Василий Агафонов - Неман! Неман! Я — Дунай! Страница 27

В столь напряженный момент нужно было во что бы то ни стало парализовать управление противника, и мы начали забивать его радиостанции. На ряде частот результаты забивки оказывались столь эффективными, что немецкие радиостанции полностью прекращали работу. Правда, и нам пришлось на этом участке перейти в основном на проводную связь, прокладывать новые линии (почти все армейские и дивизионные радиостанции использовались для создания радиопомех).

Положение со средствами связи ухудшалось с каждым днем. Выходили из строя радиостанции, на исходе было анодное питание, особенно плохо обстояло с кабелем. В метель и снегопад свои же танки и автотранспорт нередко обрывали линии, ломали в темноте шестовку. А какой ущерб причинял артиллерийско-минометный огонь противника! Потребовалось срочно увеличить число контрольно-телефонных постов. На наиболее уязвимых участках создали аварийные команды. Усилили охрану и патрулирование линий.

А бои становились все ожесточеннее.

14 февраля на наш командный пункт в Бараньем Поле прибыла оперативная группа фронта. Теперь уже телефонные каналы между КП и нашим ВПУ не удовлетворяли резко возросших потребностей в связи.

— Мне здесь делать больше нечего, товарищ Агафонов. Сижу без связи. Поедем к командующему в Джурженцы, — говорит по телефону генерал Лукьянченко.

— Я готов, товарищ генерал.

— Только как будем добираться? На машине, пожалуй, не проскочим. Надо достать лошадей.

— Через двадцать минут будут две верховые лошади с коноводом.

— Жду.

Ночь безлунная и беззвездная. Темное небо висит над головой. От снега светло, но дороги не видно — все замело. Вначале по брюхо в снегу оказалась моя лошадь. Потом с трудом выкарабкался Лукьянченко.

— Давайте я поеду впереди… — предлагает коновод.

— Давай, — покровительственно разрешает начальник штаба. — А то вот мы с полковником малость отвыкли от кавалерии.

— В такую ночь не в седле мотаться, а портянки бы сушить в теплом месте, — бросаю я на ходу.

— Что проспато, то прожито, товарищ Агафонов. В такую бы ночь… Стой! — неожиданно обрывает свою мысль Лукьянченко. — Вон, смотрите. — Он выбросил руку в сторону темневших вдали кустов. Всмотревшись, я с трудом различил силуэты людей.

— Наши?! — будто с надеждой спросил Лукьянченко, а я почему-то сказал:

— Видать, наши.

— В самом деле, отсюда видать?

— Предположительно, товарищ генерал.

На этом дебаты закончились.

Дорога привела нас к связистам, которые тянули новую шестовку в расположение своей части. С трудом пробираясь по глубокому снегу, солдаты тащили на себе катушки, аппараты, шесты. Командир взвода, совсем молоденький паренек, выбрался к нам на дорогу. Весь белый от снега, он лихо пристукнул по виску обындевелой варежкой и по всей форме доложил о выполняемом задании.

Подъезжая к Джурженцам, Лукьянченко сказал:

— Да, цены нет таким солдатам. С такими солдатами нельзя не победить. Ничто им не помеха.

— Согласен. Но и немцы, наверное, сейчас не спят…

— Немцы? С отчаяния, — уверенно сказал генерал и твердо заключил: — А через пару дней им будет крышка. Это точно.

Джурженцы были буквально забиты штабами подчиненных и взаимодействующих с нами соединений и частей. На окраине — огневые позиции артиллерии и минометов. Метрах в двухстах от узла связи притаились «катюши». Зато управлять войсками отсюда удобно: командиры танковых соединений и частей то и дело появлялись на своих танках возле нашего ВПУ.

15–16 февраля соединения 27-й армии совместно с 4-й гвардейской армией, действовавшей с юга на Стеблево, продолжали вести наступление, но уничтожить окруженную группировку противника в районе Шандеровка, Стеблево не удалось.

Немцы сосредоточили в этом районе основную массу своих войск. Пытаясь разомкнуть кольцо окружения, они несли огромные потери, но контратаковали без передышки. Кольцо нашего окружения сжималось.

В ночь на 17 февраля противник решился на отчаянную попытку вырваться из котла.

Наши войска приготовились к решающему сражению.

Тишину ночи разорвали орудийные раскаты. Поставив в авангарде дивизию СС «Викинг», за ней мотобригаду «Валлония» и наиболее боеспособные части 72-й и 112-й пехотных дивизий, немцы при поддержке сильного артиллерийско-минометного огня начали атаковать нашу 180-ю стрелковую дивизию в районе Комаровки и лавиной двинулись к Джурженцам. Завязался жестокий бой. Наши артиллеристы ударили по пехоте врага с открытых позиций. Стрелковые части ввели в действие все свои огневые средства, но озверевшие гитлеровцы, не считаясь с потерями, лезли напролом. Тяжелой ценой им удалось вклиниться в наши боевые порядки и выйти в лес южнее и юго-западнее Комаровки.

Обстановка создалась весьма напряженная. Перед нашими войсками стояла задача не дать соединиться атакующим группам неприятеля, выдержать натиск и окончательно разгромить их.

В соответствии с решением командарма Трофименко 735-й стрелковый полк 206-й дивизии, усиленный десятью тяжелыми танками, во взаимодействии с 202-й стрелковой дивизией, наступавшей на Комаровку из района Хильки, нанес удар в направлении дороги Джурженцы — отметка 193,3. Одновременно 337-я стрелковая дивизия и 159-й укрепленный район продолжали наступление с севера, чтобы овладеть районом Шандеровки.

180-й стрелковой дивизии предстояло восстановить положение в районе Комаровки и уничтожить прорвавшегося противника.

Немцы, обняв друг друга и построившись в колонны, ринулись в последнюю психическую атаку. Бьют прямой наводкой «катюши», артиллерия перешла «на картечь»…

К исходу дня наша армия в тесном взаимодействии с частями других армий разгромила окруженную группировку противника и, овладев Стеблево и Шандеровкой, продолжала уничтожать недобитых гитлеровцев в районе Комаровки и в лесу юго-западнее ее.

Началась массовая сдача в плен немецких солдат и офицеров. Операция была успешно завершена.

В этих боях гитлеровцы потеряли 55 тысяч человек убитыми и ранеными. Свыше 18 тысяч сдались в плен.

Среди убитых был обнаружен труп командующего 11-м армейским корпусом генерал-полковника Штиммермана. А генералу Гилле с небольшой группой генералов и офицеров удалось ускользнуть.

После завершения Корсунь-Шевченковской операции создались благоприятные условия для перехода советских войск в новое большое наступление с целью полного разгрома фашистских захватчиков на Правобережной Украине.

Меня вызывает начальник штаба генерал Лукьянченко. Интересуется потерями связистов.

— Кстати, товарищ Агафонов, немедленно свяжитесь с начальником связи фронта генералом Матвеевым и доложите о состоянии войск связи армии.

В ходе Корсунь-Шевченковской операции нашу 27-ю армию переподчинили 2-му Украинскому фронту, Моим начальником по линии рода войск стал генерал Николай Степанович Матвеев, которого я хорошо знал по Северо-Западному фронту.

Н. С. Матвеев (фото 1946 г.)

— Товарищ генерал, — обращаюсь я к начальнику штаба, — сколько времени в нашем распоряжении и как долго мы пробудем здесь?

— Очень недолго, товарищ Агафонов, и времени в нашем распоряжении, считайте, почти нет. Готовится новое наступление. — Лукьянченко подошел, положил мне на плечо руку: — Хочу поздравить вас, Василий Прохорович, сейчас только узнал: наши войска освободили Старую Руссу.

Эта добрая весть принесла радость и одновременно отозвалась болью: сколько бесплодных атак, сколько погибших товарищей, сколько сомнений и горечи связано с названием этого древнего города. Старая Русса… Мы штурмовали ее еще зимой 1942 года, а освободить ее удалось только теперь, зимой 1944 года… Неудачи, наверное, сближают людей больше, чем успехи. И те, с кем мне пришлось пережить неудачи под Старой Руссой, как-то крепче остались в памяти.

Вот и Лукьянченко даже после такой блистательной победы, которую мы только что одержали, не просто сообщил об освобождении Старой Руссы, а поздравил меня. Все мы, наверное, носили в сердце этот город, как ноющую рану.

23 февраля командарм Трофименко собрал офицеров штаба, чтобы отметить 26-ю годовщину Красной Армии и поздравить нас с победой в Корсунь-Шевченковской операции. Он подвел итоги сражения, отметил особо отличившихся офицеров, остановился на трудностях и специфике предстоящих боев.

С. Г. Трофименко (фото 1945 г.)

— На подготовку операции нам отведено только десять дней, — предупредил командарм. — Враг не успел еще как следует укрепиться. По сведениям разведки, в тактической зоне противника имеется в настоящее время только одна главная оборонительная полоса глубиной до восьми километров. Весна обещает быть ранней, и, если мы задержимся с началом наступления, все сорвется. Прошу учесть, мы с Лукьянченко доложили командующему фронтом генералу Коневу, что армия будет готова начать наступление в назначенный срок…