Юрий Герман - Подполковник медицинской службы Страница 29

— Значит, этот вопрос будем считать исчерпанным и вернемся к делам. Первое — это наша Анжелика. Мне бы хотелось поставить вопрос насчет присвоения ей нового звания. Вот тут я написал докладную записку, просмотрите, пожалуйста. А это насчет Верочки. Я представил ее к награждению, но майор Баркан считает, что она недисциплинированна…

— Надоел мне ваш Баркан, — сказал Дорош.

— А я к нему стал присматриваться с интересом, — возразил Левин. — И думаю, как это ни странно, что мы с ним, в конце концов, сработаемся. Он человек тяжелый, но и я ведь не конфетка…

Потом они вместе долго разговаривали по телефону с интендантом Недоброво. Недоброво опять отказался дать наматрасники и полторы тонны подарочного лука. Левин пытался вырывал у Дороша трубку и шипел:

— Скажите ему, что он рано или поздно будет снижен в звании. Этот лук мне лично обещал Мордвинов, и там у него бумага есть. Дайте мне трубку. И скажите ему, что я отказываюсь брать только эту американскую колбасу. Скажите про колбасу…

В конце концов он выхватил трубку, но прежде чем начать разговор с Недоброво, шепотом сказал Дорошу:

— Слушайте внимательно! Сейчас вы увидите, как надо говорить с этим Плюшкиным.

Спектакль продолжался минут двадцать и кончился тем, что Недоброво поклялся сейчас же отпустить и наматрасники, и мясо вместо колбасы, и даже рис вместо пшеницы, по поводу же лука он принес свои извинения.

— Видите? — сказал Левин. — И знаете, в чем дело? Он меня боится. Он меня боится как огня. И только потому, что каждый раз, когда мы встречаемся, я говорю ему всю правду про него. Людям надо говорить правду, они от этого становятся лучше.

Вечером начались боли.

Александр Маркович позвонил Анжелике и велел принести морфий. Через два часа она сделала еще укол.

Под утро он позвонил Верочке. Анжелика стала бы отговаривать. Когда Верочка пришла к нему, в его косую, ярко освещенную комнату, он сидел на койке поджав ноги и говорил громким, каркающим голосом:

— Только попрошу вас со мной не торговаться ни сейчас, ни в дальнейшем. Понимаете? И зарубите это себе на вашем курносом носу. Не торговаться, не возражать, а исполнять расторопно, быстро, как только последовало приказание. У меня все.

Верочка спросонья дрожала, за стеною со скрипом ворочался моечный барабан, часы-ходики на стене отсчитывали секунды со звоном. Она сделала ему укол, и Александр Маркович лег. Верочка укрыла его одеялом до подбородка и спросила:

— Посидеть с вами, товарищ подполковник?

— Нет, идите! — ответил он.

Не дождавшись, покуда он закроет глаза, Верочка все-таки села. Он, казалось, дремал.

Минут через сорок Левин вдруг посмотрел на Верочку и сказал:

— Если я сказал — идите, так это значит, что вы должны уходить, а не рассиживаться, как баронесса. У меня все прошло. Вы же медик, должны понимать.

20

— «Букет», я — «Ландыш», — деловито произнес голос из репродуктора, — я — «Ландыш», «Букет», «Букет», я — «Ландыш». Четыре транспорта вышли из фиорда. Четыре больших транспорта. Буду считать эскорт, прием, прием…

Командующий стоял, облокотившись на балюстраду. Начсанупр Мордвинов негромко, как бы рассуждая, рассказывал о болезни Левина. Командующий молчал, иногда сбоку поглядывая на Мордвинова и далеко держа руку с папиросой.

Когда Мордвинов кончил, на вышке было совсем тихо, даже репродуктор молчал. Только ходил из угла в угол Зубов да шелестели листки радиоперехватов в руке у дежурного.

— Что там? — спросил командующий не оборачиваясь.

— Тревога по всему побережью, — быстро ответил дежурный, — большие силы бросили прикрывать караван. Вся группировка в воздухе. И «Великая Германия» тоже.

— Ну и дать им сегодня за все, — вдруг с плохо сдерживаемой яростью сказал командующий, — за все, что было, полностью. Начинайте, Николай Николаевич! Как у вас с расчетом времени?

Зубов ответил, что с расчетом времени порядок. Сейчас пойдут штурмовики.

— Задача такая, чтобы им не позволить эвакуировать своих солдат, — пояснил командующий начсанупру, — они эвакуацию начали, так мы не дадим. Шутки в сторону.

Мордвинов молчал, вглядываясь в розовеющее небо. Грозный, нарастающий волнами грохот мощных моторов, казалось, уже заполнил все вокруг, но это было еще только начало. Новая огромная армада кораблей построилась в боевой порядок и легла на курс. Это шли бомбардировщики. За бомбардировщиками пошли торпедоносцы.

— Вот мы какие, товарищ генерал-доктор, — сказал командующий. — Это вам не сорок первый.

— И Петров с ними? — спросил Мордвинов.

— А разве ж его удержишь? Штурманом пошел, а на своем настоял.

— Большой удар, — сказал Мордвинов. — Еще не было таких, — верно, Василий Мефодиевич?

— «Букет», я — «Ландыш», — заговорил голос в репродукторе, — «Букет», я — «Ландыш». Штурмовка проходит нормально. Нахожусь в районе цели. Противник оказывает сопротивление. Ведущий «Тюльпан» загорелся. «Тюльпан» первый загорелся. Прием, прием!

Зубов повернул к себе микрофон. Командующий велел ему прикрыть Ватрушкина. Вновь заговорил «Ландыш». Теперь он рассказывал подробности штурмовки. И голос у него был такой, будто он говорит из штаба, а не висит над грандиозным воздушным сражением.

— Теперь не надо их дергать, — сказал командующий, — теперь им не до советов. Теперь работа.

Он опять закурил, слушая голоса из репродуктора.

— И сын ваш там? — спросил Мордвинов. Командующий кивнул. Синие глаза его блеснули и потухли. Погодя, он покрутил головой, словно воротник кителя давил ему шею, и сказал:

— Стрелком летает в штурмовой авиации.

Помолчал и добавил:

— Хорошо им! А ты… слушай… дожидайся…

«Вот и Левин так же, — почему-то подумал Мордвинов. — Совершенно так же!»

— «Букет», я — «Маргаритка» шестая, я — «Маргаритка» шестая. «Тюльпан» первый перетянул линию фронта и сел благополучно, — быстро и хрипло заговорил репродуктор. — «Букет», «Тюльпан» первый сел нормально.

На мгновение командующий отвернулся, потом сказал негромко:

— Пошлите, Николай Николаевич, туда эмбээр, он на озерцо и сядет. И прикрытие пошлите. Да, вот еще что — пусть Ватрушкину вымпел сбросят, а то он там с ума сходит. В самом начале срезали, — наверное думает Ватрушкин наш — все дело провалилось. Значит, вымпел и записку. Записка такая…

Он нахмурился, крепко придавил окурок в пепельнице пальцами и продиктовал:

«Дорогой товарищ Ватрушкин! Поздравляю вас с образцовым выполнением задания, штурмовка прошла отлично, представляю к награждению орденом Красного Знамени, жду на командном пункте после того как покажешься врачу». Подпись. Все.

Вновь заговорил «Ландыш». Второе немецкое судно взорвалось. На барже возник пожар.

— Ну, а насчет Левина — что же? — сказал командующий. — Я того же мнения, что и вы, Сергей Петрович. Он с нами жил — естественно, ему с нами и оставаться до конца. Я его совершенно понимаю. Морально мы его поддержим, верно, Николай Николаевич?

Зубов кивнул.

— Вот так, — сказал командующий, — а что касается Харламова, то я, конечно, не специалист, но так слышал, что в ученом мире он большой авторитет. Да ведь, с другой стороны, Сергей Петрович, в нынешней войне, насколько мне известно, крупные врачи не только в Москве. Они и в армиях и на флотах. Верно я говорю?

Мордвинов согласился: конечно, верно. Харламов — хирург очень крупный. И в ближайшие дни, как он докладывал, будет оперировать Левина тут, в гарнизонном госпитале.

— Так просто взрежет или в самом деле поможет? — спросил генерал.

Начальник санитарного управления промолчал.

— Да, болезни-болезнишки, черт бы их драл, — опять заговорил командующий, — раки все эти, ангины, скарлатины. Кстати, Сергей Петрович, что это за штука, этот рак? Или канцер, как вы говорите? Ужели ничего с ним невозможно поделать?

Подавляя раздражение, Мордвинов покашлял. Он очень не любил эти дилетантские вопросы и никогда не знал, как отвечать на них.

— Смотря в каком случае, — подбирая слова, сказал он, — ведь рак, Василий Мефодиевич, это что такое? Это такая, понимаете ли, пакость, которая развивается из клеток эпителия различных органов и, прорастая в соединительные ткани, разрушая мышцы, кости, ткани, разъедает кровеносные сосуды. Есть такая теория, что тут главную роль играют сохранившиеся эмбриональные клетки… впрочем, это слишком все сложно, — еще более раздражаясь, сказал Мордвинов, — существенно тут, пожалуй, только то, что прорастающие раковые клетки попадают в лимфатические сосуды, образуя метастазы…

Командующий слушал с терпеливым и слегка насмешливым выражением.

— Ну да, ну да, — вдруг перебил он, — я вот слушаю и думаю, кого это мне напоминает? — Он усмехнулся. — Очень, знаете, напоминает, слово вам даю, только вы не обижайтесь, идет? В Испании один дядька был — американский житель, да вы же его знаете, он тоже по санитарной части работал, так вот он, не обижайтесь только, Сергей Петрович, совершенно так же фашизм объяснял. И куда он прорастает и из чего состоит. Помните американца этого? В желтой кожаной жилетке ходил и все фотографировал. А главная его мысль была, что фашизм подобен раку и что бороться с фашизмом так же бессмысленно, как пытаться победить рак. И врал, подлец! Врал, собачий сын! Потому что мы фашизм не только бьем, но и побеждаем и вскорости победим, по крайней мере немецкий фашизм. Вот ведь что мы делаем!