Станислав Олейник - Без вести пропавшие Страница 27

— Не беспокойтесь, господин Раббани, — перебил его Джексон, — скажете, что через тридцать минут эти представители будут. У этих людей будут и соответствующие документы, в подлинности которых не усомнится ни один эксперт.

— Но я уже дал команду, — Раббани посмотрел на командира полка личной гвардии Акбара, — начать завершающий этап операции с применением тяжелой артиллерии.

— Операцию нужно немедленно приостановить, — подал голос полковник Акахмед. — А в отношении использования артиллерии… — то вы, господин Раббани, погорячились. Вы, вероятно, забыли, что мы уже с вами обсуждали этот вопрос. Вы же прекрасно знаете, что находится на складе. Там, наряду с оружием, масса боеприпасов. А о складе, который находится рядом, где хранятся противотанковые и противопехотные мины? О них забыли? Достаточно одного разрыва на складе артиллерийского снаряда, как боеприпасы детонируют и последующий взрыв, вызывает детонацию склада с минами. Вы подумали о катастрофе, которая последует за этим? Но, слава всевышнему, — Акахмед, закатил глаза ко лбу, — использование артиллерии, в том числе танковых орудий, мы запретили.

Акахмед многое знал о прошлой и настоящей жизни это «богослова», в кавычках. Ему было давно известно, что в моральном отношении этот человек далеко не идеал, прячущий свои порочные дела за личиной «защитника ислама». Его растленность берет начало еще с юношеских лет, когда он сошелся с семьей, богатого куца Керим Бая, известного своей растленностью всему Кабулу. В доме Керим Бая устраивались оргии, которые завершались насилием над малолетними девочками.

Известно Акахмеду было и то, что, обосновавшись в Пакистане в роли лидера ИОА, Раббани занялся торговлей наркотиками и является одним из крупнейших поставщиков опиума и героина в мусульманские страны. Прекрасно Акахмеду было известно, что этот «богослов», для функционирования своего тайного синдиката используя фонды и организационную структуру ИОА, беззастенчиво присваивает крупные суммы, предназначенные для оказания помощи афганским беженцам. В районах Дара — Адам — Хель и Черат в Пакистане действуют подпольные лаборатории по переработке опиума. Им создана сеть агентов для контрабанды наркотиков за рубеж, и что основными перевалочными пунктами являются Карачи и Кветта. Для пакистанских жителей, где расположены лагеря афганских беженцев, не является секретом, что более трети засылаемых в Афганистан боевиков Раббани — хронические наркоманы, которым поручаются самые изуверские задания.

Зная «потустороннюю» жизнь этого «богослова», Акахмед давно мог бы мог его уничтожить. Но было большое «Но»… — он был с ним в доле…

— Извините, мистер Акахмед, что я перебиваю вас. Я просто хотел бы напомнить мистеру Раббани о тех, кто занимается поставкой вам этого оружия и боеприпасов. И какая будет их реакция, если все это взлетит на воздух, — Джексон с усмешкой посмотрел на Раббани, бледное лицо которого наливалось бурым цветом.

— Не вы ли, мистер Раббани, три месяца назад изучали каталог фирмы «Интерамс», оружие которой находится на ваших складах, — с издевкой продолжал Джексон.

— Но шурави пообещали сами взорвать склады, если не будут выполнены их требования, — попытался защищаться Раббани.

— Если бы вы сразу сообщили о том, что случилось, давно все было бы локализовано. А теперь одна надежда, что русские блефуют. И не теряйте времени, Раббани, — посмотрел на того Джексон. — Действуйте!

Однако Раббани опоздал. Когда он, Акбар и Рахматулло еще только подъезжали к лагерю, он понял — поздно. Взрывы, автоматные и пулеметные очереди — все слилось в один оглушительный рев. Здание арсенала было окутано смрадом и дымом. Нечего было и думать, чтобы остановить моджахедов, которые были под самыми его стенами. И теперь, чтобы арсенал не взлетел на воздух, оставалось уповать только на одного аллаха.

Их осталось трое. Виктор с перебитыми ногами, Недавибаба с пробитой осколком левой ключицей, и контуженный взрывом гранаты Николай.

Тяжелое облако пыли, гари, повисло над арсеналом. Солнце было в зените, но и оно не могло пробиться через эту плотную завесу.

Стояла предательская тишина. Казалось, что весь лагерь дышит этой тишиной. И нет рядом погибших товарищей, и нет моджахедов, которые застыли перед решающей схваткой.

Николай лежал за пулеметом, и с усилием всматривался в сторону плаца, откуда должны идти моджахеды. Фланг со стороны лагеря беженцев прикрывал Михаил, чуть в стороне, с гранатой в руке лежал Виктор. Прошло около десятка минут, как они отбились от прорвавшихся к самым стенам арсенала моджахедам. И теперь была передышка. Было ясно, что моджахеды делают перегруппировку, чтобы, в конце, концов, поставить над восставшими крест. Он невидяще уставился на висевшее над плацем марево. Минутами утомленные чувства отказывались воспринимать действительность. Порой, словно куда-то проваливаясь, он с трудом пытался осознать, почему лежит здесь, за этим пулеметом, почему он должен в кого-то стрелять…. Но это было лишь мгновение. Встряхнул головой, и все сразу стало на место. Видения исчезли, мысли снова стали острыми и четкими. Перед ним снова была война…

Стон, свист, скрежет, хотя и ожидали его в любое мгновение, обрушился на них внезапно. Со стороны плаца появились движущиеся серые пятна. Они расплывались живым, суетливым муравейником. Пятна росли и превращались в обыкновенные человеческие фигуры.

Вот уже донесся и глухой шум, отдельные слова, крики. И словно по команде — треск автоматных очередей. Редкими волнистыми цепочками, моджахеды, то бежали вперед, то падали на землю. Вскакивали, прятались за стенами близлежащих зданий, и снова бежали вперед.

Уже бил короткими очередями Михаил. Моджахеды шли и со стороны лагеря беженцев.

Николай выдерживает еще какую-то минуту, пока моджахеды собьются в одну кучу и устремятся к арсеналу и, наконец, острая пулеметная очередь, словно нож, в упор врезается в толпу наступающих. Горячий пот струится по его лицу. Глаза слезятся от пороховых газов.

Мельком бросив взгляд на крышу продуктового склада, он увидел, как моджахед устанавливает там пулемет. Перенести огонь на крышу, допуская свободный проход моджахедов со стороны плаца, Николай не мог. Теперь они были под кинжальным огнем. Пули уже впивались в глиняное покрытие крыши, где-то тут, совсем близко, перед самым лицом. И невольно у него проскальзывала незваная мысль: куда попадет первая? В висок? В плечо? В лицо?

Бой был настолько тяжелый, что настал момент, когда Николай перестал замечать эти пули, сосредоточив все внимание на наступающих моджахедах. И все же он не выдержал. Резко поднявшись с пулеметом, оскалив худое, заросшее, черное от копоти и пыли лицо, он выпустил по пулеметчику длинную очередь, и не убирал палец со спускового крючка, пока моджахед не сунулся лицом в свой пулемет.

Кончились патроны. Поднести уже не кому. Юрка Фомин с простреленной грудью лежал около люка. Николай схватил лежащий рядом автомат. В стороне, где были, Михаил с Виктором взорвалась граната. Не обратив на это внимания, он выпустил одну очередь, другую, пока не почувствовал, что и пулемет Недавибабы молчит.

— Мишка! Слышишь, Мишка? Ты живой? — бросил он взгляд влево, как только стрельба на мгновение стихла.

Ответа не последовало.

Николай, придерживая автомат, пополз в ту сторону.

— Миша… Миш… ты ранен? — с надеждой, что друг жив, — едва слышно прошептал Николай. Но тот молчал. Николай повел рукой и наткнулся на что-то липкое и теплое. Михаил лежал с размозженной головой. Пулемет, на котором покоилась его голова, был разбит. Чуть в стороне, с зажатой в руке гранатой, с пробитой осколком головой, лежал Виктор.

Николай остался один…. Надежды, что оставшийся на складе тяжелораненый Сашка Трукшин живой, не было. Он, наверное, давно истек кровью.

Снова взрыв гранаты. Контуженный взрывной волной, исколотый мельчайшими осколками, Николай с трудом приходил в себя. Отбросив, теперь уже ненужный автомат, подполз к Виктору. С трудом разжал его закостенелую руку, взял гранату, поднялся на ноги и, раскачиваясь от нечеловеческой усталости, пошагал в сторону люка. Он даже не заметил, что моджахеды прекратили стрельбу. Это его уже не волновало. Все, как и раньше, воспринималось ясно и отчетливо. Теперь его занимала только одна мысль — отомстить за себя и товарищей.

Николай медленно приближался к люку. Страха никакого не было, и не могло быть. И не потому, что он приготовился умереть и о спасении не думал. Мысль о смерти была четкой и глубоко осознанной, и рождала она такое же глубокое и полное успокоение. Он шел с уверенностью, что жизнь его и товарищей будет продана очень и очень дорого. Он шел с большой надеждой, что родина все же узнает о них…