Антон Блажко - Единственный чеченец и другие рассказы Страница 27

Фронтовое обращение польстило Балинюку, а над "Кавказскими пленниками" с «Чистилищами» здесь оставалось только улыбаться. Благородные горцы вплоть до плечистого бандитского главаря, то избыточный кошмар отрезанных голов, цепляемых к стреле гранатомета…

Чехи больше не приехали, хотя явно что-то выяснили и могли копать дальше. Верно, нашлись свидетели, видевшие схватку из ближних домов, либо местные упыри хватались за любой повод куснуть федералов, а прокурорский, накручивая страсти, домыслил истинный ход событий. О той ночи участники не говорили даже меж собой, но пакостное чувство едва не пойманности у всех, особенно Чайкина, осталось. На чем — другой разговор, правильно тор, что тобой сделано. Если б обобрали или мочканули кого по беспределу, а то несчастная школа. Тут не их вина, не директора — играют политики наверху, вновь создают и укрепляют тут власть, с которой придется воевать когда-то. За дело голову класть не жаль, обидно служить чужой корысти. Школу к сентябрю подремонтируют, и так была не дворец, а детей здесь не учить, а стрелять надо… Нынешние бандиты погибнут, отойдут от дел, свалят куда-нибудь или перемрут от старости, но их ряды пополняет смена из таких вот школьничков с рюкзачками. Замкнутый круг, решение одно — к чертовой матери отсоединить их, а как бросать этот клочок страны, столько раз политый кровью…

Отношение Чайкина к шефу заметно улучшилось, он словно открыл в нем положительные качества, Балинюк со своей стороны тоже помягчел. Иначе вряд ли начштаба стал бы выполнять почти без возражений все его приказания, вследствие чего под занавес командировки случилось второе примечательное событие, запомнившееся надолго всем.

На исходе лета в горах произошел бой между выдвинувшимся подразделением мотострелков и партизанами. Специальные группы, покинув основные силы у конца проезжих дорог, регулярно уходили на чистку зеленых массивов, пропадали среди круч и теснин по нескольку дней. Иных возможностей хоть как-то контролировать огромную территорию просто не было. Войскам пришлось туго, с ранеными и «двухсотыми», для поддержки и эвакуации вызвали вертолеты. На проведение "акции возмездия" через блокпост вскоре прошла в ущелье длинная колонна с минометами, парой гаубиц и даже танком, имея целью обнаружение и ликвидацию прорвавшегося, конечно же, из сопредельных районов крупного отряда боевиков. Над дорогой весь день кружили «стрекозы», к вечеру прожужжавшие назад — темнота опасно винтокрылым.

Трасса на всем протяжении была перекрыта, и бойцы лениво сидели у опущенного шлагбаума на скамейке, заплевывая семечной шелухой окрестную площадь. Слушали боевой канал, ничего особенного не происходило. Донеслись слабые отдаленные раскаты — артиллерия обработала контрольные точки и смолкла, по населенным пунктам стрелять нельзя, в дикие скалы бессмысленно. Гражданских машин не показывалось вообще, пешие брели редко, налегке они вообще обходили пост боковыми тропами, все перелески не закроешь, разве что село колючкой под током обнести… Сутки прошли необыкновенно спокойно.

На следующее утро, позавтракав, новая смена оттащила уже скамью в тень и сибаритствовала, укрыв под скинутыми брониками пивной пузырь. Непьющий спортсмен дергался под ритм наушников и первым заметил вынырнувшую из-за поворота фигуру. Пожилой чечен в темном пиджаке и шляпе на затылке семенил к посту, то прибавляя шаг, то бессильно волочась с прижатой к сердцу рукой. Добежав, он едва не рухнул на бело-красную поперечину, хватая воздух открытым ртом, насторожившиеся парни подошли с другой стороны. Пыль на кирзовом лице мужика бороздили ручейки пота, сквозь хрип не сразу удалось разобрать:

— Ребят, помогите пожалуйста, умоляю! Машина заглохла, никого совсем нет, в больница еду. Вот денги… Старший ест?

Обращаясь то к одному, то к другому, он совал пачку мятых десяти- и пятидесятирублевок из внутреннего кармана. Стряхнувший лень Годзилла придержал его за рукав:

— Погоди, сам-то кто будешь? Документы есть?

Пока все изучали мятый советский паспорт, старик торопливо, мешая слова, объяснял: невестка рожает тяжело с ночи, в аулах даже захудалого фельдшера не осталось, бабки не помогли, сказали — надо в больницу, не то умрет. Упросил солдат выпустить на трассу, пять раз проверили машину, даже женщин, с ними поехала тетка по матери, обыскали, но разрешили наконец, спасибо им. Санитар у военных был, ответил "катись давай, не роддом тут"… Километров за семь от поста машина стала на безлюдной дороге, и все попытки реанимировать ее оказались тщетны. Невестка исходит криком, пришлось бежать сюда, помогите, будьте людьми!

Бойцы переглядывались — может, и так, больно искренне дядька все излагал. Человеческие нужды сохраняются в самых тяжких условиях, не из-за силы жизни, куда от них просто деться. То же появление ребенка обычно радует всех, а тут…

— А сын где, чего сам не возится с женой? — поинтересовался Годзилла.

— Нету сына, пропал без вести. Говорят, убили.

— Кто убил — наши, как всегда? Федералы, военные?

— Зачем ваши, сами ничего не знаем…

Бойцы переглянулись. Подошедший Чайкин, листая паспорт и зачем-то глянув на свет права, вник в ситуацию и ответил без обиняков:

— Чего ты от нас хочешь, дед? Движение запрещено, без письменного разрешения коменданта ты вообще здесь возникать не должен, можем задержать и сдать в отдел до выяснения. Ладно уж, раз беда, беги до кого-нибудь проси транспорт, но в темпе, чтоб глаза не мозолить. Обстановка — сам понимаешь, а вы посмотрите его сначала.

Пока ближний хлопец неохотно щупал карманы, вздевший к небу руки мужик запричитал:

— Кого я найду здесь, родных нет, девочка совсем умрет, пока я бегать стану! Их там какой-нибудь бандиты или солдат может застрелили уже, а вы меня забирать хотите. Вызовите хоть санитарный машина, спасатели, я не знаю, Богом прошу! Отблагодарю всех, клянусь, никогда не обманывал. Жили одна страна, было нормально, а теперь из-за этой политики война и все погибай, не жалко, да? Что мы, не люди?

Прижимая руки к груди, то простирая их к Чайкину, он готов был зарыдать. Начштаб утомленно слушал очередные излияния того, кому надо что-то в обход правил, уверенного в своей житейской правоте вопреки бездушному закону. Объясняться не имело смысла, проситель сознает лишь бытовую, человеческую сторону действительности, а ты ему вынужден толковать о формальной. Служба избавляет от чувствительности быстро, хотя дедка было где-то жаль, но зачем брать ответственность — не за гроши же, всучиваемые прилюдно, что по понятиям влекло отказ или дележ на всех. Чеченца, дав сколько-то выговориться, он бы отшил, но из-за поворота вырулил отрядный УАЗ, Балинюк мотался с утра по своим бесконечным надобностям.

— Шо таке? — высунулся он из двери поверх снятой в жару оконной части, когда машина подкатила к шлагбауму.

— Да вот… — Чайкин изложил просьбу старика. Тот, почуяв в Балинюке главного, хотя майорские звезды не были видны под разгрузкой, пытался вставить что-то, обращаясь к нему подчеркнуто уважительно и просящее.

Приказав убрать купюры, командир тяжело спрыгнул на асфальт, забросил на плечо автомат со сложенным прикладом и кивнул начштабу — отойдем. У прохода на блок, где их не могли слышать, полупопросил:

— Михей, съезди с ним. Возьми пару бойцов, дело-то плевое, заведете драндулет или сюда притащите, дальше пусть чешется сам.

— Да на кой он сдался? — развел руками эмоциональный Чайкин. — Бюро добрых услуг? А если подстава или отловят его дальше по трассе, представляешь, какой шухер будет?

— Не проезжал через нас, ты словно первый раз замужем. И что там может быть, если вся территория перекрыта? Иногда надо по-людски, поставь себя на его место. Девка помрет, мороки тоже не оберемся — "оставление в опасности", тут ведь теперь закон и порядок. Знал бы ты, сколько мне проставляться за ту школу пришлось… Местные озлобятся, а так я уж организую звон, как мы простому чеху помогли. Шалить меньше станут.

— Дипломат ты, елы, а нас пусть грохнут к чертям? Тогда давай «скорую» вызовем или хоть коновала из медпункта захватим какого-нибудь…

В райцентре при наскоро восстановленной больнице организовали неотложную помощь с двумя машинами и сменными бригадами российских врачей, но они за три улицы не ездили без охраны. Пока свяжешься с ВОВДом, там расчухаются да съездят к медикам, а у тех дай Бог чтоб хоть один РАФ, списанный где-нибудь в рязанском облздраве, был на ходу. Здешняя лекарня держалась на бабке-фельдшерице, которую щадила любая власть, универсалке с большим опытом, но уже ветхим здоровьем, да тут и молодые им не пышут. Она сидела в основном дома, средства и инструменты тоже практически отсутствовали. Где ей управиться с трудным случаем родов, да еще ехать куда-то, сколько времени уйдет объяснять, уговаривать, не под стволом же тащить, а потом будет еще собираться. Решительно прогнать старого — черта с два он транспорт найдет, если нет родичей, кому надо в такой обстановке связываться, не миллион же дает, и мало транспорта осталось у сельчан, весь дышит на ладан. Это до войн в каждом дворе красовался «Жигуль» и безотказная старая «Волга» для окрестных дорог, на которой хоть к отаре, хоть в лес, с прицепом за сеном на горные луга. А и найдется кто — трясти их станут на каждом шлагбауме и временных армейских заставах, разбросанных до конца операции тут и там. Вот подкинул дед геморрой со своей молодой дурой…