Николай Дмитриев - Третья причина Страница 28

— Не помешаю?

— Нет, нет, прошу вас…

Молодой человек оживился, показал Иртеньеву на противоположное кресло и, дождавшись, когда полковник сел, поинтересовался:

— В картишки… Не желаете?

В руках молодого человека тут же возникла колода, которую он начал с удивительной ловкостью тасовать.

— Да нет, — улыбнулся Иртеньев. — Разве что вечером…

— Ну, как хотите…

Молодой человек выложил на стол три карты, так что средняя выступала немного вперёд, и подмигнул Иртеньеву.

— Загадайте число…

— Число? — полковник немного подумал. — Извольте… 212…

— Прекрасно… — Молодой человек быстро передвинул среднюю карту назад и попросил. — Пожалуйста, другое число…

— Как угодно… — Иртеньев пожал плечами. — 121.

Молодой человек стремительно убрал колоду и выжидательно посмотрел на Иртеньева. В свою очередь, полковник прислушался, не появился ли кто в столовой, и коротко приказал:

— Докладывайте, поручик.

— Слушаюсь, — молодой человек наклонил голову и заговорил вполголоса. — Сначала Киль. Подводные лодки типа Е, номера 109, 110, 111[24] строятся. Есть трудности, но фирма пока справляется. Имею сведения, что для себя немцы разрабатывают совершенно новую лодку под индексом U-1. Прикажете заняться вплотную?

— Не надо. Думаю, наш «Дельфин»[25] уже во Владивостоке.

— А «передвижной предохранительный буй»?[26] — улыбнулся поручик. — Надеюсь, уже тоже там?

— Там, — подтвердил полковник.

Мимолётная улыбка исчезла с лица поручика, и он озабоченно обратился к полковнику:

— Позвольте спросить, действие пулемёта Хайрема «Максима» на самом деле такое, как о нём пишут?

Говоря так, поручик, видимо, весь находился под воздействием европейских реляций с театра военных действий, однако Иртеньев и не подумал его разубеждать. Больше того, полковник вздохнул, и то ли дополнил, то ли уточнил сказанное:

— К сожалению, это правда. Там где у противника есть пулемёты, наступление в плотных порядках просто невозможно…

— Между прочим, — осторожно заметил поручик, — французы ещё год назад установили пулемёт на полублиндированный автомобиль, а здесь, в Германии, в этом направлении активно работает фирма «Энхард».

— Да, мы знаем, — коротко ответил полковник, но, заметив на лице поручика некоторое разочарование, усмехнулся. — Могу сообщить, наше военное ведомство уже заказало сразу десять таких машин конструкции Накашидзе, но, должен вас огорчить, это не решение проблемы…

— Почему? — искренне удивился поручик.

Поручик с его молодой горячностью сейчас особо был симпатичен Иртеньеву, и потому полковник позволил себе некоторую фамильярность.

— Да потому, мой юный друг, что манчжурские дороги непроходимы даже для простых камионов…[27]

— И что же, — поручик вздохнул, — никакого средства нет?

— Почему же? Артиллерия и рассыпной строй…

Иртеньев поднялся, подошёл к арке и, убедившись, что столовая всё так же пуста, вернулся на место. Ждавший его поручик так преданно смотрел на полковника, что Иртеньев, почувствовав к молодому человеку ещё большую симпатию, доверительно сказал:

— Вообще-то для нас там главная трудность — разведка. Горы, долины, карт нет, китайского языка никто не знает, в общем… — Иртеньев безнадёжно махнул рукой, однако тут же добавил: — Правда, в Манчжурию отправлен воздухоплавательный отряд, но привязные шары хороши только в позиционной войне.

— Понимаю, — поручик подобрался. — Теперь Париж. Сантос-Дюмон так ловко научился летать на своём дирижабле, что пользуется им почти как автомобилем.

— Ну-ну, — оживился Иртеньев. — Как вы считаете, использовать для разведки можно?

— Бесперспективен. Его аппарат мал и легко обстреливается из винтовок. — Поручик сделал многозначительную паузу. — А вот «Lebaydy»[28] поднимается на 2 км и имеет скорость 36 км. И ещё, есть обнадёживающие сведения из Америки…

— Знаю…

Полковник снова встал и, время от времени поглядывая на оставшегося сидеть поручика, принялся расхаживать по гостиной. Да, похоже, на молодого человека можно положиться, и, значит, ему, полковнику Иртеньеву, задерживаться в Германии незачем…

Огромный лайнер «Германо-Американской линии» мягко качало на океанской волне. Полковник Иртеньев, погрузившись в размышления, вторые сутки практически не выходил из своей каюты и, лёжа поперёк койки, машинально переводил взгляд с одной картины на другую. Два пасторальных пейзажа, вставленные в поблёскивающие золотом рамки, украшали противоположную стену каюты.

Мысли полковника, всё это время крутившиеся вокруг одной и той же темы, изредка вдруг уходили в сторону, и тогда ему вспоминалось что-либо совершенно постороннее, казалось бы, никак не связанное с его теперешним положением.

Вот и сейчас, слегка качнувшись на койке, Иртеньев вдруг сравнил свою большую каюту первого класса с маленькой бонбоньеркой «Зуава». Там его ноги свободно упирались в противоположную переборку, скромный пакетбот изрядно мотало, и полковник неожиданно понял, что он почему-то почти от самого Петербурга всё время сравнивает своё теперешнее путешествие с тем давним африканским вояжем.

Совпадений и вправду выходило достаточно, а уж встреча с давним комбатантом, вытащившим его когда-то из стамбульской западни, вообще показалась добрым предзнаменованием и, придя к такому заключению, полковник вновь принялся сопоставлять всё известное ему на данный момент.

Конечно, то, что строящийся броненосец «Орёл» едва не утонул у причальной стенки, можно объяснить стечением обстоятельств… Но ведь временные пробки заклёпочных дыр могли выбить и преднамеренно, отчего вода попала в корабельный корпус, а уж это сбрасывать со счетов никак не стоило. Зато стальные опилки в маслёнках упорного подшипника всё того же «Орла» и повреждение цилиндра правой машины крейсера «Олег» — уже прямая диверсия, вызванная то ли нежеланием матросиков идти на войну, то ли причинами посерьёзней. Во всяком случае, задержка с выходом налицо, и очень возможно, что злоумышленников надоумил кто-то весьма заинтересованный…

Неожиданно вспомнился старый моряк, попутчик до Гамбурга, с его опасениями относительно Зондского архипелага. Да, этот мореман, так ратовавший за Северный путь, и не догадывался, что уже тогда, совсем рядом с ними рыскали японские миноносцы, подстерегая русские корабли.

Откуда они там взялись, для Иртеньева было предельно ясно. Видимо, не зря в Европе побывал маркиз Ито,[29] да и специальная японская миссия, прибывшая годом позже с поручением «изучить постановку военного кораблестроения всех стран», видимо, тоже времени зря не теряла.

Отношения между Россией, Англией и Швецией тоже были понятны, но вот позиция Германии в свете событий у Доггер-банки заставила Иртеньева поломать голову. Цель всех этих событий, конечно, одна: всемерно задержать выход 2 ой эскадры. Но какой смысл немцам устраивать провокации?

Прикидывая всяческие варианты, полковник пришёл только к одному выводу. Или немецкий капитан действовал по чьему-то наущению, но как бы от себя, или Германия хочет очистить Балтику от русских кораблей и всячески способствует походу, а заодно не прочь и рассорить Россию и Англию.

Правда, английскую военную угрозу Иртеньев откинул сразу и бесповоротно. Все угрозы, которыми полны газеты, не более чем дипломатический блеф. Какой смысл Англии воевать с Россией самой, когда это с успехом делает Япония, и потому весь Гулльский инцидент не более чем очередная, но крайне неприятная задержка…

Окончательно придя к такому выводу, полковник облегчённо вздохнул и вдруг, совсем по-мальчишески, попробовал дотянуться ногами до противоположной стены каюты. Однако океанский лайнер — это конечно же не небольшой «Зуав», и полковник, в результате безуспешной попытки, только шлёпнулся на пол.

Весело рассмеявшись, Иртеньев поднялся, с улыбкой обозрел окружавшую его роскошь, привёл в порядок костюм и, придирчиво оглядев себя в высоком зеркале, вделанном прямо в двери каюты, вышел в коридор.

Пройдя коридором, полковник по ступенькам, которые больше походили на лестницу шикарного дома, чем на корабельный трап, поднялся в музыкальный салон, специально предназначенный только для обитателей одноместных кают.

Отсюда через вход, предусмотрительно скрытый бархатной портьерой, можно было пройти прямо в столовую первого класса, устроенную в нижнем этаже палубной надстройки роскошного «Кайзера».

Чуть отодвинув бархатный занавес, Иртеньев увидел, что корабельные стюарды ещё хлопочут возле столов, расставляя недостающие приборы и, отпустив штору, направился к боковому выходу из салона.