Владимир Коротких - Броневержец Страница 27

Рахимов хитренько захихикал, но согласился.

Колонна сбавила ход. Скоро впереди показался перекресток. Техника стояла. Миновав развилку, Леха снова подкатил к машинам ремроты и заглушил двигатели. Солдаты, разминая затекшие спины и ноги, ходили по узкой полоске добротно положенного асфальта. Колонна была столь длинной, что начало и конец ее терялись вдали, насколько позволял охватить взглядом дорогу висевший над пустыней туман.

Леха с Рахимовым прихватили свои автоматы и тоже спрыгнули на шоссе, которое расходилось в двух направлениях. Моросил дождь, над пустыней парила влажная теплая пелена. На обочине у перекрестка стояла длинная, сложенная из светлого камня стена с оборудованным над ней дырявым навесом.

Под ним, прячась от дождя, на корточках сидели несколько смуглых, худощавых бородатых мужчин. Для этого времени года они казались чересчур прохладно одетыми. На них были широкие брюки из неплотной ткани, матерчатые байковые накидки, на головах чалмы, а на ногах резиновые галоши. Они сидели кучно, как стайка птиц, и громко разговаривали друг с другом, указывая пальцами на справлявших под колеса машин малую нужду военных.

— Шурик, а чего это твои братья ржут над нашими писающими мальчиками? Не видали, что ли, никогда?

— Они свой маленький нужда сидя писают! На корточках. Им так положено!

— Сидя? — удивился Леха. — Это же неудобно! — Он даже присел на корточки, потом встал. — Неудобно! Портки стирать каждый раз!

— Им удобно. Они привыкли.

— А остальное они как? Лежа не спине? А спят? Стоя?

Подошел Иванов.

— Как техника, старшина? Чего отстал?!

Леха положил руки на висевший на шее автомат и недовольно ответил:

— Куда нам на этом саркофаге, — он указал большим пальцем через плечо в сторону бэтээра, — за новыми машинами угнаться?! Своим ходом идем, и на том спасибо! Могу дать порулить, товарищ капитан!

— Ладно, не ори, я и так знаю. — Иванов потер ладонью щетину на своей щеке и посмотрел в сторону сидящих у стены мужчин. — Пошли с местным населением пообщаемся. Твой ординарец может с ними покалякать?

Леха махнул Рахимову. Втроем они зашли под навес.

— Ну-у-у че, мужики! — первым начал Леха. Он согнул руку в локте и сжал кулак, развернув его пальцами к сидевшим. — Рот фронт, что ли! Но пасаран?!

— Ага! Голодранцы, гоп до кучи! — засмеялся Иванов. — Ты им еще Гитлер капут скажи! Давай, Рахимов, наводи мосты дружбы, побазарь с ними!

Рахимов вышел вперед, слегка поклонился и сказал:

— Ассалом алейкум! — Он начал говорить на узбекском, при этом кивая на начальство и технику, отвечая на вопросы сидящих. Один из мужчин протянул им круглую жестяную баночку, раскрыл ее и предложил зеленого порошка.

— Бахшишь, бахшишь, — говорил он, улыбаясь, глядя на чужестранцев покрасневшими глазами, протягивая баночку с угощением.

Рахимов благодарно приложил руки к груди и отрицательно покачал головой, на что сидящие громко рассмеялись. Один из них указал в направлении дороги, что-то объясняя Рахимову, часто употребляя слово «шурави».

В это время к остановке подкатил легковой микроавтобус марки «Мерседес». Его бока были разрисованы разноцветными картинками и надписями арабской вязи до такой степени, что застили весь фон.

Иванов рассмеялся:

— Глянь, старшина, кукольный театр на колесах! Выставка, бля, передвижников!

Мужчины, громко галдя, подхватив узлы с поклажей, быстро забрались в микроавтобус. Тот резво рванул с места и понесся по шоссе в противоположную сторону, скоро слившись с туманом.

— Чего это за зелень в коробке они нам предлагали? — уточнил Иванов.

— Говорит, для хороший настроения надо за щека положить. Насвай — наркотик, — понижая голос, таинственным тоном ответил Рахимов.

— Наркоманы, что ли?! — громко удивился Леха, стараясь перекричать грохот и лязг гусениц проходящей мимо них колонны танков.

— Я плохо понимал, — виновато отвечал Рахимов, — у них не чистый наречие. Говорили, что они рабочие с завода. На работа едут.

— О! — сказал Иванов. — А я думал, они бродячие клоуны. Наркоты налопались и поехали на завод фокусы показывать! Теперь им к станку в самый раз! Интересно, их прибалдевший пролетариат догадывается о том, что они тут под кайфом революцию устроили?! — Иванов хлопнул Рахимова по плечу. — Чего еще сказали?!

— В тот сторона, — Рахимов указал рукой, куда уехал автобус, — город недалеко есть. На их заводе и советский специалисты тоже работают. Шурави по-ихнему значит советский, русский.

В этот момент за ревом танковых двигателей и лязгом гусеничных траков раздался громкий хлопок. Они разом обернулись. Метрах в двадцати от обочины дороги над землей висел белесый дым.

Под дымом, лежа на песке, корчился солдат. Туда же сбегались и другие бойцы. Первым к обочине подскочил офицер. Он стал лицом к бегущим солдатам и, раскинув в стороны руки, громко кричал:

— Стоять! Стоять! Назад! Мины! Сапера, врача! Назад, назад!

Иванов тоже побежал туда. Вслед за ним бросились и Леха с Рахимовым.

Лежавший неподалеку солдат истошно вопил, катаясь по песку из стороны в сторону. Его окровавленная нога была заметно короче другой. Он хватался руками за обрубок и громко голосил. Между пальцев брызгами разлеталась темно-бурая кровь. Чуть в стороне валялся сапог с разорванным в клочья голенищем и торчавшим изнутри кровавым куском.

Иванов стал у края дороги.

— Ну, бля, начались боевые потери! Ясно же было сказано — от колонны не отходить! — Он сбежал в кювет к офицеру.

Офицер, все еще державший руки в стороны, сказал:

— Сейчас саперы подходы проверят, тогда медиков пустим. — Он кивком указал на двух санинструкторов с носилками и полкового врача, бегущих к ним по обочине от начала колонны.

Иванов смотрел на солдата. Выражение его небритого лица было сосредоточенным, как будто он производил в уме сложный математический расчет.

— Помрет, не дождется, — глухо произнес он. — Кровью изойдет, пока саперы землю лапать будут. Надо его вытягивать. — Он быстро скинул с себя ватную куртку и, бросив ее Лехе, прокричал: — Людей за технику уберите!

Внимательно рассматривая отпечатки солдатских сапог, Иванов стал осторожно продвигаться по ним к подорвавшемуся недотепе.

— Подождите, товарищ капитан! — крикнул ему в спину подбежавший с миноискателем сапер. — Щас быстро послушаем, там наверняка еще мины! Их по одной в таких местах не ставят!

Но Иванов уже не обращал ни на кого внимания, он громко кричал солдату в надежде, что тот его слышит:

— Не шевелись! Не шевелись! — И по свежим отпечаткам его сапог на песке, еще не размытым дождевой водой, след в след осторожно ступал в его направлении.

Солдат не двигался. Он, похоже, потерял сознание, отпустив изувеченную, лежащую в кровавой луже ногу.

Грохот танков, заполнивший окружающее пространство, выгнавший на время из жизни все другие звуки, делал происходящее странным для восприятия и почти невероятным.

Иванов двигался бесшумно, как актер в постановочной, еще не озвученной сцене фильма. Беззвучно шевеля губами, он считал свои шаги, словно пытаясь отгадать последний. Казалось, все это не может происходить на самом деле. Режиссер явно попутал пленки на монтаже. Это кадры не из их фильма! Они не готовы к этому всерьез. Еще не готовы! Ведь никто им по-настоящему, капитально, по сто раз каждому не объяснял и не вбивал в башку, что здесь война! Настоящая война! Что убить могут! Запросто убить. Ведь это же для них вроде как почти учения. Просто приехали, станем тут лагерем на всякий случай, для порядка! Долг окажем! Кому мы мешаем?! За что пацана покалечили?! Мы же к ним на помощь, а они нас, суки!.. За что?!

Иванов склонился над солдатом, пытаясь приподнять его за ремень. Бледная, наголо побритая голова солдата безвольно болталась, а окровавленные руки, которыми он до этого хватался за развороченную культю, беспомощно волочились по земле. Иванов медленно приподнял раненого, отрывая его от земли, развернул лицом к себе, присел, подставил под него плечо, а затем выпрямился и, медленно развернувшись назад, понес обратно к стоящей вдоль дороги технике, осторожно ступая по своим следам. Обрубок ноги колыхался впереди, от чего на брюки и сапоги Иванова струйками, освобождаясь из вен и артерий, брызгала солдатская кровь. Лицо Иванова казалось серым. Каждый шаг он делал с раскачкой, стараясь попасть точно в свой след, пригибаясь под тяжестью бессознательной, но еще живой ноши.

Медики быстро уложили солдата на носилки, перетянув резиновым жгутом кровоточащий остаток конечности, и бегом понесли к санитарной машине.

Леха накинул на плечи Иванова бушлат и остался стоять на месте, когда тот, тяжело дыша, направился к командиру полка, видевшему вынос раненого с минного поля. Офицеры недолго обменивались короткими фразами. Оба без головных уборов, они смотрели друг на друга, разговаривая спокойно, без видимого эмоционального напряжения и жестикуляции, как будто это были гражданские люди, обсуждающие какой-то простой производственный вопрос. Затем командир полка пожал капитану Иванову руку и ушел к санитарной машине.