по ту сторону Тиссы вырастали прямые светлые столбы дымов.

- Как ты сюда попал, Иван? - спохватилась Терезия. - Ты ж в Берлине, отбываешь службу!

- Отбывал в Берлине, а теперь… - он поднял голову, многозначительно посмотрел на Терезию, - теперь сюда приехал служить («Тебе служить», - добавил его взгляд). Чего ж в хату не приглашаешь, дивчина хороша?

- Ой, лышенько! - Она подбежала к двери, распахнула ее: - Заходьте, будь ласка.

Он торжественно перешагнул порог, держа перед собой в вытянутых руках букет сирени:

- Сколько раз в думках своих я переступал этот порог… Мир и счастье дому сему! - Кларк оглянулся через плечо на Терезию. - А может, у вас и своего счастья девать некуда, а?

- Не откажемся и от вашего, - засмеялась Терезия. - Значит, демобилизовался?

- Демобилизовался. Солдат, раненный в сердце, уже не солдат.

Намек был достаточно прозрачен, но Терезия чистыми глазами смотрела на Кларка и радостно улыбалась.

- Ты сегодня ел, пил, Иван? Молока хочешь?

«Эге, голубушка, - подумал Кларк, - да ты совсем простушка!»

- Молоко? Из твоих рук? С радостью!

Терезия убежала и вскоре вернулась с темным, густо запотевшим на теплом воздухе кувшином.

- Значит, в Венгрию едешь? - спросил Кларк, кивнув на раскрытый, приготовленный в дорогу чемодан. - Читал. И завидовал… Венгрия! Всю ее прошел, от мутной Тиссы до голубого Дуная. - Кларк закрыл глаза, скорбно поджал губы и вздохнул. - Друга я похоронил в Тиссаваре. - Он махнул рукой, как бы отгоняя тяжелые воспоминания. - Значит, уезжаешь… - сказал он и с грустью посмотрел на девушку.

- Скоро вернусь. Через две недели. - Терезия говорила, словно оправдываясь в чем-то.

Кларк немедленно уловил это.

Он пристроил букет сирени на столике перед зеркалом, украшенным богато расшитым холщовым полотенцем.

- Ну вот, посмотрел на тебя, а теперь… - помолчал, зажмурился, - теперь можно и уезжать.

Кларку были переданы не только выкраденные документы Белограя, но и письма Терезии. Он тщательно изучил их и пришел к выводу, что девушка даже на расстоянии была недалека от любви к Ивану Белограю.

На первое письмо Ивана она откликнулась скупой открыткой. Но постепенно, после многих его писем, перестала быть сдержанной. Иван писал ей как любимой сестре или давнему другу. Ей было это приятно, и она ему отвечала тем же - как сестра и друг. Иван Белограй ей понравился. Человек, который переступил порог ее дома, был точь-в-точь такой, каким она представляла себе Ивана по его письмам.

- Зачем же вам… тебе так скоро уезжать? - с волнением и беспокойством спросила Терезия. - Поживи у нас, дождись черешен, ягод…

- Да я б не только до черешен здесь пожил - до винограда, до тех пор, пока из жолудя дуб вырастет, - говорил Кларк, восторженно глядя на девушку. - Зависит от тебя, Терезия, уеду я отсюда через два дня или останусь жить навсегда. - Он замолчал, опустив голову и тщательно поправляя гимнастерку под новеньким, скрипучим ремнем.

Как отнесется девушка к его признанию, не беспокоило Кларка. Примет она его любовь - хорошо. Не примет - тоже не плохо. И в первом и во втором случае по всей округе распространится слух, что герой Отечественной войны Иван Белограй приехал в Закарпатье и обосновался в Яворе ради нее, Терезии. Этого, собственно, пока и добивался Кларк.

Он взял ее за руку.

- Неужели ты не понимаешь, ради чего я примчался сюда из Берлина? Не понимаешь, да? - допытывался Кларк, сжимая руку девушки и глядя на нее умоляющими глазами.

Она молчала, теребя поясок платья.

- Скажи же, оставаться мне здесь или уезжать? - Губы Кларка дрожали, голос срывался.

Терезия освободила руку, отступила к открытому окну, засмеялась:

- Что ты выдумываешь, Иван! Нравится жить на нашей земле - оставайся.

- Нравится, - подхватил он. - Очень нравится.

- Ну и живи себе хоть сто лет. Пойдем, познакомишься с мамой.

Надо это ему или не надо, сейчас же спросил себя Кларк. Нет, решил он, пока в этом нет нужды. И потом, кто его знает, какими глазами посмотрит на него мать Терезии. Лучше подождать.

- В другой раз, Терезия, познакомлюсь с твоей мамой. Сегодня спешу. Надо оформляться на работу в железнодорожное депо. Слесарем. Через год буду машинистом, вот увидишь. Теперь… - он ласково посмотрел на Терезию, - имею право жить и трудиться на закарпатской земле. - Он взял руку девушки, быстро приложил ее ладонь к своей щеке: - До завтра!

Терезия вышла из дома вместе с ним.

- Не провожай, не надо, - запротестовал Кларк.

- Да я не с тобой… мне надо к маме.

- А, на Чортово гнездо идешь? - засмеялся Кларк. - Могу укоротить тебе дорогу. Седлай моего скакуна, живо!

Не ожидая согласия Терезии, он подхватил ее, усадил на велосипедную раму, вскочил в седло, оттолкнулся от земли и помчался по крутому спуску к Тиссе.

Ветер хлестал Терезии в лицо, из глаз струились слезы. Правильные ряды виноградников сливались в сплошной зеленый массив.

- Тише, Иван! - закричала Терезия. - Останови!

Там, где скрещивались дороги, ведущие на брошенные земли, к Чортову гнезду, и на город Явор, Кларк резко затормозил, соскочил на землю и, подхватив ошеломленную Терезию на руки, прижал к себе и поцеловал в губы. Через секунду, оставив Терезию одну на перекрестке, он уже мчался по направлению к Явору.

Терезия провожала глазами Ивана до тех пор, пока он не скрылся за деревьями. Вздохнула, покачала головой, улыбнулась и пошла к Тиссе.

Никогда еще закарпатский край не казался Терезии таким прекрасным, как сегодня. В долинах, на обрывистых берегах Тиссы, на лугах, на обочинах дорог, в полях, даже в расщелинах каменных деревенских изгородей - всюду пылает зеленое пламя весны.

Черешни, яблони, груши сбегают по южным склонам холмов, по просторным террасам. Они стоят по колено в воде на той, заливной стороне Тиссы. Они разбрелись по задам колхозных усадеб. Они толпятся под окнами домов. Стражами застыли по обеим сторонам автомобильной магистрали. И все деревья, молодые и уже дряхлеющие, словно окутаны белым дымом.

Поле, на котором работала бригада матери, раскинулось у самой Тиссы. Над ним стоял веселый гул гусеничного трактора, тянувшего за собой длинную цепочку железных борон.

Терезия издали разглядела хорошо приметную фигуру матери. Статная, в длинной черной юбке и просторной кофте, она стояла среди других колхозниц на вершине дамбы и, приложив руку к глазам, смотрела на Тиссу. Терезия неслышно подкралась к матери, обхватила плечи и смеющимися глазами приказала колхознице молчать. Мать повела глазами налево и направо, увидела крепкие, ладные девичьи руки, лежавшие на темном, в белую горошинку сатине.

- Терезия!.. - проговорила она, жмурясь и морща губы в улыбке.

Терезия прильнула грудью к спине матери, положила на ее плечи русоволосую, в тугих косах голову:

- Как же это вы меня узнали, мамо? В Тиссу, как в зеркало, смотрели, а?

Мать освободилась из объятий дочери, поправила на черных, с синеватым отливом волосах сбившийся на ухо полушалок, строго посмотрела на Терезию:

- Как узнала?… Вот когда народишь Ивана да Петра, Стефанию да Ганку, тогда и сама научишься отгадывать с закрытыми глазами дух своих детей.